В объятиях его жестокости (СИ) - Северова Нина - Страница 27

Вокруг мужчины разговаривают на казахском. Судя по голосам, их много. Когда Азамат говорит, я чувствую ухом вибрацию в его груди. Мне холодно и жарко одновременно. Мы выходим на улицу и я чувствую свежий воздух.

– Уже можно открывать? – спрашиваю.

– А?

– Ну, глаза можно открывать? – сжимаю между пальцами ткань его футболки.

– Да.

Глаза слепит. На улице вечер, но ещё светло. Какое небо яркое. И деревья. Какое всё красивое. Я не знаю, где мы, местность незнакомая. Похоже на заброшенное предприятие в старой части города.

Азамат кладет меня на заднее сиденье, осторожно подкладывает что-то под голову. После стольких дней на бетонном полу, мягкость сиденья кажется просто пуховой периной. Его лицо расплывается и я медленно прикрываю рот рукой.

– Меня сейчас вырвет.

– Бля, – отзывается водитель. – Там есть ведро. Но может всё-таки не будешь блевать прямо в машине?

– Извините, я не специально, – оправдываюсь.

– Не слушай, всё нормально. Рома тебя отвезёт в больницу сейчас. Уже ждут вас.

– Аон?

Азамат сжимает губы, будто решает, говорить или нет.

– Я тебе уже сказал, пока живой.

– Да, но где он?

Азамат вздыхает и щурится. Я хоть и вижу его расплывчато, но кажется, раньше он выглядел по-другому. Сейчас синяки под глазами, глубокая морщина между бровями и впалые щеки. Наверное, он всё это время был на жутком стрессе.

– В аду, Ксюша. Там, откуда обычно вывозят в черном мешке.

Я потерял за это время много крови. Тело аж пульсирует от открытых ран. Но кто сказал, что будет легко?

Лежу на полу, нога привязана в батарее. Встать могу, но с трудом. Пока они не вернулись, надо поднабраться сил. Иначе…

Закрываю глаза. Мама вспомнилась. У нее были длинные густые волосы. Черные как смола. Она всегда вплетала в косу какие-то украшения. Красиво было. Мы с братом любили трогать её волосы, а она смеялась. Говорила, что из-за любви к её волосам мы никогда не дёргали девочек за косички. Это правда.

И у бабушки были волосы длинные, но мы знали это только со слов мамы. Старушка всегда ходила с платком, сколько её помню. А помню я всё. И дом старый, покосившийся. И корову с кривым рогом. И брата с одной рукой. В памяти всё это лежит. Как что-то светлое, что всегда заставляет грудь сжиматься.

А теперь есть ещё она. Девушка с голубыми глазами, веснушками и нежной кожей. С запахом волос, от которого хочется жить.

Моя Ксюша.

Моя надежда и моя великая вина. Не уберёг. Не защитил. Херовый из меня мужик. Слабак. Ненавижу слабаков.

Если всё-таки отсюда выйду, если Ксюша примет меня, что буду делать? В ногах у нее валяться, прощение просить? Да, и это тоже. А ещё я бы отдал себя ей на растерзание. Пусть бьёт, кричит, ругается и даже плачет. Всё что угодно, только пусть рядом. Только пусть всё ещё моя.

Дверь открывается с грохотом, злющий Кабиров влетает в подвал. Надо же, даже форму ментовскую не снял.

– Что случилось, Илюша? – давлю в себе стон и медленно поднимаюсь. Чувствую ссадины на спине, неприятные мурашки сразу. – Неужто пожар?

– Заткнись, падаль. Девку твою выкрали, – дёргает рукава рубашки. – Знаешь, что это значит?

Что Азамат выполнил важнейшую часть. Не допускаю мысли, что это кто-то другой. Только Азамат. Ну все, дальше можно и умереть. Плевать. Если сейчас Кабиров решит выпустить пулю, не буду сопротивляться.

– Видимо, что ты очень сильно обосрался, – ухмыляюсь. Улыбаться нет сил, лицо болит.

– Нет, это значит, что ты живёшь последние минуты. Нет в тебе больше надобности. Азамата грохнули, Котелково Юра теперь крышует. Всё, – смеётся. – Это всё, Батыр.

Голова становится тяжёлой. Не могу воспринимать его слова за правду. Судя по тому, как он дёргается, что-то всё-таки идёт не так. Их планы рушатся как карточный домик, иначе бы он не вздрагивал от шума за дверью. А там – стрельба.

Илья хватается за пистолет, я всё ещё сижу. Он слишком далеко стоит, а я привязан. Под рукой нет ничего, что бы я мог бросить в него. Они не дураки, учли всё, чтобы держать меня как пса на привязи.

– Давай, Илюша. Ухвати пистолет посильнее и стреляй. Не очкуй, что ты как в первый раз, – запрокидываю голову назад и открываю ему шею. – Давай, время утекает.

– Замолчи! – машет пистолетом, а руки дрожат. Понятно, выпендриваться может, а убивать не научился. Куда Юра смотрел? Косяки в воспитании подрастающего поколения. – Не так всё должно было быть. Не так! Но ты гад живучий.

– А ты уже нет, – Азамат выпрыгивает из-за двери и бьёт Илью дубинкой по голове. Кабиров сразу падает.

– Брат, – ухмыляюсь.

– Потом лобызаться будем, уходить надо, – Азамат видит верёвку от моей ноги, достает нож из кармана. Три секунды и разрезает ее.

– Ксюша где? – встаю упираясь о стену.

– В больнице. Ещё не знаю, что по диагнозу, но беда с ней. Голова разбита вся.

Плохо.

– Надо к ней, – Азамат подхватывает меня под левое плечо. Кожа на спине натягивается и я чувствую, будто меня режут опять.

– Сначала выйдем отсюда, не всех загасили, – выходим в коридор и я оглядываюсь по сторонам. Меня держали не просто в подвале. Это какое-то ментовское здание. Портреты начальников висят на стенах. И я тут, в крови и босой. Ситуация сюр, конечно.

Рома бежит на встречу, два автомата перекинуты через плечи. Походу они готовились основательно. Пришли папку вытягивать из дерьма.

– Выглядишь пиздец, – Рома останавливается в шаге от нас.

– Я, по-твоему на курорте был? – ухмыляюсь. Обычно такое меня бесит, а сейчас даже радует. – Следака оттащи к нам, сам разберусь с ним.

Рома кивает и уходит в сторону подвала. Слышу родную речь и прямо становится легче. Все здесь. Голова щёлкает, но придурь не поднимается. Видимо, я слишком устал.

– Ты сказал, не всех загасили. А где они?

Азамат не успевает договорить, мы свернули за угол коридора и по нам открыли огонь. Друг толкает меня назад, закрывает собой, валится на меня и я чувствую как он вздрагивает от пуль. Блядь. Нет. Нет-нет.

– Азамат, – хриплю ему в ухо, а он не шевелится. Чуть приподнимаюсь, боль отдает во всем теле. Вижу, что из его плеча течет кровь. Где-то ещё задело.

– Проверь, что там, – голос со стороны. Это менты.

– Возьми, – Азамат приподнимает таз и быстро передает мне пистолет. – На счёт три.

Хватаю оружие, еле хватает сил снять затвор.

Слышу шаги над головой. Рома тихо идёт к нам. Но из-за угла тоже топот.

Раз.

Два.

– Три, – Азамат кричит и скатывается с меня. Стреляю в мужика, попадаю прямо в сердце, он валится замертво. На звук бегут остальные и стоит им появиться из-за угла, как Рома выпускает автоматную очередь.

Тишина.

– Разъебали, – Рома смеётся. Мы с Азаматом переглядываемся и тоже начинаем ржать.

– Ты ранен, – говорю Азамату.

– Две пули, – отвечает морщась. И обе в правое плечо.

К счастью, дверь на улицу была близко. Куча машин, куча тел…

– Не наши, – Азамат замечает мой взгляд. Киваю. Это хорошо. Но и мужики эти не менты кажется. Не похожи.

На улице ясный день. Вдыхаю свежий воздух. Кажется, что дышу ею. Девочка моя, я в шаге от безумия. Я хочу к тебе.

– Тебе надо к врачу, – подходим к машине и я понимаю, что скорее всего не смогу залезть в джип.

– Тебе так-то тоже док нужен. Давай в седан, тяжело.

Азамат машет Данияру и тот подгоняет свою тачку. Низкая, пойдет.

– Отвези меня к ней, Аз, пожалуйста, – открываю дверь и со стоном сажусь на заднее сиденье. Блядь, как же всё болит.

– Ее палата будет рядом, Батыр. Ты еле живой, сначала врач. Это приказ, – Азамат морщит лоб и я понимаю, что сейчас он может мне приказывать. За всю жизнь не расплачусь с ним за Ксюшу.

– Что у тебя с лицом? – Азамат садится на водительское, придерживает рукой плечо. У него появился ожог на щеке.