Разлучница для генерала дракона - Юраш Кристина - Страница 2

Доктор Эндрюс снова кивнул, но его взгляд остался холодным. Он продолжал внимательно изучать мою дочь, его руки двигались с точностью часовщика, проверяя пульс и дыхание. Я наблюдала за ним, чувствуя, как каждая секунда становится вечностью.

– Что с ней? – спросила я, стараясь не дрожать. Мой голос был тихим, но в нем звучала мольба не томить.

Эта неизвестность была невыносимой. Я чувствовала, как мое сердце сжимается от страха и отчаяния. Мне казалось, что я сойду с ума, если не узнаю, что происходит с моей дочерью.

Доктор Эндрюс вздохнул, и я заметила, как его лицо приобрело выражение, которого я никогда раньше не видела – это была смесь серьезности и сострадания, как будто он сам страдал от того, что должен был сказать.

Он повернулся ко мне, его глаза, обычно такие холодные и отстраненные, на мгновение вспыхнули искрой понимания. Я почувствовала, как внутри меня что-то дрогнуло, как будто он знал, что я сейчас чувствую.

– У вас есть от этого лекарство? – спросила я, подавшись вперед, словно надеялась, что он скажет «да», и все мои страхи исчезнут. Мой голос был хриплым, почти шепотом, и я сама удивилась, насколько сильно дрожали мои руки.

При мысли о лекарстве я почувствовала, как внутри меня вспыхнуло что-то теплое, почти ослепляющее. Я была готова на все, отдать все, что у меня есть, лишь бы спасти своего ребенка. Даже если это означало бы продать старый дом, отдать все свои сбережения, я бы сделала это не раздумывая.

Доктор посмотрел на меня, и в его глазах мелькнуло что-то, что я не смогла понять. Он нахмурился, словно собираясь с мыслями, а затем медленно и взвешенно начал говорить, как будто каждое слово могло разрушить мою последнюю надежду.

– Мадам, у меня есть для вас неутешительные новости, – начал он, и я почувствовала, как кровь застыла в моих венах. – У вашей девочки магическая болезнь, которая, к сожалению, очень опасна. Она не заразна, но это не делает ее менее страшной. Видимо, у вас в роду были аристократы или чародеи, – добавил он, и я почувствовала, как мой мир рушится.

– Еще раз, – прошептала я, разлепив пересохшие от волнения губы. Мои пальцы впились в подлокотники кресла, как будто я пыталась удержать себя от того, чтобы не упасть.

– Если говорить проще, то ребенка убивает собственная магия, – заметил доктор. – По какой-то причине ее тело отказывается ее принимать. Хотя такого быть не должно. Грубо говоря, у нее аллергия на собственную магию. Очень редкая болезнь. Я за свою практику ни разу с ней не сталкивался.

Это что за магическая аллергия? Я впервые про такое слышу. Я не могла поверить своим ушам. Как такое возможно? Как магия может быть болезнью?

– То, что вы видите – это реакция тела на собственную магию, – вздохнул доктор, поправив свои очки. – Тело вашей дочери борется с магией, словно она – чужеродная. Хотя изначально оно должно ее принять.

Мое тело обмякло, словно я потеряла контроль над собой. Каждая клетка внутри меня протестовала против этих слов, как будто мое тело знало правду, которую мой разум еще не принял. Я чувствовала, как внутри меня поднимается волна паники, как будто я задыхалась.

– И какие прогнозы? – спросила я безнадежным голосом, чувствуя, как слезы подступают к глазам.

– Она может прожить максимум неделю, – нахмурился доктор.

Его слова прозвучали как приговор, как будто он говорил о том, что уже ничего нельзя изменить.

Я почувствовала, как меня охватывает дрожь. И вдруг – словно удар молнии – на глаза навернулись слезы. Сердце сжалось, дыхание стало тяжелым, словно кто-то надавил мне на грудь невидимыми руками.

– Нет… – прошептала я едва слышно. – Нет, это не может быть правдой!

Доктор вздохнул. Его лицо оставалось спокойным, но в его уставших глазах я увидела сочувствие, которое он, казалось, не хотел признавать. Он мягко подошел ко мне и положил руку мне на плечо, как будто пытаясь утешить.

– Мадам, я понимаю, каково вам, – негромко произнес он, и я чуть не разрыдалась. Его голос был таким мягким, таким утешительным, но в то же время в нем была скрытая печаль. – Но я не хочу вас обнадеживать. Есть одно лекарство, однако, вы вряд ли сможете им воспользоваться.

– Почему? – удивилась я, чувствуя, как в душе встрепенулась надежда. Мои пальцы впились в его руку, как будто я пыталась удержать его, не дать ему уйти.

– Потому что оно доступно только аристократам. Вам его даже не продадут, – голос доктора Эндрюса стал чуть мягче, но я понимала, что каждое его слово – это приговор для моей малышки.

Он смотрел на меня с холодным, почти безразличным выражением лица, словно перед ним была лишь еще одна пациентка, еще одна отчаявшаяся вдова.

– Оно стоит очень дорого. Я бы даже сказал, баснословно дорого, – продолжал доктор, его глаза смотрели куда-то вдаль, будто он размышлял о чем-то своем. – Достаточно одного флакона, и болезнь будет побеждена.

“Баснословно дорого”, – эхом отозвалось в моей голове. Я задыхалась, словно меня кто-то сжимал за горло невидимой рукой. Сердце колотилось так быстро, что я почти теряла сознание. Кровь стучала в висках, а перед глазами все плыло. Я не могла поверить, что это происходит со мной.

Я перевела взгляд на свою малышку, лежащую без движения. Ее бледное личико было почти прозрачным, словно она уже не принадлежала этому миру. В ее больших, безжизненных глазах отражался свет лампы, но казалось, что она не видит ничего вокруг. В этот момент я поняла, что больше не могу позволить себе плакать. Слезы уже не помогут.

Внезапно я почувствовала, как внутри меня рождается отчаяние. Оно было холодным и тяжелым, как могильный камень. Я прошептала:

– Но… может быть, есть что-то, что…

Я понимала, что это звучит как безнадежная попытка бороться с судьбой.

Доктор Эндрюс поднял глаза, и я увидела в них легкое сочувствие.

– Я бы мог выписать вам какую-нибудь микстуру, – сказал он, его голос был мягким, почти отеческим. – Так, для успокоения души. Но, знаете, я не наживаюсь на горе людей. Тем более, на горе вдовы! В отличие от многих моих коллег.

Он бросил взгляд на мою старую, поношенную одежду, на мои руки, дрожащие от усталости и отчаяния.

Я почувствовала, как несправедливость мира обрушивается на меня всей своей тяжестью. Я всего лишь служанка в богатом доме, не экономка, не горничная. Просто девочка, подай – принеси.

На мгновение я представила, как было бы, если бы у меня были деньги, если бы я была аристократкой. Если бы я могла позволить себе лучшее лечение, лучшее будущее для своей малышки. Но это было лишь мечтой, недостижимой и прекрасной.

Доктор Эндрюс отвел глаза, и я увидела, что ему тоже обидно. Его обида была другой, более сложной. Он был хорошим и честным доктором, бывшим военным, который видел слишком много боли и страданий. Он знал, что иногда помочь невозможно, и это знание делало его еще более человечным, чем другие доктора.

Я не могла больше сдерживать свои эмоции. Слезы хлынули из моих глаз, как дождь в самый мрачный день. Я рыдала беззвучно, не в силах произнести ни слова. Весь мир вокруг меня казался пустым и бессмысленным.

Недаром мне говорили, что он очень хороший и честный доктор. Бывший военный.

В этот момент мое сердце сжалось так сильно, что казалось, оно вот-вот лопнет.

– Возможно, так будет лучше для вас самих. Знаете, ребенок – это хлопоты. А в вашем положении, когда вам приходится самой зарабатывать себе на жизнь, это может стать спасением, – тихо произнес доктор.

Я еще была в своих мыслях и не понимала, о чем это он.

– Может быть, так вам будет проще искать работу и жениха. Вы – молодая, привлекательная женщина. Я уверен, что как только ваша жизнь снова устроится, вы обязательно встретите достойного мужчину и родите здорового ребенка.

И тут до меня дошло, что доктор имеет в виду. Он готовил меня с тому, что моя дочь умрет! Он хотел, чтобы я смирилась с этой мыслью! Что смерть дочери развяжет мои руки!