Наагатинские и Салейские хроники (СИ) - Гичко Екатерина - Страница 54

– В качестве награды за верную службу светлейший и сильнейший хайнес Иерхарид осуществит обещанное и дарует сарену Триию Бодыю жизнь Мариша Хэыя!

Площадь дрогнула от ликующих воплей, и палач осторожно подступил к преступнику и перерезал его верёвки. Путы упали, и крики смолкли. Зрители с внезапным прозрением смотрели на освобождённого бандита и на маленькую – до колена макушкой разбойнику только и достаёт – девочку. На спущенного с цепи обозлённого волка и выпавшего из тёплого гнезда птенчика.

Иерхарид с напряжением следил за Маришем. Нет, разорвать ребёнка на месте не должен, иначе тогда уже толпа разорвёт его. Симпатии народа переменчивы. Но вот взять девочку в заложницы и попытаться скрыться с ней…

Дар как назло молчал, не желая подсказывать дальнейшую судьбу ребёнка.

Девочка что-то сказала, и Мариш наконец отмер. Повёл головой из стороны в сторону, явно наслаждаясь замешательством толпы, медленно присел и протянул к малышке руку.

– Прошу вас, моя госпожа, – прошелестел над притихшей площадью хриплый голос.

Наивное дитя радостно бросилось к нему и уверенно уселось на согнутый локоть. У Иера перед глазами поплыло от бредовости происходящего. Он уже не слышал ни толпы, ни сарена Триия, ни Шереха. Видел только маленькую девочку, которая обнимала опасного преступника за грязную шею и неприкрыто радовалась новой игрушке.

Игрушка… Иерхарид неожиданно вспомнил, как маленький Узээриш, наваливаясь мягким животиком на заряженное ложе арбалета, тянется к спусковому рычагу. С тех пор с нянечками сына он больше не оставлял.

Неожиданно проснувшийся дар радостно подтвердил, что жизни девочки в ближайшее время точно ничего не угрожает.

– Господин Шерех, – Иерхарид разъярённо уставился на старого консера, – будьте добры уделить мне время для беседы.

[1]Консѐр (женский титул консѐри) – один из титулов Салеи. Почти то же самое, что и герцог. По функциональным особенностям можно поставить в один ряд с князем. Выше консера только хайнес (консер Вотый, консер Вайон, консер Ашихый). По сути консер – помощник хайнеса, и под его руководством и владением находятся несколько регионов страны.

Корыстная. Глава 13. Тайна падения

Разговор состоялся здесь же, на площади, в маленькой гончарной лавке. Хозяин вместе с семейством спешно вымелся прогуляться, и Иерхарид остался со старым консером наедине.

– Ты соображаешь, что требуешь? – не сдерживая ярости, вопросил мечущийся по крохотной комнате хайнес.

Шерех, нимало не смущённый, спокойно уселся на стул и улыбнулся.

– Иерхарид, ну тебе самому не жаль терять такой талант?

– Мне было бы жаль, если бы от этого таланта была какая-то польза. Но от него будут исключительно проблемы! – огрызнулся Иер. – Он оправится от поражения и вновь начнёт собирать силу. Ты сам прекрасно знаешь, Мариш не из тех, кто сдаётся. Его банду разбивали и рассеивали не раз, и он возвращался вновь и вновь. И мы ему дали шанс воспрять.

– Зато ты показал народу, что держишь своё слово.

– Да плевать они хотели на моё слово! – горячился Иер.

– Если бы нарушил, то припоминали бы долго, – не согласился Шерех.

– Если Мариш опять вырвется на свободу, то припоминать уже будут кое-что похлеще!

– Ну, Иерхарид, такая горячность тебе совсем несвойственна, – лукаво прищурился старый консер.

– Шерех, мы его ловили два века! Даже если наплевать на то, что он посмел объявить себя Сумеречным Хайнесом – эти хайнесы объявляются каждое десятилетие, Тёмные с ними! – то захват Дреи – это то, что простить нельзя! Это не какая-то там деревня, это крупный торговый город. И ты предлагаешь мне помиловать и отпустить такого опасного противника? Твои же сыновья и внуки потом будут расхлёбывать кашу, которую он заварит.

– Так уж и заварит…

– Мне кажется, старость всё же завладела твоим разумом, – хайнес подозрительно прищурился.

– Поверь мне, из Мариша ещё можно сделать союзника. Не самого надёжного, но грозного для всех врагов Салеи. Он же не какой-то там убийца, вор и насильник. Он пустая душа, жаждущая отмщения. Я сам таким был.

– Шерех, позволь напомнить, что ты резал только Вотых и их приближённых, а он сжигал целые деревни!

– Если бы мне понадобилось сжечь деревню, чтобы добраться до очередного Вотого, я бы сжёг, – без обиняков заявил старый консер. – Его отрубленная голова тебе ничего не даст, кроме спокойствия. И сожжённые им деревни не восстановит. В конце концов, мы с тобой не жрецы, которые выпрашивают у богов для грешников справедливое возмездие за злодеяния. Мы с тобой – те, кто выстраивает сильную опору Салеи. Сам знаешь, в каком положении сейчас страна, нам нужны сильные союзники и среди вольного народа. А Мариш – это большая сила.

– И неуправляемая сила, Шерех.

Старый консер тонко улыбнулся.

– Пройдёт не так много времени, и он сам выкует себе цепи и обрядится в них, – заверил он хайнеса. – Как я когда-то. Пустая душа жаждет быть заполненной. Мариш жжёт деревни, потому что его собственное тепло сожгли. А такая боль требует отмщения.

– А он сам тепло скольких сжёг?!

– Это на его совести, – с той же улыбкой ответил Шерех. – Его поступки навсегда останутся с ним.

– Ты веришь, что он раскается? – изумился Иерхарид.

– Что ты! – отмахнулся старик. – Зачерствел он уже слишком. Но в каждой, даже самой очерствевшей пустой душе найдётся местечко для одного нежного сердечка. Дети, знаешь ли, умеют влезать в душу. А волки привязчивы.

– Ты о чём? – не понял хайнес.

– О малышке Лоэ̀зии. Очень добрая нежная девочка. Наивное и милое дитя, ещё не испорченное родителями. Мариш сядет на цепь рядом с ней.

– Ты действительно повредился разумом, – уверился Иерхарид. – Матёрый бандит оставит прежнюю жизнь ради незнакомого ребёнка…

– Прежнюю жизнь вряд ли оставит, но поутихнет. Поверь мне, старику, прожившему яркую и долгую жизнь. Все, кто не успел утратить сердце и душу, попадают в плен маленьких ладошек. Всунь им ребёночка, и через некоторое время они отгрызут руки, потянувшиеся забрать дитя назад. Шидай Лютый вон, – Шерех кивнул на закрытую дверь, – как к правнуку моему прикипел. Вначале тоже без желания рядом с ним осел, а сейчас всю жизнь ради него поменял. А ведь тоже душа пустая, корни оборванные, а как молодой побег в сердце врос! Через всё тело прошёл и новые корни дал. Тянет теперь, – гордость в голосе сменилась ворчанием, – поганец, из отца все соки и жилы, а тот терпит. И вот Маришу давай такой же росток подсадим. В землю новыми корнями врастёт и уже с прежней свободой не пошевелится. Я по опыту говорю, сам-то весь в корнях. И обрастаю, старый пень, новыми.

– Глупости какие-то говоришь, – впрочем, былой горячности в голосе хайнеса уже не было.

– Голову срубить всегда успеем. Он у нас сейчас под постоянным приглядом будет, – успокоил его Шерех. – А там уж прирастёт.

– Триий не прирос.

– Триий душа гнилая. Э-э-э, Иерхарид, сам-то будто не знаешь, как дети в душу забираются, – Шерех лукаво прищурился. – Слышал, что одна маленькая лисичка уже облюбовала твоё сердечко, хвостиком стеночки обмела и жить там устроилась. Ришик-то не ревнует к сестричке?

Иерхарид сердито посмотрел на старого пройдоху и отвернулся. Но скрыть порозовевшие скулы не успел. Да и вовсе, повернувшись спиной, открыл стремительно краснеющую шею. Шерех выпучил глаза в искреннем изумлении и присвистнул.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Тёмные с тобой, Иер! Ох, прости старика, видишь, тоже могу ошибаться. Так это не доченька?

Хайнес только тяжело вздохнул, но скрывать правду от древнего интригана не захотел и проворчал:

– Не доченька.

– Господин, не подходите…

Иер мгновенно вскинул голову и с удивлением уставился на Шереха, с чьей стороны доносился тонкий девичий голосок. Старик, не менее заинтригованный, обернулся к окну, выходившему в полутёмный, но чистенький проулок между домами.