Жена ярла (СИ) - Левина Кира - Страница 5

Шок от той ужасной ночи постепенно выгорал изнутри, оставив после себя звенящую пустоту. Она лежала на жёстком ложе, уставившись в потолок, где тени от огня в камине вели свой немой танец с пятнами сырой плесени, и перебирала в памяти обрывки прошлой жизни. Уютный кабинет, пыльный запах старых книг, мерцающий экран ноутбука — всё это казалось теперь не просто другим миром, а сладкой сказкой, привидевшейся в лихорадке. А здесь, в этих холодных стенах, была реальность, пропахшая сырым камнем, древесной золой и страхом.

Хальвдан. Его имя отдавалось в висках тупой и навязчивой болью.

Он больше не приходил. Лера стала для него вещью, которую привезли, использовали по назначению и заперли в чулане до востребования. Мысль об этом унизительном безразличии жгла изнутри едким пламенем.

Дверь отворилась без стука, впустив в комнату полосу тусклого света из коридора. Внутрь вошла женщина. Не та, румяная служанка, что обычно приносила еду, а другая, пожилая, с лицом, словно вырезанным из старого дуба. В её натруженных руках была простая деревянная миска и глиняный кувшин.

— Я Ингрид, — отрывисто представилась она, ставя посуду на стол с глухим стуком.

Она окинула Леру быстрым взглядом, с головы до босых и побелевших от холода ног. В её глазах не было жалости или презрения. Лишь безрадостная констатация факта: "И с этой обузой теперь надо иметь дело".

— Вам положено быть в зале через час. Ярл ждёт.

"Надо же. Вспомнил о жене", — безэмоционально пронеслось у Леры в голове.

Она лишь молча кивнула, ощутив, как горячий комок слёз подкатил к горлу. Все силы уходили на то, чтобы просто дышать этим спёртым и ледяным воздухом.

Женщина ушла так же бесшумно, как и появилась. Лера заставила себя подняться и умыться холодной водой. Не успела она вытереться краем грубой ткани, как дверь снова открылась. На этот раз вошла Гуннхильд. В руках она несла тёмно-синее шерстяное платье.

— Я помогу одеться, — безразлично произнесла служанка.

Лера стояла посреди комнаты, словно покорная марионетка, пока цепкие пальцы Гуннхильд, ловко расправив складки ткани, туго затянули кожаные шнуровки на спине.

— Ярл Хальвдан приходил к вам ночью? — служанка вдруг нарушила молчание.

Лера резко обернулась, решив, что ослышалась. Гуннхильд смотрела на неё в упор.

— Что? Почему ты спрашиваешь? — голос Леры от долгого молчания казался чужим и хриплым.

Служанка глубоко и устало вздохнула.

— Госпожа, вы могли понести, — Гуннхильд протянула руку и легонько, но властно коснулась ладонью её живота.

Мир на мгновение поплыл. Грудная клетка Леры сжалась, не в силах вместить воздух.

Забеременеть.

Здесь.

В этом мире.

Мысль вонзилась в сознание острее и страшнее любого кинжала.

Что могло быть ужаснее, чем рожать в мире, где не было антибиотиков, а вместо врачей были лишь шептуньи да костоправы?

— Пора, — поторопила Гуннхильд, безжалостно вернув Леру в ужасающую реальность.

Зал встретил их гулом голосов и тёплым воздухом, пахнущим кислым пивом, жареным мясом и мужским потом. Когда Лера появилась в дверях, на мгновение воцарилась звенящая тишина. Десятки глаз, любопытных, оценивающих, безразличных, впились в неё. Она почувствовала себя загнанным зверем, выброшенным на потеху толпе.

Хальвдан восседал во главе стола.

Он, не глядя, коротким кивком указал на пустующее место слева от себя. Лера молча опустилась на скамью, спрятав дрожащие руки в складках платья.

— Отныне ты будешь присутствовать здесь каждое утро, — сказал он, не повернув к ней головы. Его голос был ровным, лишённым каких-либо эмоций. — Чтобы все видели. Жена ярла не затворница.

Он отпил из своей кружки, и Лера увидела, как напряглись мышцы на его скуле. Твёрдой, словно гранит.

— Ты будешь вести учёт припасов. Следить, чтобы швеям хватало работы. В доме должен быть порядок. Ингрид научит.

Это были не предложения, а приказы. Свод правил для новой нежеланной хозяйки без единого намёка на ту ночь. Словно для него её просто не существовало. Словно он выполнил некую неприятную, но необходимую процедуру и теперь переходил к следующему пункту в договоре.

Внезапно он повернулся к ней. Его стальные глаза, холодные и пронзительные, впервые пристально сфокусировались на её лице, и под тяжестью этого взгляда ей захотелось провалиться сквозь каменные плиты пола.

— И ещё. Ты будешь есть. Каждый день. При мне. Я не нуждаюсь в жене, которая умрёт от голода до того, как родит наследника.

Он ждал.

Лера опустила взгляд в дымящуюся миску. Похлёбка — ячневая крупа с блёклыми кусками вяленой рыбы — казалась безвкусным месивом. Под его тяжёлым и неотрывным взглядом она заставила себя зачерпнуть ложку и проглотить. Горячая масса обожгла горло, но внутри осталась лежать холодным и чужеродным комком.

Он коротко кивнул и поднялся, и его тут же его окружили воины, погрузив в стихию докладов и планов.

После завтрака Ингрид повела её вглубь каменного чрева замка, в низкие и пропахшие сыростью и веками кладовые. Она молча отпирала тяжёлые железные замки, и Лера вступала в царство запахов терпких сушёных трав, острой солёной рыбы, сладковатой пыли зерна или старой дымлёной кожи.

— Здесь амбар с ячменем, — говорила Ингрид. Её голос гулко отдавался под низкими сводами. — Урожай с северных полей. Слабый. К весне будем экономить. Запомните уровень в закромах.

Она показывала ей бочки с солониной, тугие рулоны грубого сукна, небольшие, но драгоценные мешки с солью. Это была арифметика выживания, простая и безжалостная. Каждый гвоздь, каждая крупинка соли здесь имели цену. И Лера с внезапной и ослепляющей ясностью осознала, что все её академические знания о викингах были лишь бледной тенью, схематичной картой, тогда как сейчас она ступала ногами по самой этой земле. Холодной, суровой и безразличной.

Она не знала, сможет ли бы когда-нибудь вернуться домой. Не знала, что случилось с настоящей Астрид и почему эта девушка так поступила с собой. Но одно она поняла с железной определённостью: чтобы выжить, ей придётся играть по их правилам. И первым шагом было не бегство, а изучение. Этого замка, его людей и его чудовищного хозяина.

Лера медленно провела ладонью по шершавой поверхности каменной стены.

Это была её новая реальность.

И ей предстояло научиться в ней не просто выживать, а жить.

Время, словно подтаявший ледник, наконец, сдвинулось с мёртвой точки. Лера чувствовала, как отчаяние выедало последние силы, а они были ей нужны. Поэтому она больше не могла позволить себе такую роскошь. Её разум, долго пробывший в ледяном оцепенении, содрогнулся, заскрипел, как заржавевший механизм, и начал работать. Бегство было невозможном, а, значит, нужно приспосабливаться. А чтобы приспосабливаться, нужно понимать.

И она стала слушать.

Целенаправленно, с холодной отстранённостью, с которой когда-то анализировала древние тексты.

Однажды, проверяя бочки с соленьями в прохладной кладовой у кухни, она замерла в арочном проёме, слившись с грубой каменной кладкой. Две служанки, с красными от ледяной воды руками, перешёптывались, перетирая в огромной ступе грубую крупу.

— ...а Гуннар слышал от самого ярла, — та, что помоложе, наклонилась к другой, — будто он сквозь зубы цедил: "Если ещё одна лодка пропадёт, я с них шкуру спущу. За обещаниями пошли, а вернулись с пустыми руками".

— Да ему лишь бы повод найти, — вздохнула вторая, что постарше. — Безжалостный он, не спорю... но ведь справедливый. Смотрит на всех, как волк на стадо, но чует, кто провинился, а кто просто под горячую руку попал.

— А то! Помнишь, как того рыбака, Эйнара, что в прошлую зиму сеть в шторм порвал, наказал? Весь улов отрабатывал, семья на грани была... Но ярл потом, когда узнал, что не вина Эйнара, а снасть старая подвела, так тому поставщику снастей взыскал, что тот до сих пор вздрагивает. Жалости мало, да. Но по правде.