Хозяйка не своей жизни. Развод, проклятье и двойняшки (СИ) - "CaseyLiss" - Страница 40

— А если он сам придвигается? — спросил худой мальчишка, Костас.

— Тогда вы делаете шаг в сторону и останавливаетесь, — ответила Оливия. — И говорите ровно: «Сейчас мне тесно, отойдите на шаг». Это не грубо. Это честно. Попробуем? Левый ряд — в паре с правым, Ребекка, отметьте, кто путается.

Дети задвигались, переступили, заулыбались. Веточки сначала путались, потом выстраивались в ровный «кружок-ресурс». Оливия шла между парами, пригибалась на уровень глаз, поправляла пальцы, аккуратно касалась локтя ребёнка — и тут же убирала руку, чтобы не давить. В её голосе не было ни жеманства, ни напускной важности. Она не «играла» с детьми, она с ними работала.

— А теперь, — продолжила Оливия, — мы идём по аллее парой, держим веточку, и на каждом шаге говорим одно короткое «да» или «нет» на вопрос партнёра. Вопросы должны быть нейтральными. Например: «Ты любишь яблочный пирог?» — «Да». «Ты сегодня завтракал?» — «Нет». Упражнение учит вас: первое — слышать; второе — отвечать по сути; третье — не рассказать лишнего постороннему.

— А если хочется рассказать? — не удержалась девочка с кудрями.

— Тогда вы рассказываете маме, — невозмутимо сказала Оливия. Дети захихикали, даже Ребекка улыбнулась.

Я стояла в тени, и мне вдруг очень отчётливо вспомнилась другая Оливия — та, с которой мы встретились в первый раз: маска, лоск, отточенные жесты… В её взгляде тогда было только «я здесь главная» — любой ценой. Сейчас там было «позвольте мне быть полезной».

Мария наклонилась ко мне:

— Видишь?

— Вижу, — ответила я тихо.

Пока дети шагали, Оливия успевала подмечать мелочи:

— Лика, голову чуть выше — ты прекрасно держишься, не прячься. Митя, не подмигивай, когда говоришь «нет». Это не торг. Костас, пальцы расслабь, веточка не меч. Хорошо. Лучше.

Урок закончился прогулкой до старой беседки, где их уже ждали яблоки и кувшин воды. Ребекка разлила ее по кружкам, дети вздохнули в унисон, как будто полдня пахали в поле. Оливия дождалась, пока все заняты, повернулась — и встретила мой взгляд.

— Леди Катрин, — она быстро приблизилась и опустила глаза. — Спасибо, что приехали.

— Вы заняты делом, — сказала я. — У вас отлично получается.

В её глазах мелькнула тень смущения, настоящего, не выученного.

— Мария помогла мне составить план, — тихо ответила она. — И Ребекка — чудо. У меня не было опыта… такого опыта. Но я стараюсь.

— Стараетесь видно, — кивнула я. — И детям это идёт на пользу.

На мгновение мы замолчали. Потом она решилась:

— Я… ещё раз прошу прощения. За всё, что было. И благодарю за возможность. Я… я думала, что у меня ничего не осталось. А оказалось — можно начать сначала. Если работать.

— Можно, — сказала я. — Но работать придётся каждый день.

— Я знаю, — Оливия кивнула. — И… простите мою нескромность… Олексион… он вернулся в школу?

Вопрос прозвучал как-то робко, будто слова могли обжечь. Я уловила, как она выдала себя одной только интонацией. Сдержанное «Олексион» прозвучало как «мой Олексион», хотя ни одной лишней ноты она не позволила.

— Он весь в делах стражи, — ответила я ровно. — Но он знает, что вы здесь. И обрадуется узнав, что у вас получается.

Оливия улыбнулась так, как не улыбалась раньше: без расчёта.

— Спасибо.

— Ничего не обещаю и ничем не мешаю, — добавила я и вдруг сама поняла, что сказала. — Делайте своё дело. А остальное — как решите вы двое.

Она чуть заметно выдохнула.

— Я поняла.

— Хорошо, — я повернулась к беседке. — Доводите урок до конца, а потом — зайдите ко мне с Марией. Обсудим распорядок на неделю.

— Да, леди Катрин.

Мы с Марией сидели в кабинете. Она привычно проверила окно и только после этого повернулась ко мне.

— Давай по порядку, — сказала она. — Я — про школу, ты — про себя.

— Ты отлично справляешься. Я знала, что могу на тебя положиться, — ответила я. — Оливия удивила… Да и детям она нравится. Не вижу больших проблем

— Больших нет, — Мария усмехнулась. — Маленькие — вечны. Куски пирога у первоклассника в кармане, чернила на манжете, забор, на котором вчера «кто-то» тренировался прыгать с разбега. Я вижу эти глаза, Катрин, — она наклонилась, — но не сдаю на первом проступке. Это школа, а не казарма.

— И слава богу, — я села, наконец позволив себе расслабить плечи. — А теперь можем поговорить и обо мне.

Мария сразу стала серьёзнее:

— Как ты? И малыш?

— Тянет, — честно ответила я. — Но терпимо. Ребята утром помогли — вдвоём. Влили магию так аккуратно, что я не успела ни испугаться, ни прослезиться. Кайонел… — я улыбнулась, — он меня очень поддерживает. Я иногда забываю, сколько силы в его спокойствии.

Мария кивнула и опёрлась бедром о стол.

— Он всю жизнь такой, — сказала она мягко. — Сначала кажется — камень. А потом понимаешь, что опора.

Я посмотрела на неё внимательно.

— Ты любишь его, — сказала я утвердительно.

Мария смутилась — это с ней случалось редко.

— Люблю, — призналась она. — И он меня. Мы, знаешь ли, научились говорить об этом как взрослые. А не препираться каждые пару минут и вести непонятную войну между собой. Он мне носит чай, когда я злюсь. Я ему — тёплые носки, когда он делает вид, что ему не холодно. Не думала, что он окажется таким.

— Тёплые носки — это серьёзно, — я улыбнулась. — А что насчет школы?

— Он дал мне время подумать, — Мария пожала плечами. — Сказал, что если захочу — останемся. Если нет — будет так, как мне легче. А я хочу остаться. И… — она вдруг замолчала, пальцы её сами легли на живот — едва-едва.

— Мария? — я подняла брови.

Она глубоко вдохнула.

— Можно я тебе скажу первой? — тихо спросила она. — А ему позже. Когда всё это закончится, когда мы выдохнем.

— Скажи, — ответила я, уже зная ответ…

— Я беременна, — улыбнулась она — сначала глазами, потом губами. — Совсем чуть-чуть. Я узнала три дня назад.

Я встала и обняла её. Мы стояли так, как стоят две женщины, которые знают цену жизни в доме, где слишком много раз звучали слова «опасность» и «обязанность».

— Я очень рада за вас, — сказала я в её волосы. — Очень.

— Только… пока не говори Кайонелу, — попросила она. — Он начнёт меня закутывать, как редкий фарфор, и перестанет меня слушать. А мне надо — чтобы он слушал. Я скажу ему сама, чуть позже. Ладно?

— Я не согласна с твоей хитрой стратегией, — честно ответила я. — Но уважаю её. Ты — хозяйка своей жизни. Я рядом.

Мария кивнула, вытерла глаза ладонью и моментально вернулась в роль управляющей:

— Итак, по списку: завтра у нас выдача новой формы, послезавтра — встреча с мастером по столярке, дети просили улучшить скамейки в классе. А ещё… — она открыла шкатулку с ключами, — Оливии нужна связка от учительской. И один пустой класс — для «этикета». Она предложила отработку на столах — вилки-ложки-салфетки. Я сказала «да». Ты?

— Я согласна, — сказала я. — Положи ей в класс ещё набор простых чашек. И старые серебряные ножи, что нам подарил барон.

В дверь постучали. На пороге была Оливия. Скромная, собранная.

— Вы звали, леди Катрин?

— Да, проходите. Как дети?

— Нормально, — улыбнулась она устало. — Один порезал палец веточкой. Мы же «мечи» держали. Но Ребекка уже обработала. Я хотела попросить… — она взглянула на Марию и на меня, — если возможно, вечером дать мне полчаса в библиотеке. Я хочу поискать одну книгу — про формы обращения, там есть старые обороты, которые ещё встречаются в дворцовых письмах.

— Возьми ключ у Марии, — сказала я. — И бумагу для конспектов.

— Спасибо, — тихо ответила она. Помолчала и добавила: — Если от меня будет больше пользы где-то ещё — скажите.

— Здесь ты полезна, — сказала Мария безапелляционно. — Иди, пока не передумала. Библиотека по правой галерее.

Да… Мария теперь не та пугливая служанка. Она выросла.

Оливия кивнула и уже на пороге всё-таки спросила — неловко, но ясно: