Тьма. Том 8 (СИ) - Сухов Лео - Страница 4

— Так нет же сословий-то! — напомнил я, усмехнувшись.

— Раз благородия есть, стало быть, и сословия имеются! — смотритель помотал головой, будто вытряхивая из неё услышанную от меня «ересь».

Комната и впрямь была «особенной». В любом случае, после сарая и кузова нам всё что угодно показалось бы роскошными апартаментами. Однако всё же для двусердых в лагере расстарались на славу. Одна двуспальная кровать, простая, но с мягким матрасом и чистым бельём. Небольшой стол, за ним — два стула и батарея центрального отопления. Ещё и с вентилем, чтобы регулировать подачу тепла.

Положив ключ от комнаты на стол, смотритель приступил к официальной части. Ну то есть стал преувеличенно бодро тараторить нам заученный текст с правилами размещения. И не успели мы с Авелиной их дослушать, как дверь вдруг распахнулась, а на пороге возник усатый мужчина лет тридцати в дорогом снаряжении.

Я, может, и не большой знаток дорогих новинок, но прикинуть на глаз стоимость было несложно. Броник, одежда, оружие — всё ни разу не дешёвое. А если прибавить к этому чёрный шрам на правой щеке, превосходство во взгляде и презрительно поджатые губы, сразу станет понятно, почему моя чуйка взвыла, предупреждая о неприятностях.

— А вы что тут забыли⁈ — сказал этот тип, окидывая нас с Авелиной непечатным взглядом.

В руке он сжимал ключ, которым, видимо, не успел воспользоваться: дверь-то в комнату оказалась открыта. Естественно, от его внезапного натиска все слегка опешили и быстро ответить не успели. Да и не могли успеть. Незнакомец, видимо, отвёл нам на ответ не больше двух секунд.

— Эй! Я вас спрашиваю! Это комната 23? — спросил он, глядя то ли на меня, то ли сквозь.

Видимо, так и не решил, стоит ли удостаивать мою личность вниманием.

В ответ я молча подошёл к столу и, взяв с него ключ с биркой, спокойно озвучил:

— Комната двадцать восемь.

— Я же видел, что двадцать третья! — не поверил усатый мужчина и сделал шаг обратно в коридор, чтобы разглядеть номерок на обратной стороне двери. — Я же видел!..

Не удовлетворившись этим, он вернулся в номер. И грозно потребовал ответа, причём снова у меня:

— А где двадцать третья⁈

Обменявшись с Авелиной взглядом, я жестом подозвал смотрителя, который робко топтался в углу комнаты.

— Разберитесь, пожалуйста! — с вежливой улыбкой попросил я его.

— Разумеется, ваше благородие! — отозвался тот и бочком, с опаской, двинулся к новому гостю. — Прошу за мной, ваше благородие… Я здесь смотритель, зовите меня…

Эти двое наконец-то скрылись в коридоре, и дверь захлопнулась. Однако ещё некоторое время мне было слышно, о чём говорят снаружи.

Смотритель бормотал что-то про путаницу. И про то, что эта комната закреплена за родом Седовых-Покровских. Однако не успел я дойти до стола и запереть дверь на ключ, как через две стены, минимум, долетел возмущённый рёв: «Это что за конура⁈ Здесь же дует! И это что⁈ Кровать или доска⁈».

— Надеюсь, он по ночам не храпит… — закусив губу, попыталась улыбнуться Авелина.

Улыбка слетела с её лица, когда до нас долетели приглушённые, но ясные слова:

— Ладно… Запомню я этих Седовых-Покровских… Очень хорошо запомню!

— Я тебя тоже запомню! — рявкнул я в его сторону.

И не отказал себе в удовольствии, приоткрыв дверь, ею хлопнуть.

— Поход начинается прекрасно! Всё идёт как по маслу! — сделала вид, что шутит, жена.

— Да. Мы молодцы. Приехали, заселились, завели врага! — кивнул я. — Знать бы ещё, кто это…

Долго в комнате мы сидеть не стали. Это Тёме хорошо — он завалился чуть ли не на батарею, вновь погрузившись в блаженный сон. А мы с Авелиной столько спать не умели. В результате, желание размять ноги выгнало нас на улицу, а чувство лёгкого голода довело до столовой.

Это было большое здание, разделённое внутри капитальной стеной. Одна её часть, куда нас направили таблички «для двусердых», напоминала дорогой трактир: белые скатерти на столах, зимние цветы в вазонах, приглушённый свет из матовых светильников и даже разносчики в белых рубахах. Здесь обедали дворяне, негромко переговариваясь и бренча столовыми приборами.

Вторая часть, куда вели другие двери, была солдатской столовой — пахнущей едой и звенящей гулом голосов. Если честно, я бы предпочёл пойти туда. Однако общественное положение обязывало не выпендриваться.

Распорядитель вежливо препроводил меня и Авелину к свободному столику. К нам тут же направился молодой парень-разносчик с подносом. Но в этот момент из-за соседнего стола раздался резкий властный оклик:

— Эй ты! Сюда! Немедленно!

Я вскинул брови, посмотрел в сторону хама и… И встретился взглядом с дворянином из коридора. Тот с вызовом смотрел на меня, явно наслаждаясь моментом. А разносчик растерянно остановился в шаге от нашего столика, не зная, что ему дальше делать.

Будь я мальчиком Фёдором, уже не выдержал бы. И ввязался бы в бесполезную словесную потасовку. Но память Андрея подсказывала, что если уж такие люди лезут на рожон, значит, уверены в победе. Да и Авелина, судя по предупреждающему взгляду, считала, что сейчас не время затевать спор.

Тем более, она и сама была не лыком шита, о чём я постоянно забывал. Смерив хама ледяным взглядом, от которого с его лица сползло самодовольное выражение, Авелина кивнула разносчику:

— Ничего, мы подождём. Обслужите сначала этого сударя. Он, видимо, очень спешит.

— А если есть ещё свободные разносчики, направьте их к нам! — с улыбкой добавил я.

Парень, смущённо кивнув, сменил направление. А к нашему столику уже через минуту пришёл новый разносчик, которых, если честно, здесь вполне хватало. И дворянин не решился снова переманивать к себе обслугу. Распорядитель столовой, маячивший в углу, и без того смотрел на него коршуном.

Но всю дальнейшую трапезу мы ощущали на себе тяжёлый, недобрый взгляд. Дворянин, чьё имя по-прежнему оставалось неизвестным, не отводил от меня и Авелины глаз. Его ненависть ощущалась, как холодный сквозняк, и это определённо портило аппетит.

— И откуда такие берутся… — отодвигая тарелку с недоеденным рагу, тихо заметила Авелина.

— Да уж, — я отпил воды. — Жизнь полна неожиданностей… Но меня смущает, что мы так быстро вызвали у него острую и непримиримую ненависть. Так у нормальных здоровых людей не бывает…

— Думаешь, он с какой-то целью цепляется? — жена нахмурилась. — Тогда, тем более, нельзя на это вестись.

На выходе из столовой, уже на свежем воздухе, к нам направился ратник Дашкова, одетый в лёгкую броню.

— Ваши благородия Седовы-Покровские? — уточнил он и, получив двойной утвердительный кивок, продолжил: — Вас срочно просят в ставку командования. Совещание по предстоящей вылазке.

— Нас? — уточнил я недоверчиво.

— Да, ваше благородие! — подтвердил посланник.

— Ну раз просят, тогда ведите, — согласился я.

И мельком заметил, как в этот момент выходит из дверей столовой наш «доброжелатель». Услышав слова вестового, он даже замер, а лицо едва заметно исказила смесь злости и зависти. Немудрено. Быть вызванным в ставку — это знак особого внимания и значимости. Хотя, откровенно говоря, делать мне там было нечего. Гораздо больше на совещании пригодился бы мой сотник Слава. Ну или глава дружины Давид. Однако маленькая месть всегда сладка.

На военном внедорожнике дорога до соседнего, тщательно охраняемого лагеря заняла от силы десять минут. Ещё одна проверка документов, и мы въехали на территорию, где царила совершенно иная, очень напряжённая и сконцентрированная атмосфера.

Высадили нас перед входом в одно из капитальных зданий. И едва мы переступили порог, как услышали знакомый голос:

— Фёдор! Авелина! Вот так встреча!

Навстречу шёл улыбающийся Арсений Булатов. Одет он был не в привычный служебный кафтан, а в более уместный здесь серый камуфляж.

— Арсений! — я удивлённо посмотрел на него. — Вот уж кого не ожидал…

— Ну… Тайному Приказу тоже стоит за происходящим следить. К тому же, у нас в роду, кроме меня, в этом году и отправить некого… — признался Булатов. — Вася учится, а старшие все на юге, Тьма-то опять начала буянить. Вот мне отец и предложил.