Я буду твоими глазами (СИ) - Неярова Александра - Страница 46

Никаких следов того, чьих это подлых рук дело, лишь пепел и грязь после дождя.

Верея поднялась на пригорок, встретились ей по пути истуканы, чуры навевали холодок на душу своей чернотой, обожжённые пламенем. Казалось, что ведунья слышала голоса неупокоенных предков. Чуяла их боль, как свою.

Она пришла помочь. Избавить это место от мук. Даровать глоток свободы от тёмного заклятья.

Светлокосая девица сделала шаг, еще один, пока не оказалась у самой кромки выжженной земли и застыла.

Внутри что-то болезненно сжалось. Сердце заколотилось в жалости.

По щекам хлынули горькие слëзы. Три наслаивающихся друг на друга в памяти образа вызывали тоску и скорбь. Уютное поселение на холме между кромкой леса и лентой реки, пропахшее смертью пепелище и то, во что эта местность превратилась теперь.

Мёртвая земля.

И очернённая остатками тёмной ворожбы ведьмы река Живица, из которой текли ручьи к дальним землям, разнося отраву и губя невинные жизни путников.

Настало время избавить мать-природу от мук.

Верея сбросила поклажу с плеч, прихватив с собой резную шкатулку, прошла за остатки околицы. В памяти вспыхнули мгновения, как малой девочкой с братцем Баженом по подворью бегали, весело и беззаботно хохоча; маменькины с батюшкой лица и улыбки, ворчание бабки Грознеги. Терем, в котором жила… ныне жалкие гнилые обломки.

Колени подкосились, Верея рухнула на чёрную землю, испачкав подол сарафана, но не обратив на это внимание. Что ей одëжа, когда внутри всё болью пылает?

Шкатулка выпала из дрожащих рук, покатилась вперёд, а из неё выскочил обломок древка стрелы с полосатым оперением – княжича, еë лю́бого Златояра.

Горло перехватило железной удавкой, слезы болезненно покатились из глаз, расчерчивая щëки и срываясь вниз на землю.

Щелкнула девица пальцами, и зашлось в огне последнее сохранившееся напоминание о прошлом. Верея зажмурилась, коснулась руками мёртвой тверди, и с истошным криком, что рвался из самой души, выпустила на волю ведовскую силу.

Та впиталась в землю, устремилась к корням древ и к дремлющим в оковах ворожбы семенам, насыщая каждое светлой силой и мощью. Разрушая тёмное колдовство и даруя новую жизнь.

Там, где на землю падали капли слëз, словно брызги живой воды, стала пробиваться трава, пуки цветов и молодая поросль тонких кустов с деревцами.

Скрипели и рушились обломки изб, на их месте разрастался зелёный ковёр, заполоняя всё пепелище молодым леском.

А вокруг острога рядом с могучими вековыми деревьями с трухлявой корой вырастали стройные берёзы, клёны, ясени и в отдалении ели. Омолаживалась чащоба, возрождалась мать сыра земля…

Кто бы увидел, глазам своим не поверил.

Вода в Живице вновь сделалась прозрачной и голубой. Бодренько побежали ключи сквозь лес и к степям, разнося добрые вести о том, что пало заклятье с древлянской земли. Русалки и прочая лесная нечисть уж постараются, разболтают.

Когда Верея распахнула глаза, вокруг неё стеной возрос лес, сочно и зелено-зелено! Вскоре сюда вернутся птицы и зверьё, наполнят эти места пением и жизнью.

И так легко-легко на душе стало, как никогда прежде.

Груз вины с плеч скатился, отпустила гложущая изнутри боль и отчаяние. Получилось. Смогла. Вздохнула Верея полной грудью, поднялась, но пошатнулась и спиной к белесому стволу берёзы прислонилась, сил-то немерено ушло.

Легкий порыв ветра коснулся плеча, будто чья-то призрачная рука. Светлокосая улыбнулась, узнала – матушка Ясна это, пришла попрощаться.

Души родичей отныне свободны. В шуме ветра и листвы чудились их голоса - благодарили.

Напоследок Ясна дотронулась тёплым потоком воздуха до живота, и девица обомлела, наконец ощутив то, что не поняла ранее за своими терзаниями.

Верея задрала голову к куполу крон леса, за ним виднелось ясное безоблачное небо. В глазах ведуньи блестели слезы, а в груди, как цветок, распускалась радость.

Род древлянский не прервётся. Она больше не была одна, ей есть ради кого жить…

Верея вышла из леса и спустилась по пологому холму до зарослей камыша, а там и к песчаному бережку Живицы выбралась. Склонилась над серебристой гладью речки, почерпнула в ладони прозрачной водицы и омыла лицо.

Хорошо как! Свежо.

Плеск рядышком увидела, затем ещё и ещё – вот и рыбка вернулась! «Ква-а», – в камышах лягушки заквакали, завозились, запрыгали.

А в небе курлыканье послышалось, Верея голову подняла взглянуть, что там твориться, и аж прищурилась от лучей яркого солнышка. Чуя светлую ворожбу, по небу, обгоняя белёсые облака, птицы скопом к лесу слетались, а прямо по земле к опушке бежали белки, зайцы, лисы, волки и мелкое зверьё.

Вернулось всё на круги своя. Так, как и должно быть…

– Кьë-ок! – сокол, друг её верный, громко и тревожно заклекотал – предупреждал об опасности.

Верея на ноги вскочила, заозиралась по сторонам да так и замерла, взгляд выхватил горбатую фигуру на пригорке. Нутром девица догадалась, кто сюда смел пожаловать – Агидель, ведьма заклятая.

Вот и свиделись они с ней в Яви.

Взобралась светлокосая на холм, настороженно наблюдая за старухой, не боялась её Верея, сильнее неё во стократ стала.

Встали супротив друг друга, схлестнулись острыми, как кинжалы, взглядами. Две противоположности – день и ночь, свет и тьма.

Первой молчание нарушила Верея:

– Как посмела ты ступить на эти земли? Убирайся, не рады тебе здесь! – хлестко, со сталью в голосе проговорила, вздернув вверх подбородок.

Смутная неприязнь, смешанная с застарелой ненавистью, засели где-то под сердцем противной иглой и ворочались в груди, причиняя глухую боль, однако как бы Верее не хотелось покарать виновницу, она не станет обрывать её жизнь.

Дар был важнее, он горел внутри ярым пламенем, успокаивал ярость, окутывал теплом. Нашептывал, что час кончины ведьмы близок.

– Глаза твои ясные, не вижу в сердце больше злобы, как мире навьем. Неужто не жаждешь расправы надо мной? – она подошла ближе, тяжело опираясь на корягу, спину к земле гнула, хромала. – Я столько горестей тебе принесла.

– Смерти, значит ищешь? Я не уподоблюсь тебе и не променяю светлый дар на холод тьмы навьей.

– Да, верно, другая ты, – глухо проскрипела старуха.

Голову седую склонила к плечу, сузила веки сослепу, разглядывала и всё разуметь не могла, как вышло, что девица перед ней сильнее духом оказалась.

– Поборола ты яд ненависти, не ступила на тёмную тропу, светлой ведой осталась. Мы похожи с тобой, только я в своë время не смогла, как ты, смалодушничала.

И рассказала Агидель, как по молодости глубокой к порогу их с Ягиней-сестрицей избы, что стояла на окраине села, раненый богатырь забрёл, спасла она его от смерти, выходила и полюбила. Девичью чистоту ему свою отдала.

Молодец клялся в любви, обещал, как вернётся с похода, замуж взять и увести в свои дальние земли за морем. Распрощались с ним, как хворь из его тела ушла, и уплыл богатырь с племенем своим.

Ждала его Агидель месяц, радовалась, что понесла дитя от лю́бого, а потом минуло ещё два, да не возвращался он. Опечалилась, загрустила, и в один день не смогла более тоски выносить, решилась за ним плыть в суровый варяжский край.

– Отговаривала меня сестрица, вразумить пыталась, о дите думать заставляла, да не послушала я – сбежала и поплыла, – вздохнула грузно старуха, в голосе её звучала застарелая боль и тоска. – Ведуний на кораблях всегда жаловали, взяли с собой меня за пару монет.

Молодец тот варяжским вождём оказался. К тому времени, как Агидель прибыла на сушу и отыскала лю́бого, он женился на южной принцессе, счастливо жил-поживал, успев позабыть о ведунье безродной, что жизнь ему спасла и всю себя без остатка отдала.

Не вынесла предательства Агидель, очернило её сердце злоба сущая, наполнилась душа жаждой мести. И обратилась она за силой к богине Маре, не терпящей неверности, да извела предателя и избранницу его.