Башни Латераны (СИ) - Хонихоев Виталий - Страница 7

Обычные утренние разговоры — про базар, учёбу, городские дела — исчезли. Молча умылись, молча переоделись, и только когда Лео натягивал куртку и шнуровал ботинки, матушка задержала его у двери, с нежностью поправила воротник.

— Приходи сегодня пораньше. Конечно, если сможешь… — шепнула она, а потом чуть твёрже добавила: — Никому пока не говори ничего. Мало ли что приключится…

Он кивнул. За спиной, слабо, коротко, чихнул в подушку отец.

Лео вышел в ещё сонный, странно равнодушный к чужим бедам город, где каждый заботился только о своём — и впервые за долгое время не обернулся посмотреть, смотрят ли ему вслед семейные окна.

По пути к Академии свернул к двери под вывеской на углу — трактир «Три Башни» был тут с незапамятных времён. Здесь снимали комнатки и пекли хлеб, варили пиво и собирались все, кому не хватило места при дворах и мастерских — гуляки, гонцы, а когда город начинал жить на военный лад — ландскнехты и наёмники всех мастей.

Сегодня над входом на гвозде болтался свежий флаг: на чёрном фоне вышиты были три башни с белыми зубцами, вокруг толпились люди, наскоро собранные банды мальчишек с копьями из жердей, однозубые драчуны и просто зеваки. Но главное — там, у дубовых дверей, стояли люди особые.

Курт Ронингер, известный по всему королевству как Полуночный Волк, был невысок, коренаст, явно не молодой, с щетиной, такой густой, что она казалась шрамом. Плащ цвета пепельного угля, сбоку повернута фляга, на груди — неприметный, но тяжёлый медальон. Три зубца вверх, негласный символ его отряда. Рядом — двое его товарищей: здоровенный, рыжий как кирпич северянин, с топором за спиной, и худой парень с неприметным лицом, в стёганой куртке, нашпигованной латунными заклепками. Они переговаривались неспешно, словно здесь, в трактире, у них вечное утро.

Внутри же таверны было сумрачно, воздух густой от дыма, свежего пива и вчерашнего жаркого. За столами сидели наёмники помоложе, стайкой спорили о трофеях, между ног вертелись собаки, а судя по грохоту и смеху в дальнем углу, кто-то только что проиграл весь вчерашний заработок в кости.

Лео вначале постоял в проходе — его никто не замечал: мальчишка с торбой, курткой на шнурах, обычной для городской бедноты. Но он вбирал в себя каждое слово, каждый звук словно пытался услышать ответ на единственный свой вопрос — можно ли заработать на жизнь чем-то, кроме дешёвой магии или тяжёлого труда?

— Что, рекрутов мало набирается, Курт? — крикнул с порога краснолицый торговец.

— Нам дураки не нужны, — отозвался Полуночный Волк. — Лучше пять надёжных, чем двадцать трусов. А то как до дела — и разбегаются.

В этот момент в зал вошёл юноша. По лицу и походке его можно было узнать — коллега Лео в Академии, магикус со старших курсов, тонкий посох под мышкой, аккуратная чёрная мантия с бирюзовым подбоем.

— Могу ли я присоединиться к вашей роте? — немного слишком громко спросил он, смущённо сжимая ремень посоха.

— Кто таков, — лениво отозвался Ронингер, — к каким магиям предрасположен? Круг магии какой?

— Огонь. Первый круг, изучаю второй. В Академии учился два года, могу заклинание огненного шара… иногда молнию… если не устал…

Наёмники переглянулись, и рыжий наемник ехидно ухмыльнулся:

— Первый круг… Ты бы пирожки мамкины сперва высрал, благородный дейн.

— Но… я же магикус! Я быстро учусь! — выпрямил спину молодой маг.

Курт Ронингер взглянул на него испытующе и вдруг стал серьёзен:

— Здесь тебе не школа, малыш. Наёмник не просто бьётся за золото, он кровь свою проливает. Либо кровь, либо мочу с дерьмом, а зачастую и то и другое. Того, кто самый слабый, первого и убивают. Учёба твоя хороша в Академии, да в аудитории перед девками хвост распушить. А в нашем деле главное — выдержка и страх не показывать. У нас каждый второй думал, что у него хватает силы. Каждый второй давно под холмом, и даже крест над ним не поставили. Куда ты прешь, с Первым Кругом-то?

Остальные за столом согласно кивнули, кто-то — с насмешкой, а кто-то — с сожалением.

— Не обижайся, магикус, — буркнул рыжий, — найдёшь свою роту. Или дождись, когда второй круг добьёшь, может станешь толком бойцом — тогда приходи. А лучше с Третьим…

Магикус кивнул, смущённо попятился и удалился, сжав кулаки. В таверне ещё несколько минут делали вид, что рассуждают о магических дуэлях, но Лео же слышал главное: сюда не берут слабых и случайных. Здесь наёмник — не байка для балаганов, а тот, кто получит своё золото только если останется в живых.

Он ещё немного постоял в полутени, вдыхая смесь дыма, острого пива, жаркого лука и горячего хлеба, подошел к хозяину таверны, к старому Клаусу из Нибени и спросил насчет работы.

— Ты же Штиллов сынок. — нахмурился Клаус, опираясь на отполированную до блеска деревянную стойку: — в Академии же обучался?

— Батька на верфи покалечился. — ответил Лео, опустив голову: — денег за учебу платить не хватает.

— Вот оно как. — трактирщик грустно крякнул и полез почесать затылок: — ладно, приходи завтра с утра, только раненько, как только топить печь начнем, так и приходи. Там и посмотрим на что годишься.

— Спасибо, дейн Клаус! Я вас не подведу! — обрадовался Лео: — вот увидите!

— Увижу, увижу. Повезло тебе что Маришка в деревню уехала, у плиты помочь некому. Ну и не думай, что много платить буду, времена нынче такие что не разбежишься. А отцу своему привет передавай… — махнул рукой трактирщик.

Глава 4

Неделя пролетела как один длинный, бесконечный день, слившийся в череду одинаковых рассветов и закатов. Лео просыпался теперь задолго до петухов — в четвёртом часу утра, когда весь город ещё спал, а над черепичными крышами висела предрассветная мгла. Нокс провожал его в таверну, скользил по утренним улицам черной тенью, мягко ступая лапками по деревянным мосткам.

Трактир «Три Башни» встречал его тёмными окнами и тяжелым запахом вчерашнего эля и прогорклого масла, запахом, который никак не выветрить и не вывести, въевшийся в деревянные лавки, столы, в сами стены заведения. Лео тихо проскальзывал через служебный вход, стараясь не разбудить постояльцев, спящих на втором этаже, и спускался в полуподвальную кухню. Там его уже ждала огромная печь — чёрная, закопчённая, с тремя топками и чугунными дверцами, похожая на спящего дракона с большим, открытым зевом.

— Ну что, магикус, — бурчал появившийся следом повар Вильгельм, массивный мужик с руками как окорока, — покажи своё еще разок искусство. Все дрова сбережем… хорошо когда Дар есть, давай разжигай печку, а я пока мяса с ледника достану.

Лео кивал и принимался за работу. Сначала выгребал золу — серую, мягкую, ещё тёплую от вчерашнего жара. Потом укладывал дрова: снизу тяжелые, массивные поленья для долгого горения, сверху — сосновые щепки для быстрого розжига. И вот тут начиналось его маленькое чудо.

Он клал ладони на поленья и закрывал глаза. Тепло собиралось где-то глубоко внутри — не в пальцах, как учили в Академии, а в самой груди, возле сердца. Оттуда оно растекалось по рукам медленной, тягучей волной. Никакого огненного шара, никакого луча — просто ровное, глубокое тепло, которое проникало сквозь металл прямо в дрова.

Сначала начинали тлеть щепки. Потом занимались поленья — не взрывом пламени, а постепенно, словно сама древесина вспоминала, что когда-то была живым деревом под солнцем. Через несколько минут печь гудела ровным, сильным огнём, а Лео отступал, вытирая пот со лба. На всё про всё уходило в три раза меньше дров, чем обычно.

— Господин магикус, как всегда, в ударе. — насмешливо замечал Вильгельм, засучивая рукава: — Ладно, хватит стоять столбом. Бери котёл, будем кашу варить. Наёмники с утра жрут как не в себя, а у нас этих оглоедов полно.

Мясная каша — главное блюдо таверны. В огромный медный котёл сыпали ячмень, заливали бульоном от вчерашних костей, добавляли нарезанную требуху, лук, морковь и репу. Всё это должно было томиться часами, превращаясь в густую, сытную массу, от которой шёл пар и запах на всю округу. Лео научился мешать её длинной деревянной лопаткой, следить, чтобы не пригорела, вовремя подливать воду.