Жена ярла (СИ) - Левина Кира - Страница 8

Лера не думала. Она действовала.

Рванув подсвечник со стола, она изо всех сил, с тихим всхлипом, размахнулась и ударила мужчину по виску. На его лице застыла глупая и непонимающая гримаса. Он замер и рухнул на пол, как подкошенный. Топор с оглушительным лязгом откатился в сторону.

Лера стояла над ним, вся дрожа, сжимая в онемевших пальцах липкий от воска подсвечник. Дышала рвано, жадно, свистяще, не в силах оторвать взгляд от неподвижного тела. Адреналин пел в крови оглушительную, дикуюу, первобытную песню.

Руки немели от отдачи.

В этот миг в дверном проёме, заполнив его собой, возникла новая тень. Большая, грозная, дышащая смертью.

Хальвдан.

Он был похож на воплощение самого Одина в день битвы. Его лицо и голые по локоть мощные руки были забрызганы тёмными брызгами чужой крови. В одной руке он сжимал свой боевой топор, с широкого лезвия которого медленно стекала алая струйка. Его грудь тяжело вздымалась, волосы, выбившиеся из-под простого шлема, слиплись от пота на лбу. От него исходила аура ярости и неумолимой силы.

Его взгляд, быстрый и всевидящий, как у хищной птицы, скользнул по её бледному, искажённому ужасом лицу, по её дрожащим рукам, судорожно сжимающим подсвечник, а затем упал на тело у её ног. В его глазах не было ни одобрения, ни гнева. Лишь холодная и мгновенная оценка ситуации. Признание факта.

— Оставайся здесь, — его голос прозвучал хрипло.

Он не ждал ответа. Развернулся и скрылся в коридоре, откуда доносились яростные крики и звон боя.

Лера не могла просто стоять.

Первоначальный страх сменился странной, иррациональной отвагой, пьянящим чувством, что она ещё может хоть что-то контролировать. Она выбежала из комната и, босая, сбежала вниз по лестнице.

Ад.

Двор замка превратился в филиал преисподней. Полыхали факелы, брошенные кем-то в разбросанную солому. В задымлённом воздухе стояли оглушительный звон стали, рёв ярости и предсмертные хрипы. Хальвдан и его верные воины, спина к спине, отбивались от толпы нападавших, оттесняя их к главному входу в длинный дом.

И тут её взгляд, наученный годами изучения саг и хроник, выхватил из хаоса деталь, которая заставила её кровь похолодеть. На крыше длинного дома, почти невидимые в клубящейся дымной мгле, копошились несколько тёмных фигур. Одна из них, пригнувшись, бежала к краю, держа в руках не оружие, а тяжёлый, уже тлеющий сверток.

Солома.

Они поджигали крышу.

Не думая, повинуясь инстинкту, она высунулась из укрытия, вложив в крик всю силу своих легких, всю ярость, страх и отчаяние, что копились в ней все эти недели.

— Хальвдан! Крыша!

Её голос, высокий и пронзительный, как клинок, разрезал грохочущий гул битвы. На мгновение всё замерло. Его воины, его хёрды, с изумлением уставились на неё, а потом, как один, повернули головы вверх.

Но Хальвдан не смотрел на крышу. Его взгляд, острый как лезвие его же топора, нашёл её в дверном проёме. Он не удивился. Он пронзил её взглядом, в котором читался один-единственный, жгучий, невысказанный вопрос. "Откуда?"

Этот взгляд длился меньше секунды.

Хальвдан рванул с места, отдавая своим людям новые, отрывистые приказы. Часть воинов тут же отхлынула от входа, начав сбивать пламя и отстреливать поджигателей из луков.

Лера отшатнулась и, прислонившись к холодной стене, медленно и обессиленно сползла на пол. Всё тело дрожало мелкой и непрекращающейся дрожью. Она слышала, как битва на дворе меняла свой характер, как крики врагов стали отчаяннее, а боевые кличи людей Хальвдана — увереннее, победнее.

Но в ушах у неё всё ещё стоял тот немой вопрос, который она прочла в его глазах.

И она поняла, что ответа у неё для него нет.

Никакого, кроме правды, в которую он никогда не поверит.

Лера стояла посреди своей комнаты и не могла остановить мелкую дрожь, пробивавшуюся изнутри. Адреналин отступил, как морской прилив, оставив после себя ватную, обессиливающую слабость и леденящую пустоту. Она машинально терла ладони одна о другую, пытаясь стереть липкое ощущение крови и холодного прикосновения металла. Воздух в комнате был густым и спёртым, пропахшим дымом, едким потом и собственным страхом.

Дверь отворилась без стука.

Лера вздрогнула и инстинктивно отпрянула к стене. Сердце тут же сорвалось в бешеный и неистовый галоп.

В проёме стоял он.

Хальвдан.

Он скинул окровавленные доспехи, остался в простой тёмной полотняной рубахе, насквозь мокрой от пота и, возможно, воды, которой он пытался смыть с себя следы бойни. Волосы, тёмные и тяжёлые, были слипшимися, на лице застыла сажа и усталость, проступившая сквозь маску боевого оцепенения. Он вошёл и захлопнул дверь, и в комнате сразу стало тесно. Его присутствие заполняло собой всё пространство, давило на виски, безжалостно вытесняя воздух.

Хальвдан прошёл к столу, медленно, будто каждое движение давалось ему с огромным трудом. Его взгляд скользнул по глиняному кувшину с водой, потом остановился на ней.

— Я взял тебя в жены, чтобы скрепить союз с твоим отцом, — сказал он. В нём не было ни привычной ледяной отстранённости, ни злобы. Лишь усталая правда, высказанная впервые. — Человеком, которого я не уважаю и которому не доверяю.

Его взгляд, тяжёлый и безжалостно пронзительный, скользнул по её бледному лицу, измятой запачканной рубахе, по рукам, всё ещё судорожно сжатым в кулаки, будто всё ещё держащим тот подсвечник.

— Я ожидал испуганную мышь, которую нужно будет кормить и охранять. Но ты... не мышь.

Эти слова повисли в воздухе между ними, густые и осязаемые, как дым. Они не звучали как комплимент. Это была констатация факта.

Хальвдан сделал паузу, давая ей прочувствовать весь вес сказанного, позволив этим немногим словам проникнуть в самое нутро, достигнуть той части её, что уже смирилась с ролью беспомощной пленницы, и встряхнуть её.

— Ты думаешь, я жестокий человек, — произнёс он без вопросительной интонации, словно читал её самые потаённые мысли. — Возможно, ты права. Мир жесток. Но я не бью беспомощных. И я плачу по долгам.

Он шагнул ближе. На этот раз Лера не отпрянула, загипнотизированная этой внезапной искренностью, опасной в своей прямоте.

— Ты спасла мой дом сегодня. Своим умом и своей рукой. Это долг.

Он потянулся к своему поясу и с лёгким шелестом кожи извлёк оттуда кинжал. Не богато украшенный, а рабочую смертоносную вещь в простых, но добротных, потемневших от времени ножнах.

Он протянул его ей.

Лера смотрела на узкую и удобную рукоять, на тёмную и потёртую кожу, не решаясь пошевелиться и боясь спугнуть хрупкий миг.

— Возьми, — его голос не оставлял места для сомнений или споров.

Её пальцы дрожали, когда она взяла кинжал. Он был тяжёлым. Холодным. Пугающе реальным.

— Носи его. Всегда, — его взгляд стал твёрдым. В нём вновь мелькнула та самая сталь, что она видела в пылу битвы. — Если кто-то попытается тебя тронуть — даже я, — ты знаешь, что делать.

От этих слов у неё перехватило дыхание, сжав лёгкие.

"Даже я".

Она сжала рукоять, почувствовав, как шероховатая поверхность кожи впилась в ладонь, оставив на коже память о себе. В этой непривычной тяжести была странная уверенность.

Хальвдан отвернулся, резким движением, словно сказал всё, что собирался, и теперь их разговор был исчерпан. Его спина, широкая и несущая на себе груз усталости, была обращена к ней, пока он шёл к двери.

Но на пороге он остановился. Не оборачиваясь, произнёс последнее, и его голос прозвучал приглушённо, почти для себя, но она расслышала каждое слово:

— И смой с себя кровь.

И он вышел, оставив её стоять посреди комнаты с холодным кинжалом в дрожащей руке и с хаосом в душе, где страх, обида и ледяное отчаяние вдруг столкнулись с чем-то новым, тёплым и пугающим.

С чем-то, что слабо, но неумолимо начинало походить на хрупкую надежду.