После развода. Просто уходи! - Каттен Лила - Страница 2

– Ну, дура. Ты не слышишь меня?

– То есть я ещё и дура?

– Да чтоб тебя! – ударяет ладонью по столу. – Хватит уже.

– Вот с такой же прытью, только по факту говори. Уж за столько лет должна быть в тебе капля уважения, чтобы откровенно поговорить, а не оставлять вопросы.

Он опускает голову. Кажется, будто обречённо. Но когда поднимает её и смотрит на меня, то я понимаю, что ошиблась. Снова решимость. Отлично.

– Просто наш так называемый брак «по залёту» затянулся.

Меня прямо прошибает насквозь его словами.

В то время, когда мы встречаться начали, казалось, что любовь – это всё. Потому и последствия беременности быстро решились свадьбой.

Было много всего за эти годы. Та любовь, что мы испытывали вначале, испытывала нас. Общий ребёнок и быт были испытанием, с которым мы в итоге справились. Я даже умудрилась закончить университет. Федя очень помогал. Потому что дочь подрастёт – и мне нужно было бы работать. А диплом был очень нужен.

Спустя годы, когда жизнь выровнялась в правильном курсе, любовь переродилась и стала крепче. Осознанней.

Но я никогда не смотрела на нашу семью как на «по залёту». Ни разу муж не давал этого понять. Даже когда было сложно, и мы ссорились до такой степени, что расходились на время.

Мы находили дорогу друг к другу. Всегда.

И вот, когда полжизни прошло, он заявляет мне, что его тяготит брак по залёту.

Больно. Действительно больно. Но я опускаю это чувство, чтобы закончить разговор.

– Значит, затянулся? – киваю. – На двадцать четыре года?

– Да. Это лучше всего описывает то, о чём я думаю. И причину моего выбора.

– Долго же ты к этому шёл. Вот только я тебе ни черта не верю, Федор.

– Ну, сказать мне тебе больше нечего. На этой неделе соберу вещи и уйду.

А вот тут у меня будто всё нутро восстаёт от его непринуждённой лёгкости. Словно погоду обсудили, пора пироженку поесть.

– На неделе? – опять кивок. – Сбросил на мою голову бомбу и уйдёшь на неделе?

Он боязливо смотрит на меня. Услышал наконец в моём голосе враждебность.

– Сейчас ты отсюда свалишь, – припечатываю.

Он, значит, решил всё за нас, а уйти через недельку собирается, сволочь.

Встаю. Он тоже. Снова смотрит на меня, ожидая чего угодно. Толкаю его к выходу.

– Тань! Ну ты ж не серьёзно… – а я толкаю снова. – Тань… ну куда я на ночь глядя?

Мы уже доходим до входной двери, так как кухня рядом располагается.

– Любовница, отель, подъезд, машина, лавочка – выбирай, ни в чём себе не отказывай, – выталкиваю его за дверь и, закрыв её, наваливаюсь спиной, не веря в то, что сейчас произошло.

Федя начинает стучать в дверь.

– Да нет у меня никакой любовницы, Таня!

– Значит, на один вариант меньше с ночлегом. Из других выбирай. Оживай и двигайся дальше. Начал неплохо – так продолжай в том же духе. Приходи, когда захочешь поговорить откровенно.

– Да что ты заладила…

– Уходи.

Слышу, как он матерится. Стучит по двери и начинает ходить по лестничной площадке. Выжидаю, чтобы отошёл подальше, быстро открываю дверь и бросаю обувь.

Но больше не стою на месте. Не хочу слушать его. У меня голова с каждой секундой словно всё больше становится. Мысленный поток настолько огромный, что я почти схожу с ума.

Вхожу в ванную и, включив холодную воду, брызгаю ей на лицо. Протираю шею. Прикладываю холодные руки к груди и… видимо, шок отступает, оставляя меня наедине с болью.

Короткими, неторопливыми шагами иду на кухню и вижу его разбитую чашку. Видимо, когда толкала его, задела стол – и она упала на пол.

Тёмно-коричневая жидкость на светлом линолеуме, как клякса. Посуда не вымыта.

Я остаюсь одна на кухне, среди всего этого хаоса, с ещё одной разбитой вещью на руках – жизнью.

Смотрю на темную лужу, и кажется, если прикоснусь к ней, то утону вовсе. Хватаю пару бумажных полотенец и бросаю на пол. Затем опускаюсь на корточки и начинаю собирать осколки. Сразу вспомнился наш первый купленный сервиз после свадьбы. Когда сделали эту покупку, чувствовали себя совсем взрослыми, несмотря на то, что у нас и так скоро должен был появиться ребенок. Вот уж по-взрослому.

Справившись с крупными кусками фаянса, сметаю остальное. Мою и ухожу в комнату.

Движения какие-то странные. Нелепые. Будто неприкаянная хожу. Тело аморфное и безжизненное. Возможно, лишь сейчас все становится реальным. Разговор, его «надоело» и то, как выставила за дверь.

В спальне тихо. Даже тише, чем в остальной части квартиры. Но я остаюсь там. Ложусь на кровать и утыкаюсь в его подушку лицом.

Мысли хаотично кусают, преподнося разные вопросы. Заставляют думать. И первое, на чем я заостряю внимание: «Что, если не нужно было так резко? Что если стоило дождаться правды и узнать, что послужило причиной?»

Быть может, у него случилось что-то, а я с места в карьер.

Но это безразличие и усталость… они были слишком реальными, чтобы показаться.

Лишь в одном я убеждена – правду он мне не сказал. Да, возможно, что-то и поднадоело. У меня есть свои претензии, но не идти же разводиться.

Перевернувшись на спину, смотрю в потолок.

Медленно темнеет за окном, и комната поддается мраку.

Я закрываю глаза и вижу его лицо. Не то, что было сегодня – холодное, отстранённое. А то, каким оно было двадцать лет назад, когда он, весь мокрый от дождя, стоял под моим окном в родительской квартире и кричал: «Тань, выходи за меня!»

Тогда мы были напуганы тем, что ребенок все изменит. И что нам предстояло сделать первый взрослый шаг.

Он сделал его первым, когда пришел в тот вечер.

Я плакала. Потому что поверила ему. И верила до сих пор.

Мы были глупыми. Мы были счастливыми.

Теперь он сказал, что уходит.

По окнам внезапно забарабанил дождь, и, повернув голову, я понимаю, что плачу. Тихонько так. Словно рассказываю дождю свою тайну, признаюсь в своей боли, пока он стучит так, словно спрашивает, можно ли ему войти, чтобы послушать поближе. Ведь завтра, когда я встречу его, слабости придется запереть до следующего одинокого вечера.

Минуту за минутой, пока я молчаливо поддаюсь тоске, в голове проносится эпизодами наша с Федором жизнь. Мы разделили пополам много первых моментов. Слишком много, чтобы в итоге муж пришел и сказал, что ему все надоело, что он словно мертв давным-давно.

– Нет, тут что-то другое, – хрипло говорю в пустоту, смотря на струйки дождя по стеклу.

Но гадать о причинах так же глупо, как думать о том, что он сейчас где-то там за пеленой дождя. Или же уже пошел к другу. А может к…

Нет, не хочу думать об этом.

Я предположила, что у него имеется другая женщина, но я не могу обвинять его в этом лишь из-за того, что я растеряна.

Поднявшись с постели, подхожу к окну и зачем-то смотрю на улицу. Вниз. Там, где виднеется парковка. Там, где должна стоять его машина.

То ли нет ее, то ли ночь и дождь мешают рассмотреть.

Приняв душ, я ложусь спать, зная заранее, что не смогу уснуть так скоро, как хотелось бы.

Утром я разбитая и сонная. Но собираюсь на работу бодро, потому что Ксения – моя подруга – заедет за мной, как всегда, в определенное время, и я не хочу опаздывать.

Вчера, когда мысли устроили мне фактически облаву, я уже хотела ей позвонить. Раньше я бы набрала маму, но ее нет уже как пять лет, а отец никогда не был тем слушателем, кому я бы хотела вывалить подобную правду и услышать совет. Папа у меня военный человек, давно ушедший на пенсию. Строгий. Но сейчас я хотела, чтобы у него было спокойно в душе.

Почему не набрала Ксении? Не знаю. Может, потому что не было того, что можно было сказать конкретно. Я сама еще ничего толком не знала и не верила мужу. Поэтому оставила этот разговор на другой день, в тайне надеясь, что он, возможно, не настанет.