Артистка - Ладинский Антонин Петрович - Страница 1
- 1/2
- Следующая
***
Каждый вечер, когда работники возвращались с поля, Мишка запрягал Серко в старенькие дрожки и отправлялся на станцию за почтой. За эти поездки его прозвали в имении почтмейстером. Так его называли – Почтмейстер. Попутно ему поручали делать в станционном поселке разные хозяйственные закупки. Там была такая лавчонка с горделивой вывеской: «Торговля бакалейными и колониальными товарами Прохора Красильникова и С-вей». Необыкновенно вкусно пахло в ней крепким букетом селедок, керосина и мятных пряников.
Чтобы Мишка не забыл чего-нибудь и не напутал, так как по своему характеру отличался большой мечтательностью и ротозейством, Полина Александровна писала на бумажке, что надо купить.
На этот раз список был длинный:
керосину 5 фунт.
муки аваевск. 10 ф.
горчицы сух. на 5 к.
желатину разного 1/4 ф.
цикория 1/2 ф.
Мишка с уважением посмотрел на записку, хотя прочесть не мог за неграмотностью, сунул в шапку, а шапку напялил по самые уши. Затем отправился в путь.
В столовой в это время садились ужинать. Вся семья была в сборе. Полина Александровна, супруг ее Иван Васильевич, он же владелец Белогорского, две дочери-гимназистки, в веснушках, курносые, рыженькие, третьеклассник Тоша и приставленный к нему репетитором студент Сергей Владимирович Тарашкевич. Над лампой летали и бились ночные бабочки.
Ели долго и много! Сначала окрошку, от которой сладостно пахло укропом, затем куриный бульон, потом творог со сметаной, яичницу с ветчиной, оладьи, простоквашу, блинчики с вареньем. Полива Александровна все беспокоилась, что студент мало ест.
– Да что вы ничего не берете? Асенька, положи Сергею Владимировичу блинчиков.
Тоша глубокомысленно сказал:
– А я бы мог съесть все блинчики на свете, особенно с малиновым вареньем.
– Ты у нас такой, – поддержал его отец.
Обыкновенно к концу ужина прибывала почта. Газета, очерёдной номер «Нивы» с приложениями, сельскохозяйственные каталоги Мак-Кормика с заманчивыми канареечными машинами на красных колесах или семенные с анютиными глазками в три цвета. Иногда приходили письма.
Иван Васильевич надевал на нос золотые очки, разглаживал бороду и принимался за чтение газеты. Очень было занятно читать в деревенской глуши о том, что говорит министры, куда двинулся британский флот, какие прения были по этому поводу в Думе. Барышни набрасывались на «Ниву». Но Тоша, оттирая их локтями, первый рассматривал иллюстрации.
– Не лезьте, дуры, сначала я. Альма Тадема… «Цезарь и Клеопатра». Интересно! «Друзья». Спуск нового миноносца…
В статейке «К рисункам» он читал: «На нашей картине изображены кот и собака. Посмотрите, как уютно они устроились в корзине для провизии. Очевидно, рассказы о вражде собак и кошек не совсем соответствуют действительности…»
За окнами стояла летняя теплая ночь. Керосиновая лампа сияла. Над ней метались бабочки. Где-то голосисто пела на петлях дверь. Загремели дрожки.
– Почта! Почта! – заволновался Тоша.
На этот раз, кроме газет и каталогов, было получено письмо в длинном голубом конверте. По почерку все догадались, что письмо от тети Саши.
Иван Васильевич надел на нос очки. Барышни заглядывали в письмо через его голову.
– Тетя Саша приезжает!
Студент понял, что приезд незнакомой особы – событие. Девицы прыгали от радости. Тоша изобразил губами марш.
– Вот увидите, какая у нас красивая тетя, – сказала Ася, – влюбитесь.
– Теперь вы пропали, Сергей Владимирович.
Тетя Саша, младшая сестра помещицы, была артисткой. Несмотря на двадцать восемь лет, ее имя стояло большими буквами на афишах. О ней писали в газетах, ей преподносили охапками цветы. Говорили, что в «Гедде Габлер» она потрясает театр. И вот эта знаменитость приезжает в их медвежий угол.
После ужина Тарашкевич отправился к себе во флигель. Жить в усадьбе было приятно. Кормили тут как на убой. Все милые, внимательные, деликатные. Ученик, вопреки всем ожиданиям, оказался не стопроцентным болваном. Барышни… Особенной красотой они, конечно, не отличались, но симпатичные, рыженькие, в веснушках. Он еще не знал, в которую влюбиться. Всегда так: то ни одной, то сразу две.
Приезд артистки его волновал мало. Что для него Гедда Габлер? Приедет этакая особа, будет закатывать глаза, говорить о служении искусству и тому подобные пошлости. Нет, Асины веснушки лучше.
Александра Александровна приехала спустя два дня. Встречали ее радостными восклицаниями, поцелуями. Студент видел из окна, как она распутывала шелковый шарф, за которым сияли радостные серые, не такие, как у других людей, глаза. Казалось, тарантас привез их из какого-то другого мира.
Сразу же дом наполнился суетой и смехом. Даже в деревню артистка приехала с чемоданами, с какими-то круглыми картонками. Барышни тут же разворошили их, вытащили платья, прикладывали их к себе и смотрелись в зеркало, ахая от восторга. А в покачивающемся на шарнирах туалетном зеркале колебались цветы, горошины и полоски материй, кружева, банты, а вместе с ними пылающие глаза и веснушки деревенских барышень. Потом наступила очередь шляп, огромных, романтичных, прямо из Парижа.
– Ах, какая прелесть!
Встретился Сергей Владимирович с новой гостьей за столом. В первые минуты он даже не решался взглянуть на знаменитую артистку. Но, не глядя на нее, он чувствовал, как распространяется вокруг этого необыкновенного существа томительное очарование. Чувствовалось, что судьба дала этой женщине много всего: здоровья, нежности, страсти, физической красоты, подарила бархатный голос, породистые руки. А душа? Кто знает, какая у нее душа.
Александра Александровна едва успевала отвечать на вопросы. Ее спрашивали, в каких пьесах она выступала, довольна ли критикой, какая погода в столице, какие моды. Только один раз студент успел вставить слово в разговор, и она взглянула на него сияющими своими глазами:
– Вы совершенно правы.
Разговор шел о пустяках, но Сергею Владимировичу было приятно, что с ним так легко и горячо согласились. Точно его погладил этот грудной голос.
- 1/2
- Следующая
