Разрушенная для дракона - Юраш Кристина - Страница 9

Я помню церемонию прощания. Тишину. Гробовую. Свечи. Цветы. Маму в красивом белом платье на каменном пьедестале в зале прощания. Здесь дракон своим пламенем сжигал тех, кто был ему дорог. Таков обычай. Здесь любовь превращалась в горстку пепла.

Только стоя среди похоронной процессии, я понимал, сколько горя и слез видел этот пьедестал за тысячу лет.

Я помню холодную руку мамы. Помню цветы. Море цветов вокруг. Помню подрагивающее пламя свечей.

Отец долго стоял рядом с мамой, а потом отошел, закрыл глаза и дохнул на нее огнем.

Пламя тут же вспыхнуло, сжигая ее хрупкую фигурку в белоснежном платье в короне с букетом лилий на неподвижной груди.

Ее светлые волосы, красиво убранные в последнюю прическу, были охвачены огнем. Вокруг бушевало пламя, но ее бледное, почти мраморное лицо оставалось спокойным. До последней секунды, пока прожорливое пламя не поглотило и его, навсегда стирая ее черты.

Корона мамы золотыми потоками стекала вниз по почерневшему от драконьего пламени пьедесталу. Лилии, тонкий шелк, тафта, даже алмазы – все превратилось в пепел.

И в этот момент привычная жизнь разбилась, как хрупкая ваза, которую случайно толкнула неповоротливая горничная. Этот осколок воспоминаний навсегда остался в моем сердце, застряв в кровоточащей ране.

“Отец!”, – слышал я свой голос.

Я помню, как отец молча выходил из зала прощания. Так же величественно, как и всегда. Его могучие плечи не ссутулились под тяжестью горя. Взгляд не был затуманен слезами.

Придворные, застывшие словно мыши, молча замирали в поклоне и ждали, когда он пройдет мимо. Они боялись не только его гнева, но и его взгляда.

Его лицо не выдавало ни малейшей скорби. Оно было непроницаемым камнем.

Ровно до того момента, пока он не вошел в свои покои.

“Закрой дверь, Каэль! Никто не должен видеть, как плачет король”, – послышался все еще твердый голос отца.

Я помню, как положил руку на дверь, запечатывая ее магией.

“Каэль”, – прозвучало в моей голове голосом мамы. И мне показалось, словно она где-то рядом. Стоит позади меня. Я обернулся, придумав ее голос, и увидел за собой лишь закрытую дверь и пустоту.

Ее больше нет. Тогда я впервые узнал, как страшно может болеть пустота. Но тогда я не знал, чем все это обернется.

И тут отец сломался. Он заревел. Нет, не как человек. Как дракон. Я видел, как зверь рвался из него, как покрытые чешуей руки впивались в кресло.

Я никогда его таким не видел. И даже представить не мог, что он, Владыка Севера, тот, чей взгляд заставляет разговоры умолкнуть, тот, кто способен сметать на своем пути врагов, задыхался ревом и ее именем: “Марисса… Марисса… Моя…”

– Это дракон, – прошептал отец, поднимая на меня полные слез глаза. – Он оплакивает ее… Он убивает себя за то, что не смог уберечь истинную. Однажды ты ее встретишь. И поймешь, что это такое… А пока просто смотри. Смотри, что будет с тобой, когда ты ее потеряешь! Истинная – это твоя слабость. Это – дыра в твоей чешуе. И тот, кто убивает твою истинную, пронзает твое сердце… Ты поймешь это… Однажды…

– Я не хочу понимать, – резко произнес я, видя, как отца трясет от боли и ярости. – И я не хочу ее встречать! Никогда! Я хочу прожить долгую и счастливую жизнь один!

– Ты встретишь ее, – послышался голос отца. В его голосе звучала уверенность. – И в тот момент, когда ты в первый раз овладеешь ею, ты больше никогда не сможешь от нее отказаться. Никогда. Вы станете единым целым… Ты будешь одержим ею.

– Значит, просто нужно не брать ее. Вот и все! Я не знаю, какой красавицей должна быть женщина, чтобы я потерял от нее голову, влюбился с первого взгляда! – начал я с уверенностью.

– Она может и не быть красавицей. Дело не в красоте, – выдохнул отец. И впервые с момента смерти матери на его губах появилась тень улыбки. – Дело в другом. Ты поймешь. И устоять не сможешь. Тебе будет плевать на все. Ты не успокоишься, пока она не станет твоей.

– Да ладно! – отмахнулся я, думая о башне в горах, которую я присмотрел. Конечно, она старая, разрушенная, но ее можно починить. Хотя, можно взять и замок. – Ты просто преувеличиваешь! Я знаю, что вы с мамой просто очень любили друг друга!

– Нет. Мы не любили. Это было что-то большее, чем любовь. Ты знаешь, что с момента похищения до момента, когда я овладел ею, прошло не больше часа. Ты не знаешь, как она ненавидела меня за это, – с горечью произнес отец.

Он говорил вещи, которые у меня в голове не укладывались. Отец, который рассчитывал все наперед, продумывал каждую деталь, никогда не спешил, и вдруг взял силой незнакомку? Просто повинуясь зверю? Нет, это было выше моего понимания.

– Ты понимаешь, что она становится частью тебя… Нет такой просьбы, которую ты бы не смог выполнить ради нее, – продолжал отец, глядя на портрет мамы.

– Ты хочешь сказать, что … я перестану жить и буду… я даже не знаю, как правильно сказать? Лакеем на побегушках у какой-то девицы? – передернуло меня.

– Ты утрируешь, сын, – в голосе отца прозвучала строгость.

– Нет! Как раз нет! – развел я руками. —Я не хочу растворяться в какой-то женщине! У меня на эту жизнь другие планы.

– Ты опять все перекрутил! – закатил глаза отец.

– Однако, деду это удалось избежать этого, – спорил я. – Он просто свернул шею своей истинной, вместо того, чтобы тащить ее к себе в постель, как это сделал ты. Чтобы не допустить этой … одержимости. А тебя родила ему другая женщина много лет спустя. Заметь, даже не истинная!

– Жаль, мы не можем воскресить деда, и спросить, был ли он счастлив, как я? – вздохнул отец.

Я даже думать не хотел о том моменте, когда у меня сорвет крышу от незнакомки.

Поэтому больше с отцом мы никогда не разговаривали на эту тему.

Знамена были спущены. Дворец погрузился в скорбное безмолвие. Вместо кроваво алых стягов с золотом я видел только черный бархат и лилии. Любимые цветы мамы. Я видел ее пустой трон, букет белых лилий. По приказу отца слуги каждый день приносили новый.

Я не мог на него смотреть. Это было невыносимо. Каждый уголок дворца напоминал о потере. Каждое воспоминание тревожило пустоту внутри. Я дошел до того, что был готов отдать все, что у меня есть, лишь бы еще раз услышать ее голос.

Но в то же время я был уверен, что мой отец скоро вернется к государственным делам. Его снова увидят на каменном, грубом троне вырезанным из куска скалы и поблескивающего золотыми самородками.

“Первый камень из пещеры, – говорил отец, проводя рукой по трону. – Чешуя твоих предков скользила по нему еще до того, как первый дракон понял, что может принимать облик человека. Однажды он станет твоим!”.

Я должен был испытать благоговейный трепет. Но не испытывал его.

Трон казался варваром, грубым, неотесанным, первобытным среди изысканного интерьера. Он служил напоминанием о тех временах, когда первобытная мощь дракона заставляла всех преклоняться перед ним и молиться. чтобы его тень не коснулась ни тебя, ни твоих близких.

Каждый раз, когда я приходил в спальню отца моя память начинала оживать. В другие моменты она молчала.

И вот сейчас она снова заговорила со мной голосами родителей.

– Я не поправлюсь, – вспомнил я голос отца. Тогда он выглядел не так, как сейчас.

В его теле еще были силы. И я был удивлен.

– Я всё понимаю, но… – произнес он, положив руку на грудь. – Дракон… не может жить без нее… Он тоскует… Он хочет к ней…

– Нет! Может! – спорил я. А его слова болью врезались в сердце, раздирая его в клочья. – Я потерял мать! Я не хочу потерять тебя… Так что не вздумай умирать… Я знаю, к чему ты клонишь…

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.