Пожалуйста, не уходи (ЛП) - Сальвадор Э. - Страница 26

Кайноа: Ревнуешь, Грей?

Грейсон: Если скажу «да», ты и меня ударишь?

Энджел: Ты только что подписал себе смертный приговор.

Я: Хватит нести чушь. Мы просто друзья.

Грейсон: Ты встречался с Амандой и ни разу не поднял на Брайсона руку. Будь это моя девушка, поверь, я бы давно пустил кулаки в ход. А ты только слегка поспорил с ним и остыл.

Кайноа: Он прав.

Энджел: Вы что, забыли, как он назвал Джози?

Грейсон: Да бросьте. Будто Аманду никто никогда не обзывал. Что-то не припомню, чтобы Дэнни хоть как-то на это реагировал.

Кайноа: Да??!?!! Объяснись, Дэнни!

Я смотрю в окно, проверяя, не подъехала ли Джози, но ее еще нет.

Я действительно интересовался, как там Аманда, услышав, что о ней говорят. Несмотря на ее поступок, я не был мудаком, но все изменилось, когда узнал, что именно она была инициатором съемок секса с Брайсоном. И не раз. Какое-то время с ним встречалась, отправляла фото, вела сексуальную переписку, пока мы жили в одной комнате.

Я: Нечего объяснять. Ее это не волновало, так с чего бы мне переживать? Но я не хочу, чтобы хоть кто-то трогал Джози. Понятно?

Грейсон: Так точно, сэр.

Кайноа: Есть, капитан.

Энджел: Все для тебя, папочка.

Ноа: Ладно, тогда поспорим? Я ставлю на три месяца.

У меня отвисает челюсть, но не успеваю прочитать остальные сообщения, поскольку рядом паркуется Джози. Как только она выходит из машины, я делаю то же самое, захватывая камеру, конверт и походный рюкзак.

Перекидываю ремень через голову, оставляя камеру висеть на груди, и становлюсь рядом с ней.

— Привет, Джоз.

— Привет, Гарсия, — кивает она, пока мы собираемся возле профессора Карлсона.

Я пытаюсь сосредоточиться на том, что он говорит, но близость с Джози парализует все чувства, даже притупляет боль в среднем суставе. Я улыбаюсь еще шире, потому что, стоя рядом с ней, вдыхая ее лавандово-ванильный аромат, я чувствую себя лучше из-за того, что ударил Брайсона. И теперь жалею только об одном, что не ударил его во второй раз.

Когда Карлсон заканчивает говорить и пересчитывает всех, он направляется на тропу, а остальные следуют за ним. Как и в прошлый раз, мы с Джози идем самыми последними.

— Угадай, кто был очень зол этим утром?

Она смотрит на меня, щека подрагивает, и, как всегда, когда она делает это или хотя бы слегка улыбается, я фиксирую момент и отправляю его в особую картотеку в своей голове, всю посвященную ей.

— Он тебя обвинил? — она морщится.

— Да, но не переживай, соседи меня прикрыли, так что он не подозревает, что это был я.

— И правильно, потому что ты ничего и не сделал. Это все я...

Я качаю головой, заставляя ее замолчать.

— Нет, мы не знаем, кто это сделал. Я был дома в отключке, а ты ночевала у Пен, — я многозначительно смотрю на нее, и та медленно кивает, плотно сжав губы.

— Верно, верно. Я была у Пен, а ты в отключке. Точно, — она показывает жест «окей», глаза сияют весельем.

Dios, no tengo suficientes palabras para explicar qué tan hermosa es³².

— Как твой палец?

— В порядке, — она поднимает его и поворачивает, показывая небольшой порез.

— Ты не режешь лаймы или лимоны, ведь так?

Она фыркает и прячет палец.

— Я не готовлю. Так что нет.

Я собирался приготовить завтрак в благодарность за то, что приютила меня на ночь, но Грейсон позвонил в панике, потому что потерял свои часы. Пришлось идти помогать искать.

Я уже открываю рот, чтобы рассказать, но замечаю, что ее взгляд падает на конверт в моей руке.

— Это тебе, — я протягиваю его.

Она недоуменно смотрит на черный конверт с корявым почерком. Я даже потренировался писать ее имя на клочках бумаги, прежде чем вывести здесь, но все равно получилось убого. В следующий раз обязательно сделаю лучше.

— Какой-то особый случай?

Ты жива. Ты здесь. Ты впустила меня в свою жизнь. Ты.

Я хочу произнести все это, но не знаю как, не хочу, чтобы она почувствовала неловкость.

— Новый год, — выдыхаю я вместо этого, засовывая руки в карманы, потому что на самом деле хочу обхватить ее и прижать к себе.

Недоумение на лице Джози лишь усиливается, но когда она открывает конверт и достает открытку, губы чуть искривляются в улыбке, и внутри словно взрывается фейерверк.

Это я сделал.

Я хочу достать камеру, запечатлеть момент, но понимаю, что выглядело бы странно.

Я сделал ей открытку. На лицевой стороне желтая утка в черном цилиндре, черных солнцезащитных очках, с золотыми цепями на шее и золотой сувенирной дуделкой в клюве. Рядом написано: С Квакательным Новым годом! Внутри утка изображена лапками к верху, будто пьяная отключилась, а на другой стороне надпись: Желаю принимать больше плохих квакательных решений! С Новым годом! Под ней приписал: И завести новых друзей. Теперь можешь звать меня Дэнни.

Она тихо хихикает. Святое дерьмо, я заставил ее хихикнуть.

Дыши. Успокойся. Это всего лишь хихиканье. Ничего особенного. Ничего. Особен... черт подери, она хихикнула.

Это я сделал.

— Ты сам нарисовал и раскрасил? — в ее голосе сквозит изумление, пальцы скользят по перепончатым лапкам утки.

— Да, извини за почерк. Я знаю, он дерьмовый.

— Думаешь, неаккуратно? Это, наверное, самый красивый почерк, что я когда-либо видела.

Мое лицо заливается жаром.

— Почему утка? — ее пальцы теперь скользят по буквам.

— Ты сказала, что любишь желтый, а утка желтая. И, ну... открытка говорит сама за себя, — я тараторю слишком быстро. Нужно взять себя в руки.

— Мне и правда нравится желтый, а открытка что-то невероятное. Спасибо, Гарсия, — Она не улыбается, но этого и не нужно, потому что тепло в ее глазах говорит само за себя. Не холодные, не пустые. Просто карие. Самые красивые карие глаза, которые я когда-либо видел.

Я цокаю языком и притворно разочарованно вздыхаю.

— Значит, до неформальных обращений мы все еще не доросли?

— Это не плохо, просто... — она обрывается, заметив маленький стикер, который я вложил в конверт. Дыхание сбивается, она запинается на шаге, но тут же продолжает идти, дочитав. Потом складывает стикер пополам и убирает в черную поясную сумку, а не обратно в конверт. — Нам стоит обсудить, какой день или дни тебе удобнее.

Я не злюсь, что Джози никак не прокомментировала записку. Я знаю, как тяжело ей открываться, чувствовать себя в безопасности, позволить себе хоть иногда не справляться одной. Я знаю и понимаю, но не озвучиваю, просто улыбаюсь ей и киваю.

Я буду рядом, когда она будет готова.

А если нет, по крайней мере, она знает, что я рядом, потому что именно это и написал.

Я на твоей стороне. Я рядом. Ты не одинока.

Я рад, что ты осталась жива, Джоз!

Джозефина

— Вы вернулись, — говорит сотрудник «Побережье Серфинга и Плавания», когда я кладу на прилавок пенопластовую доску и очки. Почти уверена, что это те самые, которые недавно сдавала. — Передумали?

— Да.

Я не знаю, чем все обернется. Не в смысле обучения Дэниела; с этим проблем не возникнет. Я могла бы учить его даже во сне, настолько уверенно держусь на воде, но там, где уверена я, неуверен он.

И дело не только в этом. Он по-настоящему напуган.

Я до сих пор не знаю или не понимаю, почему, и он до сих пор словом об этом не обмолвился, но я чувствовала его страх. Прошла неделя, а я все еще помню, как по мне скользил его пристальный взгляд, следивший за каждым движением в бассейне. Это не догадка; я была уверена, потому что тело каким-то образом научилось улавливать моменты, когда его внимание приковано ко мне. Странное чувство: в животе все сжимается, а сердце... даже не знаю, что оно делает, но в любом случае дело было совсем не в этом.