Служанка для прокаженного лорда (СИ) - Вера Виктория - Страница 44

Он же не серьёзно?

Или серьёзно…

— Разве я могу? Служанка на балу в королевском дворце… да меня туда даже не пустят. А если и пустят, то может разразиться скандал. Мне бы не хотелось, чтобы из-за меня у тебя были проблемы…

— Поэтому Лайонел представит тебя своей племянницей.

Удивлённо оборачиваюсь на Лайонела Броднака, который этого явно не собирается отрицать. Это и было та услуга, о которой говорил Кейн?

— Но господин Броднак сказал, что он не лорд… — снова заглядываю в глаза Кейну.

— И это хорошо, Тайли. Лайонел весьма уважаемый в столице делец и владелец нескольких мануфактур. Это даёт ему определённый статус в обществе и приглашения во многие благородные дома.

Вот как?

— Никто бы не поверил, если бы мы представили тебя аристократкой, — инициативу объяснения перехватывает сам Лайонел. — Записи родословных аристократических семей можно запросить в королевской канцелярии, а вот до дельцов и купцов никому нет дела. Зато моя фамилия есть в списках приглашённых на бал в столичный королевский дворец.

Последние слова произносятся с гордостью, и Лайонел самодовольно откидывается на спинку своего стула.

— Я очень благодарна вам, господни Броднак. Но разве кто-то поверит в то, что у вас неожиданно появилась племянница? — происходящее ещё плохо укладывается в моей голове.

— Поверят, Тайли. Ты показала, что достаточно грамотна и разумна, чтобы сойти за послушницу одного из закрытых элитных пансионатов. Я скажу, что ввиду ряда трагических обстоятельств я стал твоим опекуном и вызвал тебя в столицу, — в этом моменте Лайонел весьма талантливо добавляет в голос драматизма.

После такого едва ли кто-то решится уточнять подробности “трагических обстоятельств”.

В голове ещё много вопросов, но меня захлёстывает щекочущее волнение от осознания, что Кейн Кордэйн всерьёз намерен взять меня с собой во дворец. Всё это кажется мне почти невероятным и чем-то напоминает сказочные истории из далёкого детства.

Снова заглядываю в глаза Кейна:

— Спасибо, — шёпотом.

— За что, Тайли? — также тихо.

Даже не знаю, как ответить.

За то, что позволяет хоть на время почувствовать, будто между нами всё по-настоящему… За то, что впустил в замок, когда мне некуда было идти… За то, что вытащил из отцовского дома, когда меня словно безвольный товар пытались продать Броку… За то, что затем своими губами выкорчевал из моей головы всю мерзость и унижение того долгого дня… За то, что слушает меня… слышит… и позволяет быть так близко…

— За всё, милорд.

Несколько мгновений Кейн пытается взглядом пробраться мне под кожу, а затем его губы вздрагивают в едва заметной улыбке:

— Ты так и не попробовала сладкий пирог, Тайли. Думаю, мне придётся отпустить тебя, пока он окончательно не остыл.

Он так и поступает, пересаживая меня обратно на мой стул, но в орехово-зелёном взгляде проскальзывают нотки сожаления.

***

— Тебе не обязательно было возвращаться в гостиницу со мной. Ты бы могла остаться у Лайонела и отдыхать в своей комнате.

Карета господина Броднака катится по припорошенной снегом и залитой лучами послеполуденного солнца мостовой.

Да, я бы могла остаться в особняке, а ещё могла бы рассматривать столицу из натёртых до блеска окошек кареты… но вместо этого снова и снова изучаю немного резкие линии профиля лорда Кордэйна.

— Мне не нравится оставаться где-то без тебя, — чувствую себя сегодня достаточно смелой, чтобы говорить подобные вещи. А может, так на меня влияет уединённость и теснота закрытой кареты?

Кейн сидит так близко, что его бедро касается моего и мне кажется, что я ощущаю тепло его кожи даже сквозь многочисленные слои ткани.

— Тайли…

Он переплетает наши пальцы, но ответить не успевает — карета дёргается и останавливается.

— Что-то произошло? — спрашивает у кучера через слуховое окошко.

— Простите, господин, на мосту затор, придётся немного подождать.

Кейн выглядывает на улицу, кивает каким-то собственным мыслям, распахивает дверь и помогает мне выйти из кареты.

— Когда пересечёте мост, остановитесь на набережной с той стороны. Мы подойдём туда немного позже, — Кейн даёт распоряжения кучеру и тянет меня за собой.

В нос ударяет морозная свежесть, аромат хлеба и смеси пряностей.

Вдыхаю глубже и с любопытством рассматриваю резные деревянные вывески маленьких магазинчиков, витрины, покрытые тонким кружевом инея и немногочисленных случайных прохожих, спешащих по своим делам.

Дверной колокольчик мелодично звякает, когда Кейн заходит в одну из лавок.

Здесь тепло. В углу, разгоняя зимнюю сырость, тихо потрескивает небольшая чугунная печь. За прилавком из тёмного дерева и на аккуратных полочках расположились многочисленные бархатные подушечки с золотыми украшениями.

Хозяин лавки, седой мужчина в расшитом камзоле, что-то записывает в толстую книгу, но, заметив нас, тотчас откладывает перо и кланяется:

— Добро пожаловать, милорд, леди.

— Тайли, выбери то, что тебе нравится, — Кейн мягко подталкивает меня к прилавку. — Я хочу сделать тебе подарок.

Серьги, браслеты, перстни с узорами из мелких мерцающих камней, кулоны на тонких и толстых цепочках…

Ещё до того, как мы покинули особняк нелорда Броднака, вернулся его помощник и передал Кейну увесистый кошель с деньгами — то, что ему удалось выручить за привезённые нами ценные вещи.

Мне до сбивающегося дыхания приятно, что лорд Кордэйн думает о подарке, но не по себе оттого, что он хочет потратить деньги, которые будут очень нужны в замке.

Растерянно кручу головой и через витринное окошко замечаю любопытную вывеску на противоположной стороне улицы.

— Я могу выбрать… любое из того, что вижу? — пытливо заглядываю Кейну в глаза.

— Да, Тайли, — уверенно кивает, ещё не подозревая, на что подписался.

— Тогда я выбираю вот это!

Указываю на лавку, вывеска которой гласит: “Исцеление хворей пиявочным методом лекаря Мариуса”.

— Пиявки? Ты же не серьёзно? — с его губ слетает нервный смешок. — Я даже представлять не хочу, что они там делают.

— Ты обещал, Кейн. Сказал, что я могу выбрать любое из того, что вижу.

— Это нечестная игра, Тайли!

— Но это единственное, о чём я тебя попрошу.

Несколько секунд он задумчиво смотрит мне в глаза, будто пытаясь прочесть мои мысли.

— Если согласишься, то сегодня не будет никаких луковых компрессов, — провожу пальцами вдоль его скулы, которая ещё сохраняет следы воздействия яда… пусть и не такие устрашающие, как пару недель назад.

— Никакого лука. И ты останешься со мной ночью, — шёпотом мне на ухо.

Я пропускаю удар сердца, а Кейн разворачивается к витрине и указывает лавочнику на аккуратный золотой браслет с небольшим, но мерцающим множеством граней, розовым камнем:

— Упакуйте его.

— Сей момент, господин.

Таэллия

— Видите ли, добрый господин, пиявки — это природные лекари равновесия. Когда кровь застаивается или желчь переполняет печень, тело теряет гармонию четырёх гуморов. Но стоит поставить пиявку — она оттянет избыток дурных соков, будь то горячая кровь, густая флегма или едкая желчь.

— Или яды? — хочу, чтобы аптекарь произнёс это вслух пока лорд Кордэйн не передумал. Потому что он уже в который раз посматривает на дверь.

— Да-да, и яды! Пиявочная слюна разжижает застои, облегчает боль и возвращает телу правильное течение жизненных жидкостей. Так говорил ещё Горон — а кто мы такие, чтобы спорить с древними?

В лавке аптекаря чисто. Светлое помещение пропахло травами и уксусом. На полках — склянки с подозрительными жидкостями, связки сушёных кореньев и главное сокровище — банки с пиявками, лениво шевелящимися в воде.

— Ты уверена, что мне это нужно? — тихо уточняет Кейн, сопровождая вопрос тяжёлым вздохом.

— Ты же слышал, что сказал аптекарь? Разве мы не должны хотя бы попробовать?