Больны любовью (ЛП) - Дункан Дейдра - Страница 38

— Дерьмо.

— Ага. Сложность ещё в том, что она говорит на каком-то диалекте бирманского или тибетского. Переводчика для него у нас нет. Кажется, сказала, что последние месячные были шесть недель назад.

— Господи. Вот это бардак.

Она трет глаза, нахмурившись.

— Я правда хотела, чтобы её уже уложили ко сну до твоего прихода, но в приёмнике она начала падать. Едва в сознании. Сейчас на капельницах и антибиотиках. Скоро стабилизируется.

— Правда, Грейс, всё нормально. — Я улыбаюсь ей, и она на секунду отрывает взгляд от бумаги. — Тебе не нужно всё делать самой.

Её улыбка становится хрупкой.

— Может, мне этого и хочется. Сегодня последний день месяца. Я... буду скучать.

Вот оно. Она совсем близко.

— Я всё ещё здесь, — говорю я. — Стоит тебе только захотеть.

— Я... правда?

Я не могу удержаться и провожу большим пальцем по уголку её улыбки.

— Правда. Просто скажи, и я буду рядом. Что бы тебе ни понадобилось. Ты же уже поняла это, правда?

Её взгляд теплеет, скользит по моим глазам, носу и останавливается на губах.

Скажи это. Прошу, просто скажи.

— Спасибо тебе, Джулиан, — говорит она вместо этого.

— Пожалуйста, Сапфир.

Она прячет улыбку, закидывает рюкзак на плечо. Останавливается, приоткрывает рот, но слов не находит.

Моя надежда взлетает вверх, карабкаясь на крутой склон.

— Да?

— Ничего. Спасибо за хороший месяц. — Она выскальзывает из комнаты, и надежда с грохотом падает с обрыва.

Чёртова загадочная девчонка. Что с ней случилось, что она такая настороженная? Может, я всё неправильно понял, и её поведение — просто излишняя доброжелательность. Может, это её способ мягко отшить меня.

Похоже, придётся набраться смелости и просто спросить.

Я ещё раз перечитываю список пациентов, чтобы прийти в себя, и направляюсь в приёмное отделение. Блондинка-медсестра за стойкой выпрямляется, когда я подхожу. Я напрягаю память и, вспомнив её имя, улыбаюсь.

— Привет, Тейлор.

— Твоя пациентка во второй палате.

— Напомни её историю?

— Тридцать два недели. Говорит, что девственница, но подозревает, что у неё хламидиоз.

Я моргаю. Сколько тут противоречий…

Она только посмеивается.

Пациентка — рыжая девушка с ярко-голубыми глазами. Она смотрит на меня немигающим взглядом, пока я представляюсь.

— Чем я могу вам помочь? — спрашиваю я.

— У меня болело и жёлтая дрянь шла из... ну, короче, я сделала тест на ЗППП дома. Он показал, что у меня хламидиоз.

Я собираюсь что-то сказать, но она поднимает палец.

— Это странно. Я ведь не спала ни с кем.

Я прищуриваюсь, и мой взгляд сам собой опускается на её весьма беременный живот.

Она прослеживает направление моего взгляда и уставляется на живот на пару секунд, а потом вздрагивает, словно вспомнила, что внутри неё растёт человек.

Голубые, как у совы, глаза снова встречаются с моими.

— Я ни с кем не спала, но думаю, знаю, как забеременела.

— Донор спермы?

— Нет.

Я чешу голову.

— Тогда откуда сперма?

— Из стаканчика. — Ни малейшей эмоции в голосе. Ни тени сомнения. Она как сова-робот, и тихий голосок в моей голове шепчет: тебя разыгрывают.

— А в стаканчик она как попала?

Её взгляд скользит к моим штанам.

— У тебя такого нет? Ты что, не знаешь, как они работают?

Я наклоняю голову и мысленно молю судьбу удержать меня от смеха.

— Ладно. А как она оказалась у тебя во влагалище?

— Я вылила её туда.

В голове моментально возникает картина: красный пластиковый стакан с холодной спермой. Меня чуть не подташнивает с утра пораньше. Я открываю рот, но слов не нахожу.

Её глаза становятся ещё шире.

— Подождите. Так это из-за этого у меня хламидиоз?

Вот так примерно и проходит моё утро, пока не звонит доктор Скарлетт и сообщает, что пациентка из реанимации стабилизировалась и её переводят в предоперационную.

Через четверть часа я протягиваю латте Скарлетт, которая ждёт меня в ординаторской возле операционной.

— Переводчика нашли?

Она снимает крышку стакана и заглядывает внутрь. Я давно запомнил, кто из госпиталистов какой кофе пьёт, так что её заказ приготовлен идеально. Она не благодарит, просто делает глоток.

Качает головой.

— Теперь думают, что она говорит на кхмерском. Приходил священник из её церкви, но его перевод странный.

Я с трудом сдерживаю раздражение: почему меня не позвали на разговор со священником?

— И что он сказал?

— Что её последние месячные были четыре дня назад, а плохо ей стало только утром. Ты смотрел снимки УЗИ?

Я киваю.

— И как они тебе?

— Честно? Там серое месиво, ничего не разобрать.

Она усмехается.

— Я тоже так подумала.

Проходит ещё сорок пять минут, прежде чем мы в стерильных халатах и перчатках с нашей незаменимой операционной сестрой Ливией оказываемся в операционной. Я сажусь на стул, регулирую свет и вставляю зеркало. То, что я вижу, не поддаётся объяснению. Из расширенной шейки матки торчит блестящий белый канатик. Похоже на...

Ливия ахает.

— Это что, серьёзно?..

Я захватываю его зажимом и вытаскиваю наружу — в синий лоток с влажным хлопком падает доношенная плацента, от которой сразу поднимается тошнотворный запах. Я поднимаю пуповину — она аккуратно перерезана.

Все трое в молчании уставились на находку.

— Она... — доктор Скарлетт тычет пальцем в плаценту в тазу. — Она что, говорила, что у неё был ребёнок? Она же утверждала, что это выкидыш!

Но так ли она говорила? Этот языковой барьер...

Ливия отворачивается.

— Боже мой...

В голове проносятся ужасные картины. Ребёнка вырезали у матери, похитили, продали в рабство, увезли на чёрный рынок. Или, что ещё страшнее, просто убили, как нежеланного. Бросили. Холодного и одинокого.

Эти образы не уходят, один страшнее другого. Потому что перед нами — только половина беременности.

Я делаю рваный вдох, который словно царапает лёгкие.

— Где ребёнок?

Ноябрь, Год 2

Мой разум словно пробирается сквозь вязкое болото подсознания, когда глухой стук вырывает меня из забытья. Эти ночи за последний месяц измотали меня до предела. Нервное волнение от каждой смены с Джулианом держит меня на взводе. А теперь, когда я призналась себе, что он мне нравится, я и вовсе не знаю, как с ним себя вести.

Последний раз, когда я чувствовала что-то подобное…

Да.

Это закончилось плохо.

Если бы я могла, я бы загнала это тепло и тоску по Джулиану в самый дальний угол души, спрятала, заставила их померкнуть. Но они только разгораются сильнее. Каждый взгляд, каждое случайное прикосновение — как солнечные лучи, согревающие мою кожу.

Постоянное желание коснуться его. Невозможность перестать думать о нём. Так что моя бессонница связана не только с работой.

— Скажи только, и я буду рядом. Что бы тебе ни понадобилось.

Он правда сказал это сегодня утром? И правда имел в виду?

Сильный стук в дверь наконец вырывает меня из полусна.

— Грейс!

Я приподнимаюсь, щурясь в темноту за окном. Телефон показывает 18:45.

— Грейс, ты дома?

— Джулиан? — зову я.

— Да. — Следует пауза, и ещё один стук сотрясает дверь. — Можно с тобой поговорить?

Я вскакиваю с кровати и бегу в ванную.

— Подожди! Я спала!

Он молчит, пока я одновременно справляю нужду и чищу зубы, а потом с ужасом гляжу на свои растрёпанные волосы и пижаму. Ну хоть комплект симпатичный — чёрные шорты и майка с золотыми звёздами.

Открываю замок, и дверь распахивается, впуская поток холодного воздуха, который обвивает мои голые ноги мурашками. Джулиан стоит на пороге, опершись руками по краям дверного проёма, с опущенной головой. На нём всё ещё форма из Сент-Винсента, даже куртки нет, чтобы защититься от холода. Когда он поднимает глаза, я замираю от боли, спрятавшейся в их глубине.