Призраки Гарварда - Серрителла Франческа - Страница 38

С другой стороны, Виви была насквозь очевидной, от макияжа до чувств. Фиаско с конфирмацией Джексона вряд ли стало бы столь большой проблемой, если бы Виви просто позволила Кади и ее родителям тихонько со всем разобраться. Виви была паникершей; она так выла, когда Шэдоу вернулся, будто его таки сбили, она квохтала, что нужно звонить в полицию, чтобы найти Эрика, вместо помощи и открыто жаловалась, что дедуля пропустил разрезание торта Джексона, как будто тринадцатилетнему мальчику было до этого вообще какое-то дело.

В голове Кади вдруг всплыл позабытый отрывок дня конфирмации: когда дедуля и мать наконец вернули Эрика в дом Линды и усадили на диван с электроодеялом, чаем и горячей ванночкой для ног, чтобы его согреть. В знак примирения Виви принесла угощение.

«Мы оставили немного десерта. Слушай, Эрик, ты ничего не хочешь сказать Джексону?» – поинтересовалась она, подсказывая ему, как малому ребенку, что следует извиниться.

Эрик посмотрел на нее как без симпатии, так и без неприязни и произнес:

«Начнем с того, что если бы я считал этот торт съедобным, то не стал бы уходить».

Виви знала Эрика только таким – странным, высокомерным, эгоистичным мальчишкой, от которого одни проблемы. Непредсказуемый. Нестабильный. Паталогический любитель обратить на себя внимание. Опасный для себя и окружающих. Думая о точке зрения Виви, Кади вспомнила правду о последних двух годах их жизни. Они были сложными. Эрик был сложным. У Виви сложилось справедливое мнение в справедливых обстоятельствах.

Возвращаясь из уборной, Кади заметила, что Виви превратила гостевую спальню в дворец скрапбукинга с полными ее ослепительных фотоальбомов полками. Причудливое хобби, милое, но немного пошлое, как и все у Виви. Поддавшись любопытству, Кади сошла с намеченного пути и заглянула внутрь.

На корешке каждого альбома значилась подпись. Кади вытащила тот, что был подписан «Счастливые каникулы 72-го!». Она просмотрела фотографии, лишь примерно угадывая, кто из ребятни на них превратился в кого из теперь уже взрослых детей Виви, несмотря на одежду и прически в стиле семидесятых. Незнакомым мужчиной с бакенбардами, наверное, был покойный муж Виви, Кади вспомнила, что его звали Майкл и он выглядел счастливым и добрым. На одном полароидном снимке он играл с детьми на полу рождественским утром, на другом – с огромной гордостью держал в руках какую-то кастрюльку. Кади задалась вопросом, был ли он таким хорошим отцом и мужем, каким казался на избранных фотографиях. Она думала, что так ясно помнит историю своей семьи, но тут вдруг «забыла» дурное поведение Эрика при Виви. Неужели мы все выбираем лишь лучшие снимки для наших альбомов памяти и выбрасываем плохие? Быть может, все альбомы следует озаглавливать: «Прошлое – то, каким ты хочешь его запомнить».

Кади вернула альбом на полку и развернулась к выходу, как вдруг краем глаза заметила кое-что еще: незаконченный альбом на столе, усеянном цветной бумагой, лентами, скотчем и ножницами. Как будто подарок для дедули. Фотографии на открытой странице изображали, как они с Виви играют в гольф, ниже значились небольшие подписи витиеватым почерком а-ля ученица католической школы, но Кади не могла не умилиться. Может, она слишком поддалась цинизму. Она порой гадала, не стал ли единственной причиной так быстро жениться страх дедушки умереть в одиночестве, однако эта женщина его явно любила, и, судя по глупой влюбленной улыбке дедули на этих снимках, чувства были взаимны.

– Как думаешь, ему понравится? – Виви улыбнулась, стоя на пороге комнаты.

– Он будет в восторге.

– Вот уж я его удивлю, прямо жду не дождусь.

Улыбка на полном морщин лице стала по-девичьи радостной; Кади могла только представить, какой красивой девушкой была Виви когда-то.

– А эти видела? – Она пересекла комнату и с некоторым усилием наклонилась к нижней полке за обувной коробкой. – Я спасла кучу снимков из старого дома Мэтти. Тут полно старых, но таких замечательных.

Кади взяла у нее коробку и открыла; внутри оказалась мешанина старых фотографий, включая потертые черно-белые снимки дедули и бабушки в пятидесятые годы с малышкой, которая потом станет ее матерью. Остальные были более новыми, с Кади и Эриком в детстве. Она достала снимок бабушки и Эрика – где ему года три, вряд ли больше, – и ощутила, как сердце разбивается на куски. Она так сильно скучала по ним обоим.

– Можешь забрать коробку домой. Я думала, вдруг вы с мамой захотите пересмотреть их вместе.

Кади насилу сглотнула ком, чтобы поблагодарить Виви.

– Спасибо.

– Какой альбом ты смотрела?

– А? – Кади заставила себя оторваться от фотографий в коробке. – А, старый один.

– Который?

Кади немного занервничала.

– Счастливые каникулы семьдесят второго. Но вы, наверное, не захотите…

Виви сняла его с полки быстрее, чем Кади успела договорить, открыла и принялась перелистывать страницы. Уголки ее глаз повлажнели.

– Простите, если вам грустно или не по себе их видеть.

– Почему? Из-за Майки? Не. – Затем Виви подняла взгляд и сказала нечто, от чего Кади чуть не рухнула как подкошенная: – Майки одобряет, что я вышла за твоего дедулю. Он сам об этом сказал.

Несколько месяцев назад Кади сочла бы эту фразу очередной эксцентричной фишкой своей приемной бабушки, но на фоне голосов, которые она слышала, сказанное прозвучало не так глупо.

– Как? Он с вами разговаривает?

– По-своему. Когда твой дедушка сделал мне предложение, на следующий день я увидела радугу и поняла, что Майки говорит: «Вперед, Вив, будь счастлива».

С голосами Кади ничего такого не испытывала, но от Эрика она не получала и этого. Кади убила бы за радугу.

– Но как до него дотянуться?

– Никак, он сам ко мне приходит. Ой, милая… ты что, плачешь?

Кади не смогла сдержаться.

– Эрик никогда ко мне не приходит. Я слушаю, но… – Она покачала головой: – Его никогда нет.

Виви приблизилась и прижала Кади к надушенному бюсту, мягко утешая, как маленькую.

– Мир духов дает нам то, что нужно, когда это нужно. За таким нельзя гнаться. Постарайся быть открытой, послание может принять любой вид.

Слова нашли отклик в сердце Кади, и она искренне поблагодарила Виви.

– Ну вот, не плачь, испортишь макияж. А теперь пойдем-ка обратно, скоро уже начнем церемонию.

Церемония вышла удивительно трогательной. Дедуля и Виви прочитали написанные от руки клятвы с юмором, обещая «смотреть телевизор на достаточной громкости, чтобы мне было слышно без слухового аппарата, но выключать его во время ужина», поддерживать друг в друге дух молодости, с любовью, путешествиями, здоровым питанием и «смотреть по одному новому шоу, которое нравится нашим внукам». Все смеялись. Кади поглядывала на мать: почти все.

Затем на кухне накрыли фуршетный стол.

– Еда выглядит неплохо, – произнес отец Кади, но мать лишь пожала плечами. – Что, ты так не думаешь?

– Я помню, как мама вырезала скидочные купоны, когда я была маленькая. Папа был таким скупым. Помнишь, как она хотела построить оранжерею? И как он тянул резину? А теперь женится на этой женщине и тратит деньги направо и налево.

– Может, сожалеет. Может, хочет наконец жить по-другому.

– Как мило с его стороны выстроить правильные отношения с Виви. – Мать произнесла ее имя так, словно оно было мерзким на вкус. – Прости, я не в восторге, что новая жена прожигает его деньги на пенсии. Хочешь, чтобы они к нам переехали?

– Упаси боже, с нами жить никому не стоит, – огрызнулся отец.

– Мам, пап, может, не будем? – вмешалась Кади, заставив их обоих устыдиться и умолкнуть.

Они сели за самый большой стол, зарезервированный для членов семьи, единственные родственники со стороны дедули. У Виви было трое детей – Мишель, Линда и оторва Майки-младший. Обе дочери были привлекательными женщинами, собранными, с французским маникюром и пятеркой симпатичных детей, сидящих между ними. С единственным различием – Мишель выпрямляла каштанового цвета волосы, а Линда оставляла завитые локоны. Майки-младший олицетворял собой стереотип о младшем любимчике семьи и единственном мальчике; Виви и его сестры нянчились с ним, словно он оставался подростком, хотя Кади не сомневалась, что ему под сорок.