Щит Спэрроу (ЛП) - Перри Девни - Страница 33

— Возьмут. Но багаж часто двигается не вместе с нами. Есть вероятность, что нас разлучат. Самое важное лучше оставить при себе.

— Но…

Я положила руку на плечо Бриэль, заставляя ее замолчать.

— Спасибо, Тиллия.

— Одесса. — Ее карие глаза смягчились, прежде чем она повернулась и пошла прочь.

Бриэль и Джоселин обменялись испуганными взглядами, затем поспешили к своим сундукам, открывая крышки, чтобы запихнуть вещи в сумки.

Я приблизилась к Завьеру, понизив голос.

— У Тиллии есть меч. Похоже, он как раз моего размера.

Уголок его рта дернулся. Затем его взгляд переместился на мой мешок, безмолвный приказ собирать вещи.

— Все здесь знают, что ты умеешь говорить? — тихо спросила я.

Он кивнул.

— А в Туре знают, что ты умеешь говорить?

Он покачал головой.

Вот вам и лояльность туранцев к туранцам. Хотя я подозревала, что это было нечто большее, чем просто политическая стратегия. Завьер казался тихой душой. Человеком, который молчал, если нечего было сказать.

— Значит, мне не следовало говорить Бриэль.

Он наклонился, его голос был едва слышен, когда его губы приблизились к моему уху.

— Ты не говорила.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что ты стараешься завоевать мое доверие.

Мое сердце упало. Это была правда. Печальная, настоящая правда.

Я была настолько не в себе, что это было почти смешно. Они читали меня как открытую книгу, не так ли? Они видели меня насквозь за каждым фасадом, за каждым действием.

Какого черта я здесь делала? Я не была шпионом.

Я отвернулась, пряча прерывистый вздох под видом того, что собираюсь упаковать эту сумку. Единственное, что мне было нужно из моих сундуков, — это мой дневник, но я также упаковала чистое платье, на всякий случай. Затем я оставила остальные свои вещи — книги, тапочки, драгоценности и баночки — и последовала за Завьером, который направился к паре оседланных лошадей.

Одним был великолепный гнедой жеребец, высокий и гордый. Он напомнил мне коня Бэннера. Животное, достойное командира. Генерала.

Рядом с ним стояла голубая чалая кобыла, ее сероватая шерсть красиво контрастировала с черной. Она обнюхала меня, когда я приблизилась, а затем вернулась к выпасу.

Бриэль и Джоселин присоединились к группе рейнджеров. Очевидно, мы не будем путешествовать вместе.

— Ты умеешь ездить верхом? — просил Завьер.

— Да. — Не очень хорошо, но я не упаду. Возможно. — Я так понимаю, мы не разбиваем здесь лагерь.

Он передал мне поводья чалой.

Это означало «нет». Я глубоко вздохнула, вставила ногу в стремя и вскочила в седло, давая себе время восстановить равновесие на спине лошади.

Стук копыт был моим единственным предупреждением, когда рядом со мной появился Страж верхом на массивном черном жеребце.

— Ты много времени провела верхом, Воробушек? — спросил он.

— Можно ли мне было кататься верхом? Да. Часто ли я это делала? Нет.

— Жаль.

Это значит, что я проведу много-много часов верхом на этой лошади.

А что, если я столкну его с лошади? Сломает ли он себе шею? Разве это не было бы здорово?

— Мы готовы, Завьер, — сказал Страж.

Завьер кивнул, и без фанфар и объявлений мы покинули поляну, моя лошадь следовала за ним по пятам. Он поскакал к деревьям, давая знак остальным делать то же самое.

Минуту спустя мимо проскакали пятеро рейнджеров во главе со Стражем.

Мое сердце стучало громче, чем стук копыт, когда мы спускались в лес.

Когда я оглянулась, океан и корабли исчезли.

Я всю свою жизнь прожила у моря. Всю мою жизнь грохот волн был где-то на заднем плане. Шелест листьев на деревьях был другим. Он был слишком тихим, а его ритм — слишком беспорядочным.

Мне показалось, что мое сердцебиение изменилось. В ушах у меня было слишком пусто.

Лес простирался перед нами, как другой океан, на этот раз сотканный из бесконечных стволов и ветвей.

Не было ни тропы, ни тропиночки, но рейнджеры, казалось, знали дорогу.

Я не отставала от Завьера, держась рядом с ним, мой взгляд скользил слева направо и справа налево.

Ища. Ища ориентиры. Ища здания. Ища что-нибудь, что можно было бы отметить в моем дневнике. Возможно, там не было четкого пути, но я все равно должна была его найти. И пришло время сделать то, что я поклялась.

Заслужить доверие моего отца. Выполнить свой долг перед королевством. Спасти свой народ.

Найти дорогу в Аллесарию.

Насколько сильно будет больно, если я спрыгну с этой лошади? Больше или меньше, чем боль, которая сейчас пронзает мое тело?

Каждая секунда была мучительной. У меня болела спина. Ноги сводило судорогой. Задница онемела. Череп раскалывался.

В какой-то момент нам придется остановиться, верно? Мы же не могли ехать вечно. Или они ожидали, что я буду спать на этой лошади?

Ну, мне было слишком больно, чтобы заснуть.

Мы ехали всю ночь, пересекая лес. Я никогда не была в таком темном месте. Высокие деревья и их тяжелые ветви заслоняли все, кроме серебристого света двух лун Каландры.

У каждого второго туранца был факел, но его свет едва разгонял тени. На самом деле все, что они делали, — это позволяли всаднику позади видеть всадника впереди, чтобы наш караван не разделился и люди не потерялись.

Мы держались тесной группой, лошади держались рядом. Повозки тащились позади. Я не раз касалась ноги Завьера, когда мы пробирались между стволами деревьев и по участкам, где подлесок был таким густым, что даже лошади не могли его вытоптать.

В какой-то момент темп замедлился до ползучести, и мы перешли на движение гуськом, чтобы идти по следу.

По следу, оставленному Стражем.

Ему не нужен был факел.

Эти постоянно меняющиеся глаза, должно быть, позволяли ему видеть в темноте.

Это входило в мысленный список способностей, которые я отмечала для отца.

Учитывая, что у меня больше не было ничего ценного, этого должно было хватить. Потому что я была чертовски уверена, что не смогу объяснить, где мы были и как сюда попали. Я была, ну… потеряна.

В этом и был смысл этого ночного марша смерти? Чтобы держать меня в неведении? Чтобы разрушить мой внутренний компас? Не то чтобы он когда-либо был надежным, днем или ночью. Все, что я знала в тот момент, это то, что океан, вероятно, остался позади нас. Может быть. Это была лишь догадка.

Позже, когда у меня появится возможность подвести итоги нашего путешествия, моим единственным наставлением будет ехать по лесу, пока все твое тело не начнет кричать от боли. О, и, если ты не испытываешь ужаса, значит ты идешь не в том направлении.

Прошлым вечером я была напугана. Страх не давал мне уснуть всю ночь. Всякий раз, когда в верхушках деревьев появлялся просвет, я смотрела в небо. Затем я молилась.

Ама и Оде, звездам.

Шестерым, их детям, которые составляли тени между ними.

Ближе к рассвету деревья поредели, оставляя нам все больше и больше пространства для передвижения. Затем, некоторое время назад, деревья полностью уступили место широкой равнине. Позади нас лес был сплошной зеленой стеной, становившейся все меньше и меньше по мере того, как мы ехали.

Я понятия не имела, сколько времени прошло с тех пор, как мы выехали из темного леса. Час. Два. Три. Десять.

Из-за этой головной боли почти невозможно было думать. Даже дышать было больно.

— С тобой все в порядке? — тихо спросил Завьер.

— Я в порядке. — Если «в порядке» означало, что я хотела умереть, тогда да, я была в порядке.

Это был первый раз, когда он взглянул на меня с тех пор, как мы покинули побережье. Это был первый голос, который я услышала с тех пор.

Никто не произносил ни слова. Мы все слепо следовали за Стражем к рассвету.

Вдалеке горная гряда неровной линией врезалась в небо. Их острые вершины были покрыты белыми шапками, сиявшими в лучах восходящего солнца. Земля между нами и этими горами простиралась все дальше и дальше. Нам потребуются дни и ночи, чтобы добраться до подножия гор. Если мы вообще собираемся туда.