Ком 9 (СИ) - Войлошникова Ольга - Страница 50

— Чего забыли?

— Антипохмелин принять, которым Петенька хвастался. После водочки-то.

— Ядрёна колупайка! Забыли, натурально! А я-то думаю, что за пиво у них такое крепковатое, забирает как… Петя! Петя!!!

Но Петя нас не слышал. По-немецки он шпрехал не хуже Хагена — вот они на пару что-то и заливали сейчас бармену, который только успевал удивляться и хохотать. И, главное, перебивают друг друга, сами ржут, а разговор всё быстрее, да руками машут — видать, про Хагеновские похождения да заодно и про наши мелют. Фридрих рядом только подсмеивается.

И тут к бару подвалил господинчик из числа сидящих у камина и с ходу начал орать. Дойч я разбираю плохо, мне надо чтоб чётко говорили и медленно, а этот тип медленно как раз не хотел. Он хотел очень громко заявить о том, что его раздражает сам факт присутствия в заведении каких-то чужаков, которые ещё и все подходы к барной стойке оккупировали, так что ткнуться некуда — это я всё прекрасно и без слов, по одним интонациям и жестам понял. А вот чего я не ожидал, что Хаген, всё ещё продолжая смеяться, обернётся к этому крикуну и скажет что-то по-немецки так, что того прям перекосит, а все его товарищи немедля повскакивают со своих мест.

— Герр Хаген иметь сказайт: «Чего ты есть припёрся, швабский морда?» — любезно перевёл Фридрих.

Я успел вскользь порадоваться, что у него наконец-то прорезался хоть один нормальный глагол, а Сокол фыркнул так, что с пива пена полетела во все стороны, и начал ржать, совершенно как конь.

За спиной уязвлённого шваба повскакала с мест и повалила в нашу сторону толпа его приятелей. Они лаялись с Хагеном и Петей Витгенштейном по-немецки, бармен тоже чего-то орал, Серго нависал с противоположного фланга грозовой тучей, а Фридрих потягивал свой пивной лимонад, сверкая глазками.

Я слегка толкнул Ивана в бок:

— Хотелось бы в общих чертах понять…

— О чём говорят иностранцы? — ухмыльнулся великий князюшко, отставляя бокал. — Так это понятно. Хотят нашей кровушки, — он просиял и довольно потёр руки.

И вообще он прям был готов броситься в наседающую орущую толпу и начать причинять мордобитие. Да и я, откровенно говоря, чувствовал в себе этакое буйство. Во всяком случае, идея немедленно навалять этим досадным швабам представлялась мне сейчас крайне привлекательной. Это что — это вот от пива поверх водки дурь в башке бурлит? Я повёл плечами, разминаясь.

Не знаю, что пили швабские оруны, но к драке они тоже были готовы. Я сполз с табурета, примериваясь…

И тут бармен совсем уж страшно выпучил глаза, выхватил из-под стойки здоровенную дубину, выскочил перед швабским строем и принялся поочерёдно тыкать своим оружьем в очередную красную и злую морду — а потом в портрет кайзера. Как он при этом шипел и плевался — любой кошак бы обзавидовался.

Швабы в ответ тоже выпучили глаза и даже как-то в момент превратились в ровную шеренгу, вытянувшуюся во фрунт.

— Да япону мать твою итить! — Сокол аж руки опустил и исказился в лице. — Бармен! Сволочь ты после этого! Всю малину нам обосрал…

Я, к своему внутреннему удивлению, действиями бармена тоже был недоволен и внёс гениальное в своей оригинальности предложение:

— Зато ты можешь подраться с ним.

Иван только фыркнул:

— Солдат ребёнка не обидит.

Огромный бармен, услышав такое от отощавшего Сокола, по-моему, обалдел от наглости этого заявления.

Главный шваб тем временем обратился ко всем нам скопом:

— Господа, мы должны извиниться. Мы не поняли, что вы сопровождаете персону, желающую остаться инкогнито. Прошу… — что он там хотел попросить, осталось невыясненным, поскольку сей господин совершил ошибку, тронув за локоть Сокола, пренебрежительно развернувшегося к вражескому строю спиной.

Глуховато хлопнуло, и шваба откинуло защитным контуром, впечатав в строй своих сотоварищей.

— Инкогнита! — проворчал Сокол, усаживаясь на барный стул. — Гуляй иди, пехота…

Эта сцена породила второй виток скандала. Логики в нём не было уж вовсе никакой. Я слушал ругань на нескольких языках, понимая хорошо если через слово. Эти швабы оказались почти выпустившимися курсантами местной среднетехнической шагоходной школы, и драли глотки, что они чуть не лучшие из всех выпусков за десять лет.

— Не знаю, кто и зачем вам так соврал, — куражился Сокол, — но против боевых офицеров вы со своими «пятёрками» — всё равно что плотник супротив столяра!

Курсанты обижались и требовали сатисфакции. Серго ржал. Петя отпускал непонятные мне шуточки по-немецки, от которых заходился уже Хаген.

— Да вы врёте всё! — писклявым петушиным воплем разразился один из курсантов. — Кто вам доверит шагоходы? Посмотрите на себя, команда инвалидов!

Тут Сокол резко перестал ржать и цапнул писклявого за грудки:

— Ах, инвалиды тебе не нравятся⁈

Всё снова смешалось и завертелось. Случилась всё же потасовка, пусть и не такая масштабная. Потом растаскивание участников и ещё пущий ор. А в итоге мы почему-то попёрли куда-то в составе огромной толпы — всех практически, кто в «Трёх кружках и топоре» на тот момент сидел. Во всяком случае, в голове всплыла смутная картинка, как бармен цепляет на входную дверь огромный амбарный замок.

— И куда мы идём? — спросил я Фридриха, который почему-то оказался рядом, поддерживая меня под руку.

— На полигон! — торжественно объявил он, оборачиваясь ко мне и демонстрируя замечательный свежий фингал под правым глазом. — Учебный дуэль на шагоход. Я есть в ваш экипаж!

Что???

— Не понял… Хаген!!!

ЛУЧШИЕ ИЗ ХУДШИХ

— Яволь! — чуть не оглушил меня Хаген, который, оказывается, поддерживал меня слева.

— Какой… тьфу! Какая дуэль? Какой экипаж⁈

— Так вышло, что Иван Кириллович согласился на парную дуэль на шагоходах. Чтобы выяснить, кто лучше… на практике, так сказать.

— Ядрёна колупайка… — меня пронзила новая мысль: — Так у нас же нет шагоходов⁈

— Именно поэтому мы идём на их полигон, где за малую мзду курсантам дозволяется пользоваться учебными машинами, снаряжёнными учебными же снарядами. Теми, с краской. И даже проводить такие вот мероприятия.

— Это я понял… А Фридрих?

— У них тут стоят «Пантеры» первого поколения, у которых экипаж состоял из трёх человек. У его высочества, князя Багратиона и князя Витгенштейна слаженный экипаж. У нас с тобой тоже. Но нам для комплекта нужен был третий — заряжающий, он же стрелок.

— Я-я! — с азартом воскликнул Фридрих. — Я — заряжайт!

— Пиштец, — сказал я. И совсем уж тихо Хагену на ухо: — Ты понимаешь, что размажут нас? Какой он заряжающий… не говоря уж о стрелк е.

— У нас не оставалось выбора, — Хаген слегка пожал плечами.

— У меня, по-моему, в глазах двоится, — пожаловался я. — А Петя где?

И тут мы пришли. Место показалось мне похожим на старый склад.

— Кажется, технику тут эксплуатируют нещадно, — скептически высказался Хаген.

Из толпы вывернулся страшно довольный Сокол.

— Улыбается он! — возмутился я. — Антипохмелин где⁈ А то у меня рук четыре.

— Ног у тебя четыре, — поправил подошедший следом Серго и сунул каждому из нас по паре бутылочек. — Четырёхрукий медведь — это перебор.

— Тогда уж не ног, а лап! — Я выпил сразу два бутылька подряд, постоял, прикрыв глаза и блаженно ощущая, как мир вокруг перестаёт раскачиваться и обретает привычную стабильность. Молодец маманя! Однако с Фридрихом сели мы в лужу. Ни заряжать он как следует не сможет, ни тем более стрелять. А если его на место второго пилота посадить, а мне самому — заряжающим-стрелком, а?

Я некоторое время обдумывал эту мысль.

— Коршун, ты там, часом, не уснул? — спросил тревожный голос Ивана.

— Погодь! — пробормотал я со всей суровостью. — Коршун думает.

Все четверо уважительно помычали и только Серго смазал эффект, пробормотав:

— Надо ж, какое событие…