Ком 9 (СИ) - Войлошникова Ольга - Страница 20

Романыч, по его собственному заявлению, внезапно кроме малой нужды справил ещё и большую.

Хаген, естественно, никаких сигналов в этой обстановке подавать не стал, а бросился на вопли. Сюда же бежали ещё люди — глазеющие на стре́льбы в ожидании своей очереди курсанты, помощники Романыча с кухни (сразу различившие начальственный рёв среди других ночных звуков), я бежал, Пушкин и три весёлых князя тоже — никак, ЧП?

Впереди нарастал гогот молодых здоровых лбов.

— А ну, разойдись! — на бегу рявкнул Сокол, курсанты расступились, и нашему взору предстал расписной Романыч.

С минуту мы созерцали его, не зная, что сказать, а Романыч, осознавая явление начальства, смирял поток своих воплей.

— Это тэбэ повэзло, что в окнэ стэкла нэ было, — с внезапно обострившимся акцентом сказал Серго, — иначэ посэкло бы асколкамы!

Повар представил себе такую перспективу и нервозно вытер лоб, только сильнее размазав краску.

— В баню бы мне…

— Да какая уж баня в час ночи! — махнул я рукой. — Серго, вокруг нас с Романычем большой щит поставь.

— Ачищэниэм прайдёшься?

— Ага.

Ничего в этом особо сложного нет. Так же заклинание направляешь на другой объект, как на одежду. Единственное, себя тоже щитом надо прикрыть, чтоб краской не уляпало — она ж во все стороны полетит!

Ночные стрельбы всё же состоялись, сопровождаясь приподнятой эмоциональной атмосферой. Возможно, некоторые от смеха стреляли чуть кривее, но тут поручиться нельзя.

Что ещё было? Да всякое. Каждый день обязательно что-то да случалось.

То во время очередного задания третий взвод решил срезать путь и помчался по заснеженному полю, которое оказалось болотцем — вообще-то промёрзшим, но… В центре этого болотца пробивался тёплый ключ, и лёд там был совсем тоненький, только снежок и удержать. Три машины успели провалиться под лёд по пузо, пока остальные остановились. Вот корячились с ними, вытаскивая.

Потом, в полном соответствии с капризной мартовской погодой, внезапно решила вернуться зима, и после минус пять-шесть днём, которые воспринимались совсем тёплыми, ночью ударил мороз за тридцаточку. Машины под утро все встали колом, а мы (преподаватели) сразу вспомнили северную базу у Великого ледяного моста.

— Ну как тебе наш март? — иронически спрашивал я у великого князюшки.

— Ничего! Зато когда ещё курсанты отработают навык отогревания шагоходов в экстремальных условиях? — бодрился он.

Все, кто мог, магически разогревали мешки с песком (благо они у нас хотя бы были!), которыми обкладывали застывшие «суставы» шагоходов. Упарились — никакой бани не надо!

Но самым феерическим случаем была потеря курсантом личного оружия.

Каждому на учение выдали казённый автомат. Да, разряженный. Но таскать его было положено с собой везде — для отработки навыка. Особенно когда покидаешь машину — выносить с собой неукоснительно! Как бы моделирование нахождения на территории противника.

Чем кончилось?

Мехвод одного из «Локустов» выскочил по нужде, автомат на что-то повесил… и забыл!

Вот их экипаж вспотел бегать по полигону, когда до них дошло, что автомата нет. Облазили всё, весь маршрут — безрезультатно. Пришлось сдаваться начальству. Серго тоже не рад был потере оружия и отрядил весь взвод, в котором числился шагоход, искать потерю.

Нет автомата, как сквозь землю провалился!

Понурый взвод вернулся к месту расположения… и тут кто-то глазастый заметил, что автомат, оказывается, не где-то был повешен, а с внутренней стороны опоры «Локуста», за скобу, да там он всю дорогу и болтался!

Обкосячившийся курсант был счастлив, хотя и получил в качестве наказания два наряда на кухню.

Утром субботы мы возвращались в Иркутск, полные разнообразных впечатлений, и я искренне надеялся, что на сегодня у моего прекрасного семейства не будет никаких планов. Единственное, на что я готов был согласиться — это на игру с детьми в Гулливера в стране лилипутов. Пусть мои мелкие человечки ползают по мне, пусть хоть нитками обматывают — я намеревался лежать пластом, прерываясь на еду и на пару часов уединения с супругой, которые я хотел всё же выкроить. Сплавить малых нянькам, выкрасть Серафиму у дамского кружка и забаррикадироваться с ней в личных «покоях». А потом опять лежать пластом, да. Надо же мне отдохнуть, в конце концов?

Потому как вечером нас с Иваном снова ждал военный курьерский дирижбандель и полёт в Бидар на очередное обследование.

Первая половина дня прошла штатно, как и в прошлое наше посещение. А вот чего я не ожидал, так это того, что после обеда в исследовательскую лабораторию привалит вся императорская семья. И не только сам государь с супружницей и детьми, а в широком смысле слова — с дядьями-тётками, братьями-сестрицами, племянниками и племянницами кровного родства.

— Как сказал профессор Шляпников, — поделился со мной Иван, — раз уж у меня как у члена императорской семьи проявилась способность впитывать энергию аномалий, то нельзя упускать возможность проверить это ещё на ком-то из родственников.

— И не смущает их, что ты принять энергию смог, а распоряжаться по своему усмотрению — нет?

Иван усмехнулся:

— Все надеются, что это только я такой бесталанный оказался, а уж они-то на моём месте покажут себя как следует!

— Знаю я одну светлейшую княжну, которая может рассуждать подобным образом…

— Если ты о тётушке Белой Вьюге, то её как раз не будет.

— Это почему?

— Дядя сказал: и без того у неё гонору сверх меры. Если ей ещё чуть возможностей добавить, от её заносчивости вообще спасу не будет. Да и вообще. Чревато… нестабильностью в семье, так скажем.

— Ясно море.

— Но многие, знаешь ли, воспылали… внезапными надеждами, как я это называю.

— Вот тут я вполне могу их понять. Когда ты вдруг в один прекрасный день осознаёшь, что можешь стать кем-то гораздо более сильным, чем раньше… Да хоть вспомнить, как моя родня про медвежью кровь узнала! Все ведь побежали, никто не отказался, даже маман.

— Так-то да-а. Сложно людей за такие устремления судить. Но — никаких гарантий, сам понимаешь. Единственное, воздействие чистой энергии аномалии признано безопасным для человека. Во всяком случае, меня уверили, что рубиновым мне стать не светит.

Пока мы этак рассуждали, во дворе исследовательского центра была организована помпезная встреча, за которой мы с Иваном (отстранённые во избежание) наблюдали с верхней галереи, притаившись в тени растянутых навесов. У Ивана всё ещё светились глаза (хотя и гораздо слабее, чем месяц назад), но кое-какую энергию он продолжал рассеивать, и стабильностью портальных заклинаний никто рисковать не хотел.

И тем не менее, как только перемещение через портал закончилось, государь Андрей Фёдорович оглянулся вокруг себя и заметил:

— А где же наш дражайший племянник, Иван Кириллович? Только не говорите мне, что вы его не пригласили!

Встречающие академик что-то ответил императору почти на ухо. Но тот весьма громогласно возразил:

— Отнюдь! Да ещё и с Коршуном на па́ру? Если эти двое здесь, предпочитаю держать их в поле зрения!

Пришлось нам тащиться вниз, выполнять необходимые телодвижения. Ивану весьма досаждало, что родня с любопытством таращилась на его «фары», да ещё и шуточки по этому поводу отпускала, а мне — что все дамы немедленно начали искоса меня разглядывать и перешёптываться, а те, что помоложе — ещё и хихикать.

Спасибо, здесь была и Маша (жена Ивана) с их сыном, которому недавно исполнилось два года. Иван подхватил на руки маленького Кирюшку и отгородился им ото всей любопытной толпы. Мы немного отстали, потом ещё немного… и ещё чуть-чуть. Вот тут на нас перестали обращать особое внимание. Да к тому же началось интересное — расчищенные коридоры, в которых там и тут встречалось что-то интересное рубиновое — то животное, то растительное. Я сперва подивился, что доктора́-профессора́магонаучники сообразили, как растения в рубины превращать. И, видимо, не один я, потому что из головы процессии донёсся голос самого профессора Шляпникова: