Жена ярла (СИ) - Левина Кира - Страница 12

"Перекроет выход из бухты, — мысленно закончила за него Лера. — И расстреляет ваши корабли из луков, как в тире. Вы все окажетесь в ловушке".

Она видела это так же ясно, как если бы читала описание в учебнике. Стратегия Ингвара была написана в этих камешках, и она была смертельной для её мужа и его людей.

Инстинкт — тот самый, что заставлял её поправлять студента, делающего фатальную ошибку в разборе текста, — оказался сильнее страха. Прежде чем разум успел остановить её, ноги сами понесли её по лестнице вниз.

Она вошла в зал, и разговоры смолкли.

Все взгляды, удивлённые, настороженные, враждебные, уставились на неё. Хальвдан медленно поднял голову. Его глаза сузились, но он ничего не сказал, дав ей возможность либо оправдать своё вторжение, либо удалиться.

Её взгляд был прикован к столу.

Она подошла, чувствуя, как её спина горела под тяжёлыми взглядами. Не говоря ни слова, она протянула руку и передвинула несколько мелких ракушек, изображавших вражеские корабли. Она расставила их не в бухте, а по её краям, у входа, смоделировав фланговую атаку. Потом её палец провёл линию в море, обозначив то самое сильное приливное течение, о котором она неделю назад подслушала разговор двух старых рыбаков у причала. Течение, которое могло бы вынести корабли Хальвдана прямо на вражеские копья или, если использовать его грамотно, позволить им стремительно ударить с неожиданного направления.

Она закончила и отступила на шаг, наконец, подняв глаза. И встретила взгляд Хальвдана.

В его глазах не было гнева. Не было и одобрения. Лишь ледяная и сконцентрированная ярость охотника, у которого на пути внезапно выросла незнакомая преграда. Он смотрел на неё, после на изменённую схему на песке.

В зале повисла гробовая тишина. Торстейн смотрел на неё, как на сумасшедшую, а его лицо побагровело от возмущения.

Хальвдан медленно выпрямился. Его взгляд, всё ещё прикованный к карте, был тяжёлым и нечитаемым. Затем, одним резким движением, он провёл ладонью по столу, уничтожив и старый план, и её поправки.

— Сделаем, — сказал он своим хёрдам. Его голос был низким и не терпящим возражений, — как показала моя жена.

Он не поблагодарил её. Не взглянул на неё снова. Он просто повернулся к карте, словно её вмешательство было лишь мелким эпизодом. Но для всех присутствующих, и для неё самой, в этот миг что-то переломилось.

Лера развернулась и молча вышла из зала, оставив за спиной гул нарастающего обсуждения.

Она шла по коридору, и странное спокойствие наполняло её. Не триумф, ибо до него было далеко. Это было холодное и ясное осознание: мост сожжен. И отступать некуда. Тень, за которой она пряталась, рассеялась. Теперь они все знали, и Хальвдан знал, что в стенах его замка живет не призрак, а женщина с волей и умом, способным оспорить его воинов.

И пусть он не смотрел ей вслед. Пусть не бросил ни слова.

Молчание Хальвдана было красноречивее любой похвалы или угрозы.

Лера стояла чуть в стороне от других женщин, втянув в себя холодный воздух, пока длинные, змеевидные корабли один за другим отчаливали от берега. Ветер трепал платки жён и вдов и выл в такелаже, наполняя полосатые паруса.

Кажется, всего месяц назад она на дрожащих ногах ступила на этот берег, а теперь на этом же причале провожала Хальвдана, как... кого? Мужа? Союзника? Того, от чьего взгляда сердце ни с того, ни с сего билось быстрее?

Он стоял на носу своего драккара, отдавая последние распоряжения. Перед тем, как развернуться к открытому морю, его взгляд нашел её в толпе. Не искал, а именно нашёл, будто знал, где она стояла. Всего одно мгновение. Ледяные глаза, в которых читалось нечто большее, чем просто долг. Не прощание, но обещание. Или ей так лишь хотелось? Затем он отвернулся, и скоро его корабль стал лишь чёрной точкой на свинцовой воде.

Те дни ожидания тянулись мучительно. Каждый шум за воротами заставлял сердце колотиться, каждый крик часового — замирать. И вот, наконец, рог на стене возвестил о возвращении.

Не просто воинов, а победителей.

Пир в честь удачного похода в главном зале гремел, как будто сам Тор скакал по его стропилам. Воздух был густым и обжигающим: пар от горячего мяса смешивался с едким дымом смолистых поленьев и тяжёлым духом перебродившего мёда. Голоса воинов, хриплые и раскатистые, сливались в сплошной гул, в котором тонул лязг оружия и стук деревянных кружек о дубовые столешницы.

Лера сидела на почётном месте рядом с Хальвданом, словно изваяние, облачённое в струящееся платье из тонкой шерсти цвета морской волны, отделанное по горловине и рукавам скромным, но искусным серебряным шитьём. Хальвдан по возвращению вручил её сверток из мягкой кожи. Молчаливый дар. Видимо, плата за верную тактику.

Он, неподвижный, как утёс, вел размеренную беседу со своим хёрдом Ормом. Пламя от очага золотило суровые грани его профиля, и Лера словила себя на мысли, что наблюдала за живой сагой.

И в этот миг мимо их стола прошла Рагнхильд.

Пышноволосая служанка несла тяжёлый глиняный кувшин, и её бедра плавно покачивались в такт шагу. Её взгляд, скользнувший по ярлу, был дерзким и полным тайного понимания. Проходя мимо стула Хальвдана, Рагнхильд на мгновение замерла, и Лера увидела, как её губы сложились не в улыбку, а в нечто более интимное.

Сердце Леры сжалось, будто её снова окунули в ледяную воду фьорда.

Та самая сцена в коридоре — Хальвдан, выходящий из комнаты служанки с усталой расслабленностью в плечах — вспыхнула перед глазами с мучительной яркостью, что перехватило дыхание.

Он не ответил на знак. Не дрогнул и мускул на его лице. Но для Леры этого было мало. Его пассивность, его молчаливое принятие этой фамильярности, обожгло сильнее, чем открытая насмешка. Ядовитая волна ревности и обиды, горячая и незнакомая, поднялась из самой глубины её души, сметая осторожность и страх.

И в этот миг сама судьба подкинула ей повод.

Рагнхильд, ставя кувшин на стол, неловко двинула локтем и задела край Лериной чаши. Несколько капель тёмной медовухи упали на светлое дерево стола, как чёрные слезы.

Пространство вокруг стола замерло. Звуки пира отступили, будто кто-то заткнул уши ватой. Прежде чем Орм или кто-либо другой успел издать звук, Лера подняла на служанку взгляд. Не гневный, а ледяной и бездонный, каким она взирала на неубедительные оправдания нерадивых студентов. Её голос прозвучал тихо, отточенно и ясно, будто удар маленького стального колокольчика, и эта тишина пронесла его через гул зала.

— Рагнхильд, милая, — почти ласково сказала Лера. — Я восхищаюсь твоей... выносливостью. Но, видно, даже твои руки так усердствуют в ночной работе, что к вечеру ловкость их покидает.

Лера медленно, с преувеличенной аккуратностью, вытерла пролитое своим платком, не отрывая от девушки пронзительного взгляда.

— Не тревожься. Я всё понимаю. Когда все помыслы поглощены одним, на такие сущие пустяки сил уже не остаётся. Но будь же осторожней впредь. Ступай.

Она не кричала и не метала обвинений. Но каждый, кто слышал эти сахарные и отравленные слова, понял их двойное дно. Убийственный намёк, облачённый в аристократичную вежливость, поразил точнее любого копья. Лицо Рагнхильд перекосилось: сперва оно вспыхнуло густым багрянцем унижения, затем отлило мертвенной бледностью ярости. Не проронив ни звука, она, будто призрак, шмыгнула прочь из зала под аккомпанемент сдержанного хихиканья и шёпота.

Лера медленно перевела взгляд на Хальвдана.

Он смотрел на неё.

Без гнева или одобрения, а с тяжёлый и непроницаемым вниманием, будто разглядывал только что проявившийся на карте неизвестный берег.

Он не сказал ни слова. Не вступился за служанку. Не упрекнул жену. Просто поднял свой рог, отпил медленным и глубоким глотком и снова повернулся к Орму, словно ничего не случилось.

Но в звенящей тишине, повисшей над их столом, этот простой жест прозвучал громче любого крика.