Телохранитель Генсека. Том 5 (СИ) - Алмазный Петр - Страница 28

— Привет, ребята, — поздоровался со всеми троими одновременно.

— Здравствуйте, Владимир Тимофеевич, — парни окружили меня, обступив с трех сторон.

— Кто сейчас с задержанным? — первым делом строго спросил я.

— В палате дежурят майор Карпов и медсестра на всякий случай, — ответил Газиз. — больше такого не повторится…

— Так что там за попытка самоубийства? Рассказывай, Газиз.

Абылгазиев засмущался — ему было невероятно стыдно за свой глупый прокол — и нехотя пояснил:

— Иглой от капельницы пытался расковырять себе вены.

— А перед этим были какие-то признаки, что решится на подобное? Хоть что-нибудь говорил?

— Нет, в том-то и дело, что совсем ничего! Наоборот молчал, как немой. Но врач говорит, что это типичное постстрессовое расстройство у него. Распереживался сильно, потом замкнулся. Что-то там у себя в голове надумал — и в результате выдал неадекватный поступок, попытку суицида.

— Как думаешь, удастся мне теперь с ним поговорить?

— Поздно… — развел руками Газиз. — Он получил успокоительное и дозу снотворного. Теперь до утра спать будет. Но перед этим, спасибо Дане… — он кивнул на Злобина, — я успел включить магнитофон и всё записать.

— Ладно. Давай тогда пока что послушаем запись. Но лучше не в коридоре, пойдемте-ка у дежурного врача спросим, не найдется ли какой свободный кабинет.

Дежурный врач, уже седой, с красными от недосыпа глазами, дремал сидя за столом, положив голову на сложенные руки. Услышав мою просьбу, ответил без колебаний:

— Товарищи, если нужна конфиденциальность, можете занять пока мой кабинет. Я как раз пока собирался проверить одного тяжелого пациента в реанимации.

— Не Азимова случайно? — беспокоясь о состоянии Марса, спросил я.

— Нет, не Азимова., но если так переживаете, то загляну и к нему.

— Спасибо вам, доктор.

Врач ушел и мы остались вчетвером в его маленьком кабинете. Белые стены, шкаф со стеклянными дверцами, закрытыми на ключ, большой деревянный стол, заваленный историями болезни. На столе настольная лампа с почти плоским жестяным абажуром. Штора на окне чуть колыхалась от сквозняка. Старые деревянные окна покрыты трещинами — эпоха стеклопакетов еще наступит не скоро.

Я попросил всех сесть. Даня с Газизом расположились на кушетке, Андрей Соколов опустился на стул. Отодвинув часть бумаг в сторону, я поставил на стол магнитофон и нажал клавишу пуска. Зажужжала лента, и в тишине раздался хриплый голос Краскова.

— Я… майор Красков Павел Сергеевич… являясь штатным сотрудником Первого отдела Пятого управления КГБ СССР… хочу заявить…

Он говорил медленно, делая паузы, будто каждое слово давалось с усилием. Иногда дыхание сбивалось, проскакивал сдавленный всхлип.

— Моя основная работа… состояла в курировании советских научно-исследовательских институтов. В тысяча девятьсот семьдесят пятом… точную дату уже не помню… состоялась моя личная встреча с зам начальника Пятого управления, Маркеловым Иваном Алексеевичем. Он сообщил… что мне придётся участвовать в совместной операции нашего управления и контрразведчиков из Первого.

Красков закашлялся, сглотнул. Послышался какой-то стук и звяканье сетки кровати, будто он ворочался или пытался сесть.

— Ни в какие подробности меня не посвящали, не тот уровень. Подозревал, что дело касалось иностранных шпионов, затесавшихся в научные круги Польской Народной Республики. Но больше ничего не знал. Мне показалось, что меня потому и пригласили — учитывая мой опыт работы с НИИ. Если бы понадобилось принять участие в какой-либо международной научной конференции, моя фамилия не вызвала бы особых подозрений, так как иногда уже мелькала в отечественных научных журналах и материалах конференций в качестве «соавтора» отдельных работ…

Красков закашлялся, потом продолжил:

— Ладно, я отвлекся… В общем, оказалось, что мой опыт с НИИ не понадобился. Работа заключалась всего лишь в курьерской доставке особых пакетов. О содержимом я ничего не знал. Более того, первые пару раз… мне показалось, что меня проверяли… Доставка явно была пустышкой. Я довольно поздно понял, что речь шла о собственной ядерной программе поляков… — пауза, тяжёлое дыхание. — Но операция никак не заканчивалась. Это меня беспокоило, конечно, ведь в последнее время мне и самому пришлось добывать определенные сведения…

— Вас не смутило, что руководство приказывает добывать секретные сведения для передачи пусть и дружественному, но иностранному государству? — впервые на записи прозвучал голос Газиза.

— Не просто смутило, я ведь даже задавал такой вопрос, прежде чем выполнять приказ! — голос Краскова сорвался на крик, затем внезапно стих, послышались всхлипы и шум дыхания. — Мне объяснили, что все согласовано на самом верху. Советское руководство не планирует мешать полякам, а собирается курировать их программу. Понимаете? Курировать!

Снова раздался какой-то стук, невнятная ругань.

— Ничего-ничего, успокойтесь… — слышался голос Газиза. — Санитарка все уберет, это не проблема…

Спустя примерно минуту Газиз спросил более четко:

— С кем была ваша последняя встреча в Варшаве? Вы ранее были знакомы с этим человеком?

Ответ Краскова сопровождался истерическим смехом — долгим, с надрывом, будто граница между откровенностью и безумием окончательно стерлась.

— Конечно же знаком! — почти что выкрикнул Красков. — Это наш новый резидент, но я знал его еще до того, как он стал «поляком».

— Подполковник Глебов, не так ли? — абсолютно невозмутимо прозвучал голос Газиза.

— Зачем вы спрашиваете, если сами всё знаете⁈ — в голосе Краскова появилась злость. — Вы ведь из УСБ! Идите к Маркелову, идите к Крючкову! Спрашивайте у них! Откуда я могу что-то знать⁈ Я простой курьер! Мне приказывало руководство — я выполнял!

Злость в голосе Краскова смешивалась с отчаянием. Снова глухой стук — будто ударил ногой или кулаком по железной раме кровати. Опять прерывистое тяжелое дыхание.

Газиз продолжал по-прежнему спокойно:

— А почему бежали и даже стреляли при задержании?

Красков почти взвыл:

— Потому что я никого из вас не знал! Ваши сотрудники не представились и не показали удостоверения, как положено! Разумеется, я им не поверил! Никто не предупреждал, что со мной будут разговаривать коллеги из КГБ. Я принял вас за врагов! Врагов!

Последние крики сорвались в хрип. На записи слышно, как он закашлялся, а потом заплакал, с рыданиями, не в силах успокоиться. Потом всё стихло. Лента ещё шуршала несколько секунд и остановилась со щелчком.

В кабинете врача повисла тишина, в которой было слышно даже, как капает вода из неисправного крана.

Я выключил магнитофон, достал кассету и положил себе в карман. В голове всё ещё звучал голос Краскова: «…я простой курьер… идите к Маркелову, идите к Крючкову…».

Прищурившись, посмотрел на ребят. На их усталых лицах отражалось понимание всей серьезности ситуации. Несмотря на то, что Красков — мелочевка, важные фамилии были названы. Вопрос, конечно, можно ли сказать, что задержанный, делая признание, был в здравом уме и трезвой памяти…

— Вот так… — задумчиво произнес я. — Дальше надо решать, как использовать это признание…

Вернулся домой уже под утро. Но небо над Москвой пока еще оставалось темным, только на востоке угадывалась едва заметная сероватая полоса будущего рассвета. Когда выбрался из машины, морозный воздух ударил в нос и защипал щеки. Люди еще спали, потому хлопок автомобильной дверцы показался слишком громким. Дворник тоже еще не начал работу, потому до крыльца добрался чуть ли не прыжками, по колено утопая в сугробах.

Ключ повернулся в замке, дверь скрипнула — вроде не так давно смазывал, но, видимо, пора это сделать снова. Я снял ботинки, повесил пальто на крючок. Прямо в коридоре снял свитер и джинсы — и только потом осторожно прошел в спальню.

Светлана лежала на боку, волосы рассыпались по подушке. Дышала ровно, глубоко. Я разделся и осторожно лег рядом, под одеяло. Приятное тепло накрыло сразу, а усталость, накопившаяся за ночь, сработала сильнее любого снотворного.