Нашествие (СИ) - Старый Денис - Страница 25

— Как думаешь ты, кто нынче нападает на наши отставшие обозы? — спросил Лепомир.

Спрашивал он неохотно. Да что там, собственные губы и язык едва слушались его, весь он был захвачен эмоциями и сам не мог разобраться, что к чему. Ведь бывало, что он даже радовался успехам монголов, к которым себя причислял.

Но радовался он тогда, когда монголы били аланов, когда они частью разбили, частью подчинили себе половцев, делая огромное пространство Великой степи абсолютно безлюдным. Менее счастлив был успехам монголов в Китае, так как считал китайцев великим и мудрым народом. Но все же… радовался.

Лепомир особо радовался и покорению Волжской Булгарии. Тогда ему позволили даже участвовать в боях, и он со своим десятком русичей с похожей судьбой смог разграбить очень богатый дом в славном болгарском городе — Биляре.

Жена Лепомира была несказанно рада, когда её муж пришёл с богатой добычей. Наконец, униженный аланский род, из которого лучшей красавице монголы приказали выйти замуж за безродного Лепомира, более благосклонно посмотрел на своего родича. Уже не такой унизительной казалось соединение судеб дочери главы одного из богатых аланских кланов и раба.

— Что ждёшь ты от своей жизни, Жировит? — спрашивал теперь Лепомир, переводя слова богатура.

— Хочешь жить, как он? — неожиданно для всех один из самых знатных стариков монгольских степей обратился к пленнику на русском языке.

Субэдей указывал на Лепомира.

— Хочешь жить, как он? — повторил свой вопрос темник войск западного улуса.

Лепомир весь напрягся. Мало того, что великий богатур обратился к презренному пленнику, так ещё и вопрос был повторён дважды, что уже ни в какие ворота не лезло. Лепомир ждал, когда старик сам привстанет, чтобы размяться, взмахнёт своей саблей да и убьёт трусливого русского.

— Да, господин, я хочу, — почувствовав, что это его единственный шанс, соглашался Жировит.

Впрочем, он действительно то и дело смотрел на переводчика, понимая, что перед ним сородич, русич. Но таких богатых одежд, в какие был облачён этот толмач, не было даже у рязанских бояр. Сплошной шёлк, ярко-красный, с причудливыми узорами. Конечно, такую одежду хотел иметь себе и Жировит.

— Мне нужно, чтобы ты всё узнал, сообщил мне, а потом и привёл в нужное место большой отряд, который нападает на наш хвост, отсекая. Сделаешь это — и получишь своё мясное место, четыре коня и трёх женщин из тех русских, которые сейчас будут в плену. Сам выберешь, — переводил слова полководца Лепомир.

Такие длинные, сложные конструкции на русском языке пока Субэдею были недоступны.

Жировит недолго сомневался, почти сразу соглашаясь со всеми условиями. Он посчитал, что если судьба ему даёт уже третий по счёту шанс, то нужно что-то круто менять, чтобы этот шанс не был последним.

Ведь в первый раз он должен был быть уже в плену у кипчаков. Освободил его Ратмир. Второй раз он был в составе коломенской дружины, которая безрассудно выдвинулась навстречу монгольскому войску.

Да ведь не знали коломенские, с какой именно силой они встречаются. Потому и посчитали, что подошедшие сотни из Суздаля и Мурома, вместе с ними самими — суть серьёзнейшее войско. Почти две тысячи ратных и охочих людей вышли биться с монголами.

Жировит же тогда сразу понял, что это будет не битва — это избиение. Потому, дождавшись ночи накануне сражения, сбежал. Да так вышло, что попал в руки монгольским разъездам.

Вот и выходит, что на русской стороне нет ему больше судьбы, сколько была, вся вышла. Уж лучше биться вместе с монголами, которые, по всей видимости, пришли не с набегом — не за наживой явились, а решили захватить русские земли. Не о том ли говорил тогда и Ратмир? Жировит не мог вспомнить, но знал одно: пора уже сейчас приспосабливаться, чтобы иметь возможность в дальнейшем заполучить более высокий статус.

— Я согласен. Я уже могу сказать, кто именно нападает на ваш хвост. Это боярин Евпатий, по прозвищу Коловрат. Он уже связывался с коломенской дружиной, но вы оказались слишком быстры, не позволили объединиться двум силам, — начал выдавать информацию Жировит.

Богатур сел удобнее, лоб его расправился, он кивнул.

— Ты отправишься к этому боярину, всё разузнаешь и выведешь его на то место, что будет тебе указано. И тогда ты будешь ходить в шелках и есть мясо, — усмирив свою ярость, переводил Лепомир слова Субэдея.

— Я все сделаю! — сказал Жировит, достал христианский крест и поцеловал его.

И как же Лепомиру хотелось в этот момент ударить русского. Своего соплеменника, но нет… Не он соплеменник. А может тогда Коловрат?

Друзья, напоминаем, что каждые 500 лайков публикуется дополнительная глава! Если нравится книги — жмякайте на сердечко. Вам не сложно, а нам приятно!

2 января 1238 года (6748 от сотворения мира)

День сегодня как-то не задался. Нет, трудились все исправно, даже показался не таким уж и катастрофическим вопрос с пропитанием. Ощущение, что я вчера пропустил что-то важное. Целый день, как у той собачки профессора Павлова, выделялась слюна. Не Новый ли год я в трудах провел, а не в веселье? Знаю, что в этом времени новый год начинается с весны.

Община входила в рабочий режим, и уже не нужно было упрашивать что-либо делать, угрожать. Люди, может быть, и без особого энтузиазма, но рутинно выполняли всё должное. Напряжение витало в воздухе. И это обоснованно. Только работать, когда память стремится стереть негатив, и человек убеждает себя в безопасности — это стресс. Нам нужна была разрядка.

Это, наверное, как каждое утро вставать на работу в будущем и даже не прислушиваться к себе, хочешь ли ты этого. Просто надо, просто это часть нового дня. Но завтра будет то же самое, потом опять. И никаких ярких положительных эмоций.

Мои переживания так же были связаны с тем, что ночью на разведку отправились Мстивой и Лихун. Парни они хорошие, зоркие, но мысли у меня то и дело возвращались к тому, что если с ними что-нибудь случится, то община тут же растеряет и без того мизерные возможности к обороне.

Уже дело движется к полудню, а мужиков всё ещё нет. Не видно и условных знаков, которые они должны были подать в случае своего приближения. Например, если бы грозила какая-то опасность общине, и они вели бы на хвосте кого-то, то могли разжечь костёр.

Однако, несколько раз обойдя вокруг стройку и кибитки, я заставил себя заняться задачами поселения, направленными на мирное созидание.

Конечно, говорить о мире, когда вокруг бушует война, — это как-то неправильно. Но мы через созидательный труд к войне и готовимся. Я вон даже освободил от строительных работ Власта и Лучана.

В их задачу сейчас входит создание облегчённых, по сравнению с тем механизмом, которым пользуется итальянец, арбалетов. Вот, можно сказать, и оборонный наш заводик. Так себе пока получается. Еще ни одного дельного экземпляра.

— Ну как, это есть можно? — сказал я, подойдя к Ведане.

— Ещё кабы у нас был выбор великий… — усмехнулась женщина.

Я посмотрел на ту кашицу, которая сегодня предлагалась к употреблению, взял у нашей ведьмы деревянную ложку и, зажмурившись и готовясь к худшему, снял пробу с этого меню из одной позиции.

Не скажу, что мог бы вот так же зажмуриться от удовольствия, пока поедал кашу. Однако и отчаянного негатива к блюду не было.

— Есть можно. Животы болеть не должны, — усмехнувшись, сказала Ведана. — На себе опробовала.

Если это варево сколь-нибудь сытное и ещё с витаминами, на что я надеюсь, хотя и не уверен, то один из вариантов, как не умереть с голоду, мы для себя открыли.

— То, что жёлуди под снегом оттаяли и смягчились, то впору. Есть их не размягчёнными в воде — накликать хвори до живота, — объясняла мне женщина.

Ведана по своему возрасту и по нездоровой худобе все же мало подходила для строительных работ. Но вот найти более смышлёного члена нашей общины, кто бы так много знал о возможностях выживания в лесу, сложно.