Охотники до чужих денежек - Романова Галина Владимировна - Страница 40
- Предыдущая
- 40/60
- Следующая
– Эмма... – хрипло прошептал он, зарываясь лицом в волосы девушки. – Сделай все сама... Я прошу тебя...
– Я все сделаю, – отрезвляющим душем обрушился на него абсолютно чужой голос. – Я все сделаю, Алик...
Секс был быстрым, яростным и опустошающим. Спустя десять минут, откинувшись друг от друга и тяжело дыша, молодые люди невидяще уставились в потолок.
Первой нарушила молчание Анна.
Вернувшись из ванной и застав молодого человека в прежней позе, она присела рядом с ним, тряхнула влажными волосами над его лицом и, не дождавшись ответной реакции, ласково провела ладонью по его глазам.
– Эй, очнись, – позвала она его, когда реакции с его стороны вновь не последовало. – Ты живой?
– Не знаю, – отозвался он не сразу, и в голосе его было больше горечи, нежели каких-либо иных чувств. – Я про себя давно уже ничего не знаю. Жив я или умер...
– Это связано с ней? – Анна забралась на тахту с коленками и, заставив парня перевернуться на живот, принялась массировать ему спину. – Ну, с той женщиной, чье имя ты выкрикивал во время секса?
– Да...
– Она красивая? – она спросила это скорее по инерции, чем по наитию. И тут же замерла, предвкушая его ответ.
– Очень, – обронил он неохотно. – Она красива, как богиня. Лицо, тело... Глаза...
– Ты любишь ее?
– Я?! – Он так резко приподнялся, что Анна соскочила с его поясницы и больно ударилась головой о стену. – О, господи! Прости меня! Я не хотел! Это неожиданно получилось.
Анна потерла ушибленное место и попыталась улыбнуться. Ей очень хотелось прикинуться обиженной, да слишком уж интригующей была тема разговора. Слишком болезненными были его объятия, особенно в те моменты, когда он с зубовным скрежетом выплевывал из себя это редкое имя загадочной и неведомой ей женщины...
Анна позволила обнять себя, прижалась к разгоряченному телу парня и, выдержав паузу, переспросила:
– Ты любишь ее?
Вениамин молча стиснул ее плечи и несколько раз прерывисто вздохнул:
– Я ее ненавижу! Только одного человека я ненавидел так же сильно, как ее!..
Она чувствовала, с каким великим трудом продирается из него каждое слово. Понимала, что нужно остановиться и перестать терзать его вопросами, о которых забудет завтра же. Но остановить неуемное бабье любопытство было ей не под силу. К тому же в глубине ее души тлел огонек непонятной, какой-то раздражающей ее ревности. Ей сложно было признаться самой себе в том, насколько разочаровывающим оказалось сегодняшнее рандеву. Ни один из ее прежних клиентов, обладая ею, не выкрикивал имени другой женщины. Все, буквально все, были настолько поглощены и очарованы ее красотой, что существование других женщин предавалось забвению, стоило ей скользнуть в их объятия. А тут нонсенс какой-то...
– Но ты выкрикивал ее имя! – заворочалась Анна в его объятиях. – Ты так желал ее! Или я ошибаюсь?
– Хотелось бы мне, чтобы это было именно так... – Вениамин отстранился и, спустив ноги на пол, оперся локтями о колени. – Это колдовство какое-то, наваждение. Я даже не знаю, каким еще определением можно охарактеризовать мое теперешнее состояние. Я ненавижу ее и желаю! Я готов придушить ее, когда она рядом, но если она плачет, я готов рыдать вместе с ней. Проклятие!..
– Странно это все. – Анна озадаченно покачала головой, машинально накручивая на палец локон смоляных кудрей. – Ты ее ненавидишь и тут же желаешь... А, кстати, кто тот другой, кто пользуется такой же привилегией, что и она?
Вениамин оглянулся на девушку и, прищурившись, несколько минут молча ее разглядывал. Она прекрасно понимала, что происходит сейчас в его душе. Желание освободиться, выплеснув все потаенное, яростно боролось с природным недоверием и осторожностью. Пальцы его судорожно сжимались и разжимались, губы подрагивали, дыхание сделалось прерывистым.
– Да, нелегко тебе, – с сочувственными нотками вырвалось у нее, и ее рука сама собой легла ему на губы. – Если не хочешь, то не говори. Если это так трудно для тебя.
– Мне трудно, но я скажу. – Вениамин отпрянул от ее ладони, словно боялся встретить на своем пути препятствие, способное помешать его минутному порыву. – Тот человек, которого я ненавижу так же люто, как и ее, – мой отец! Но он теперь мертв, и ненавидеть его вроде как уже ни к чему...
– Ничего себе! – присвистнула она удивленно. – Славненький расклад случился в твоей жизни. Отца ты ненавидишь, вернее, ненавидел. Хотя он родной тебе человек, роднее не бывает. Ну да он теперь мертв, и спрашивать, за что ты его ненавидишь, уже не нужно. Женщину, которую желаешь страстно, тоже ненавидишь. Она-то чем заслужила подобное славное чувство?
Ей даже показалось, что он застонал, а может, только показалось, но побледнел страшно, в этом сомнений не было...
– Что сделала она? – вновь подначила его Анна. – Чем она виновата перед тобой?
– Тем, что и она тоже его дочь!
Глава 21
Вера Васильевна вялыми движениями вытирала поверхность стола в кухне и насупленно молчала. Тревожно было у нее на душе сегодняшним утром, очень тревожно. Она и сама бы затруднилась определить первопричину своего беспокойства. Просто глодало что-то нехорошее изнутри, изводило до боли сердечной, не давало отдохновения душе. А тут еще Данила куда-то запропастился, стервец. Только-только хотела было поговорить с ним серьезно, а он словно сквозь землю провалился. Не звонит и глаз домой не кажет второй день. Что ему до материнской тревоги? Он свое дело сделал и отчалил...
Вспомнив о скандале, учиненном ей Зинкой с первого этажа два дня назад, Вера Васильевна тяжело опустилась на табуретку и всхлипнула.
– Всех вас засажу за решетку, сволочи!!! – брызгала слюной Зинка, потрясая перед ее носом сухонькими кулачками. – Так над девкой измываться! Сначала ты, паскудина, ее на весь подъезд хулила, а затем сынок твой, чтоб ему ни дна ни покрышки! Ну да он за это ответит! Я первая свидетельницей пойду и упрячу твое чадо за решетку на десять лет! Непременно упрячу!!! Только бы девочку разыскать. Только бы с ней ничего не случилось...
Зинка, конечно же, гадкая баба. Склочная и сварливая, но не признать правоты ее обвинений не могла даже она, Вера Васильевна, хотя речь и шла о ее сыне.
– Наворотил дел, стервец, – продолжала всхлипывать Вера Васильевна, вытирая уголком кухонного полотенца слезы, обильно заструившиеся по ее лицу. – А что же теперь?..
Во входную дверь вдруг ударило чем-то тяжелым, затем последовала пауза и снова частая дробь ударов. Вера Васильевна настороженно прислушалась, не решаясь подниматься со своего места. Кому понадобилось барабанить в ее дверь, было для нее загадкой. Данила всегда открывал дверь своим ключом. Если же был не в состоянии этого сделать самостоятельно, то, ткнув палец в звонок, не отнимал его до тех пор, пока мать не втаскивала его бесчувственное тело в квартиру...
Дверь продолжала содрогаться от ударов, и хозяйке все же пришлось сползти с табуретки.
Вера Васильевна втиснула глаз в дверной глазок и в следующее мгновение уже поворачивала ключ подрагивающими пальцами.
– Что это?.. – просипела она сдавленно, прижимая к пышной груди полотенце. – Что вы с ним сделали?!
Парни, поддерживающие под руки обвисшего Данилу, переглянулись и лишь недоуменно пожали плечами. Были они почти одного роста, с бритыми наголо черепами и со смазанными, какими-то безликими физиономиями.
Вера Васильевна по-настоящему перепугалась. И не столько состояние горячо любимого сына вызвало в ней этот испуг, сколько мрачноватый настрой сопровождавших его детин.
– Он, он жив? – заикаясь, выдавила она через силу, все еще находясь в ступоре.
– Да жив он, мать, – произнес один из них и даже сделал попытку улыбнуться ей бескровными губами. – Пьяный он. Валялся на аллее, тут, неподалеку.
– А мы его знаем, Данилу твоего, вот и решили дотащить до дома. Хотя и весна на улице, но холодно, – подхватил второй, после чего они решительно потеснили хозяйку с порога, вволакивая почти бездыханное тело Данилы в квартиру. – Его бы переодеть, одежда мокрая вся.
- Предыдущая
- 40/60
- Следующая
