Телохранитель Генсека. Том 5 (СИ) - Алмазный Петр - Страница 27

Я кивнул, глядя на дочь с уважением:

— Вот это разговор. Да, в те годы взрослеть приходилось совсем рано… А книжка хорошая, я тоже читал. Она написана автором с использованием собственной биографии. То есть некоторые события — это реальные случаи из его жизни.

— Да, я знаю… Жалко его.

— Вообще, у Гайдара все книжки хорошие. Он учит важным вещам — быть честным, мужественным и храбрым. И всегда сражаться за правду.

— Я тоже всегда сражаюсь за правду! — оживилась, вернувшись к разговору, Леночка. — Иногда очень непросто приходится за правду бороться!

Светлана, присоединившаяся к нам, до поры до времени просто слушала разговоры, не мешая общению отца с любимыми дочками, но в этот момент не выдержала:

— Ну уж нет, Лена! Драться с мальчишками в школе — это не то же самое, что защищать правду!

— А чего он сам выкаблучивается⁈

— Стоп-стоп! — остановил я разворачивающуюся дискуссию на тему морали и школьных сражений за правду. — Дайте папе поесть спокойно. Света, ты скажи лучше, что у тебя нового, как день прошел, как дела?

— Да как дела… Как обычно. Я вот, знаешь, другого хочу, не кинофильм и не книжку.

— Ну-ка, ну-ка.?

— Скоро у Аллы Пугачевой планируется новый концерт. А билетов уже не достать. Может ты бы смог как-то помочь?

Я поднял брови:

— Алла Борисовна, значит? — признаться, я почему-то думал, что в новой реальности ее карьера не сложилась. Но, видимо, ошибся. Впрочем, какая мне разница, пусть поет. Песни ведь красивые.

— Да-да! — оживилась Светлана моим познаниям на тему молодой «звезды». — У неё новые песни такие хорошие, не передать словами! «Не отрекаются, любя»… Я по радио слышала. Хочется хотя бы раз вживую послушать, на концерте.

На счет «вживую» имелись у меня изрядные сомнения, но не хотел расстраивать жену. Впрочем, это в восьмидесятых фанера расцвела пышным цветом, а как сейчас, я даже и не знаю — никогда не интересовался.

— Подумаем, что можно сделать… — сказал я, приняв максимально серьезный вид. — Достать билеты на Пугачеву — это, конечно, чрезвычайно сложное служебное задание, но попробуем что-то придумать.

Обрадовавшись, Светлана рассмеялась и чмокнула меня в щеку:

— Пирог будешь? С клубничным вареньем.

— Ну если с клубничным, то как я могу отказаться⁈

С удовольствием умял еще и пирог. Девочки смотрели на меня с удивлением и немножечко даже восторгом. Дескать, вот какой папа у нас богатырь — столько за раз умеет съесть!

После ужина глянул на часы. До отбоя оставался еще целый час. Потому мы решили все вместе полчаса посидеть перед телевизором.

Телек загудел, заиграла с детства всем знакомая мелодия. Экран просветлел и показал заставку программы «Время». Диктор с важным видом сообщил о свежих событиях в стране и мире. Отдельно остановился на столице. Показали репортаж об открытии новой линии метро — Калининской. С приятным удивлением я отметил, что мое вмешательство в историю ускорило и это событие. В прошлой реальности первый участок Калининской линии открыли только 30 декабря 1979 года, а сейчас получается, что успели чуть ли не на два года раньше. Не могу даже представить, каким образом мои действия могли на это повлиять. Но в принципе страна уже другая, это заметно, потому не стоит и здесь сильно удивляться.

— Ой, смотри, смотри! — Леночка подпрыгнула. — Это же прямо как дворец! Папочка! — она повернулась ко мне. — А давай съездим туда?

— Зачем? — усмехнулся я.

— Но это же новое метро! — горячо возразила дочка. — Там ведь мозаики, и люстры, и пол блестящий. Я хочу сама увидеть, а не только по телевизору.

— И я… — негромко пробормотала, словно бы стесняясь, Таня.

Светлана, улыбаясь, заметила:

— А девочки правы. Я и сама бы не отказалась взглянуть.

— Ну что ж, договорились, — уступил я. — В выходной съездим, посмотрим на красоту.

— Ура! — Леночка захлопала в ладоши. — Будем просто так кататься на метро, как туристы!

Я рассмеялся. Вроде бы пустяк — спуститься в новый вестибюль, пройтись по мраморному залу. Но в их глазах это выглядело настоящим приключением.

Чувствовал, как день за днём семья становится для меня главным якорем в жизни. Политические интриги, шпионы и предатели, погони со стрельбой, секретные доклады — в подобные минуты всё это оставалось где-то там далеко, за стеной. И лишь семейный уют был моим спасением. Потому что даже благородной цели — спасения СССР — может быть недостаточно, чтобы продолжать жить, бороться, побеждать. Я не железный, а такой как все. Ну… почти такой. И потому тоже требую отдыха, любви, перезагрузки уставшего от постоянного стресса мозга…

Когда уже все спали, а я лежал в кровати, глядя в потолок, тишину ночи разрезала пронзительная трель телефона.

Рванулся к аппарату, надеясь, что не переполошу весь дом, сорвал трубку:

— Алло! Медведев у аппарата.

— Владимир Тимофеевич! — раздался в трубке взволнованный голос Газиза. — Красков хотел с собой покончить, чуть успели!

— А ты что, в коридоре разве сидел? Почему не в палате?

— Да вы что! В палате, конечно. Просто отскочил в туалет, буквально на пару минут…

— Эх, Газиз, что ж ты, как практикант какой-то неопытный. Надо было санитарку позвать, пока отлучался.

— Виноват, товарищ полковник. Но есть и хорошая новость.

— Слушаю.

— Красков, чуть не попрощавшись с жизнью, передумал!

— В каком смысле «передумал»?

— Молчать передумал. Заговорил! Да так, что можно было ничего и не спрашивать. Как истеричка, сам так болтал, что не заткнуть. А Даня ведь вчера магнитофон привез — так что все записано, все зафиксировано.

Я бегом бросился одеваться. Позади раздался сонный голос жены:

— Ты серьезно, Володя? Ночь на дворе… Может, подождет до утра?

— Прости, Светик, никак не подождет, — с трудом удалось, сдерживая возбуждение, говорить шепотом. — Ты спи, все нормально… Дело, конечно, очень важное, но не опасное, будь спокойна…

— Ну если ты клянешься, что не опасное… — она снова легла, закрыла глаза и отвернулась к стене.

Как хорошо, что Светлана уже давно привыкла ничего не расспрашивать о работе Медведева. Понимающая и любящая жена, стойко терпящая все эти ночные побудки и прочие неприятные нюансы нелегкой работы мужа.

Натянул рубашку, торопливо застегнул пуговицы. Вместо костюма — джинсы и теплый домашний свитер. Поцеловав жену, обулся, набросил пальто и вышел из квартиры, тихонько притворив за собой дверь.

На лестничной клетке было холодно и темно. Вроде бы и подъезд элитный, но рачительный консьерж, видимо, экономил по ночам электричество. А «умные» лампы с датчиками, реагирующими на движение, придумают еще не скоро. Но спускаться в темноте я не собирался — все-таки нащупал выключатель, врубил свет на лестнице. Каждый шаг по ступенькам гулко отдавался в тишине ночи. Правда, дремавший на своем месте консьерж так и не проснулся, когда я прошел мимо.

Во дворе тоже стояла тишина, только где-то далеко мяукала кошка. Под ногами хрустел наметенный за вечер снег. Ласточка дожидалась у подъезда, тоже засыпанная снегом, а потому пришлось потратить минут пятнадцать, пока расчистил. Прогрел двигатель, поехал, пробираясь сквозь свежий снег, словно не на жигулях, а на арктическом вездеходе. Фары выхватили из темноты заснеженную ночную улицу, без машин и людей.

По пустым московским улицам до больницы доехал быстро.

На ступенях курил санитар. Он меня уже видел раньше, потому, узнав, поздоровался и отступил в сторону, освобождая проход.

В длинном коридоре встретили знакомые лица. Газиз, заметив меня, поднялся с лавки, шагнул навстречу. Соколов продолжил сидеть с закрытыми глазами, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. А Даня Злобин маялся у окна, то открывал, то закрывал форточку, словно не знал, куда себя деть. Все трое выглядели устало, но я знал, что мозги у всех кипят от напряжения.