Пожалуйста, не уходи (ЛП) - Сальвадор Э. - Страница 1

Джозефина

Я всегда знала, что однажды встречусь со смертью лицом к лицу, но не думала, что именно так. И уж точно не ожидала, что не почувствую страха.

Наверное, так случается, когда смиряешься. Когда перестаешь бороться с течением, которое раз за разом тянет тебя на дно. Когда наконец сдаешься и позволяешь ему унести себя. Когда решаешься принять костлявую руку жнеца. И пусть я еще не взяла ее, но вот-вот это сделаю.

Мне нужно всего несколько секунд, чтобы... ну, даже не знаю, для чего. Почувствовать то, с чем еще не сталкивалась.

Я давно перестала что-то чувствовать.

Пыталась и, может, недостаточно, но делала, что могла. По крайней мере, то, что считала нужным, но все напрасно, раз теперь я здесь и скоро меня не станет.

Исчезну и меня наверняка забудут.

И мне некого винить, кроме себя.

Глубокий вдох; соленый воздух наполняет легкие, слабый привкус соли остается на языке. Скоро его будет больше – и воды, очень много воды.

Делая шаг вперед, я не колеблюсь, и сердце не колотится, как раньше, когда понимала, что нахожусь в опасности или вот-вот мне станет больно. Нет, тело и разум уже приняли то, что должно случиться. Вот почему я не цепенею от страха, когда земля под ногами осыпается. Мелкие камешки скатываются вниз, ударяясь о скалы, но через секунды их звук тонет в реве волн, бьющихся о камни. Они грохочут так сильно, что эхо разносится, как бесконечный рев.

Еще один вдох.

Последний взгляд на луну.

Я закрываю глаза, встречая зловещую ухмылку жнеца, протягивающего свою костлявую руку, и делаю шаг вперед.

Но спотыкаюсь и замираю на месте, услышав низкий мужской голос.

Здесь никого не должно быть. Кажется, уже почти полночь, и сейчас канун Рождества или уже сам праздник. Не знаю точно, потому что не взяла телефон.

Я пришла сюда из-за темноты и потому что знала: буду совершенно одна. Идеально, ведь в темноте я просто растворюсь. Хотя это уже неважно. Даже при свете дня я для всех никто.

Я хмурюсь, поскольку это уже второе событие, не входившее в планы.

Первое заключается в том, что луна полная. Она слепит так, что вижу собственное отражение на темно-синей глади.

И я ненавижу это, потому что отражение позволяет взглянуть на себя. Все, что я вижу – это мои провалы и страхи. Они отражаются, насмехаясь надо мной, дразня.

Второе – в том, что он, кем бы ни был, здесь.

Третье – я засомневалась. Не должна была. Я уже должна была умереть.

Черт возьми, даже это не могу сделать правильно.

— Эй, — осторожно говорит он. Шаги едва слышны за спиной. — Что ты...

— Я пришла первая. Уходи, — резко обрываю я.

— Может, отойдешь от края?

— Нет. Уходи.

— Пожалуйста, не делай этого, — умоляет он. Слова отскакивают от меня и падают вниз, как те камешки, что тонут или уносятся волнами.

— Уходи.

— Пожалуйста, не делай этого, — повторяет он, но слова снова ничего во мне не трогают.

— Я сказала, уходи, — сквозь зубы цежу я, челюсти сводит от того, как сильно их сжимаю.

— Знаю, ты думаешь, что это легкий выход, но все не так. Клянусь, не так, — его голос наполнен отчаянием, и я слышу его вместе с еще одним шагом. — Подумай о тех, кто будет по тебе скучать.

Его слова тяжелые, наполненные болью, отчаянно жаждущие быть услышанными.

Впервые за долгое время я смеюсь. Но в смехе нет ни капли веселья; он пустой, горький, будто желчь, вырывающаяся изо рта.

— По мне никто не будет скучать.

— Не говори так. Будут, — он выдыхает настойчиво и срочно.

— Никто не будет, — отвечаю я равнодушно... пусто.

Я не ищу жалости, это правда. Я оттолкнула всех, а единственный человек, с кем меня связывала кровь, умер.

Слова, кажется, все же имеют вес, потому что секунды тянутся, а тишина растягивается. Я не слышу его, может, незнакомец ушел.

Собравшись с мыслями, я снова собираюсь шагнуть, но останавливаюсь, услышав шаги. Не успеваю сказать, чтобы он ушел, как тот оказывается рядом.

Я вздрагиваю и задираю голову, чтобы посмотреть на него, потому что тот выше меня. Брови сдвигаются, и в груди что-то шевелится, но не могу понять, раздражение это, злость или и то, и другое.

— Что ты себе позволяешь? — отступаю я, увеличивая дистанцию.

Он резко протягивает руку, но не хватает меня. Должно быть, это рефлекс, посколько тот опускает ее и смотрит вперед.

— Я буду скучать, — говорит он после паузы. Слова слетают с языка так легко, будто мы друзья.

Легкий ветерок пробегает между нами, кожа покрывается мурашками, но это последствия не от холода, а от его слов.

Не помню, когда мне в последний раз такое говорили.

— Не говори так. Ты меня не знаешь, — я смотрю прямо перед собой, все так же сохраняя дистанцию.

Не знаю, зачем поддерживаю этот разговор, если все равно сделаю это. Нет ни желания, ни сил жить, и меня, вполне, устраивает подобный конец.

— Меня зовут Дэниел Гарсия, но друзья зовут меня Дэнни, — слова звучат тихо, но дружелюбно, непринужденно, будто разговаривает с приятелем. — А теперь ты мой друг, так что зови меня Дэнни.

Я поднимаю брови, и что-то сжимается в груди, но это не злость или раздражение. Его имя звучит знакомо, но не могу вспомнить, где его слышала. Впрочем, я не стану размышлять своих чувствах или его имени.

— Я тебе не друг, — сразу огрызаюсь я. — Я уже все решила. Уходи.

— Уйду, если ты пойдешь со мной.

Сдерживая раздражение, я устало выдыхаю.

— Все пойдет не так, как ты задумал. То, что ты назвал свое имя, ничего не значит. Ты для меня никто. Я для тебя никто. Так что сделай нам обоим одолжение и убирайся к черту, пока не поскользнулся и не расшибся в лепешку.

Он тихо смеется; низко, тепло.

— Я для тебя никто, но беспокоишься о моей безопасности?

— Уйди... пожалуйста, — я не хотела, но голос вдруг дрогнул.

Такого не должно было случиться.

Похоже, это его отрезвило, поскольку тот замолкает. Кажется, становится ближе, но я не смотрю.

— Не люблю это время года, — угрюмо вздыхает он, словно слова даются с трудом. Но теперь они повисают в воздухе, отравляя пространство между нами.

Меня застает врасплох его откровенность. Но я молчу, поскольку не знаю, что ответить. Откуда знать, не лжет ли он.

— Несколько лет назад я... потерял кое-кого, — он усмехается, звуча так же, как и я несколько минут назад. По-настоящему. Горько. И пусто. — А в следующем году надеюсь попасть на драфт МЛБ¹, что странно, ведь это была наша мечта. Пройти путь вместе.

Я все так же молчу и, может, он понимает, что мне нечего сказать, а может, думает, что жду объяснений.

— Я играю шортстопом² в МПУ, — говорит он.

Монтерейский Прибрежный Университет.

Я училась там, пока все не полетело в тартарары. Хочется выкрикнуть это, но не могу. Губы словно слиплись. Воспоминания о первом годе и обо всем, что случилось после, вызывают ворох чувств, которых я так не хочу.

— Мне все равно, — ерзаю я.

Говорю жестко, надеясь, что он наконец отвяжется, но Дэниел не понимает. Либо не хочет понимать.

Луна светит так ярко, что окутывает его сиянием, и позволяя краем глаза взглянуть на силуэт. Он пожимает плечами, засовывая руки в карманы.

— Никто об этом не знает, но друзья доверяют друг другу, вот я и решил рассказать, — простая фраза, но звучит так окончательно.

Я хмурюсь. Его слова ложатся на грудь, но не камнем. Скорее... пером... невесомым.

Я замечаю, как он поворачивает голову, и быстро отвожу взгляд. Не хочу, чтобы понял, что его слова вызвали какие-то чувства. Моргая, я тихо вздыхаю и отпускаю их, давая раствориться.

— Больше ничего не рассказывай. Мне все равно, — твердо предупреждаю я.