Я – Товарищ Сталин 4 (СИ) - Цуцаев Андрей - Страница 7

— Леон, вы переоцениваете наше влияние. Ваши улицы горят из-за ваших ошибок. Мы не посылаем агентов, не раздаём листовки. Если рабочие кричат о революции, спросите себя, почему они не верят вашему Народному фронту. Испания — не ваша забота. Мы помогаем тем, кто борется за свободу. А вы ищете врагов там, где их нет.

Блюм, сжав трубку так, что суставы хрустнули, продолжал, его голос стал тише, но полон решимости:

— Вячеслав, я не слепой. Листовки с красными звёздами, митинги с коммунистическими лозунгами — это ваша работа. Я готов дать рабочим зарплаты, сократить часы, но вы должны остановить агитаторов. Если я призову армию, кровь польётся рекой. Не заставляйте меня выбирать между хаосом и репрессиями. Это не только моя беда — это угроза вашим планам.

Молотов, усмехнувшись, ответил:

— Армия? Вы угрожаете своему народу, Леон? Это ваш выбор, но не вините нас. Если ваши улицы горят, это потому, что рабочие устали от ваших обещаний. Дайте им работу, хлеб, надежду, а не угрозы. Москва не посылает агитаторов. Вы боретесь с призраком коммунизма, а настоящая угроза — в вашем правительстве. До свидания.

Линия замолчала, гудки эхом отдавались в ушах. Блюм, бросив трубку, откинулся в кресле, его руки дрожали. Он подумал: «Молотов лжёт, но доказать я не могу. Если армия вмешается, Народный фронт рухнет, и правые, с их фашистскими знамёнами, захватят власть. Франция скатится в пропасть, а Москва будет смотреть со стороны». За окном крики толпы с площади Бастилии становились громче, дым от горящих баррикад застилал небо, а красные флаги, трепеща на ветру, казались предвестниками бури. Блюм, глядя на газету с заголовком о крахе, почувствовал, как сердце сжимается от страха. Он вызвал секретаря и сказал ему:

— Соберите министров. Надо говорить с профсоюзами. И подготовьте приказ для жандармерии — но без стрельбы. Мы ещё можем удержать Париж.

Секретарь кивнул и вышел, а Блюм, оставшись один, закрыл глаза, слушая, как гул толпы за окном сливается с биением его собственного сердца.

Полигон Ядзима, Япония, 10 марта 1936 года

Полигон Ядзима, раскинувшийся в 50 километрах от Токио, 10 марта 1936 года гудел от напряжения, словно сама земля готовилась к судьбоносной битве. Широкая равнина, окружённая пологими холмами, где редкие сосны цеплялись за каменистую почву, была окутана пеленой дыма от артиллерийских залпов и разрывов. Их тёмные ветви, качающиеся под порывами резкого весеннего ветра, отбрасывали длинные тени на изрытую гусеницами танков землю. Почва, пропитанная запахами гари, машинного масла и сырой глины, взрытой тысячами солдатских сапог, дышала тяжёлым трудом войны. Воздух, густой и едкий, нёс ароматы пороха, бензина, пота и горькой сосновой хвои, доносимой с холмов. Полигон жил своей суровой симфонией: рёв двигателей лёгких танков Тип 95, лязг затворов винтовок Арисака, хриплые команды сержантов в серых мундирах и далёкий гул самолётов сливались в единый гул, от которого дрожали камни.

Тысячи солдат в стальных касках, с примкнутыми штыками, двигались через поле, их тяжёлые шаги поднимали облака серой пыли, оседавшей на молодые лица, блестящие от пота и грязи. Артиллерия, выстроенная на западных и восточных холмах, извергала огонь; чёрные стволы пушек Тип 90 дымились, а их снаряды, с пронзительным визгом, разрывались в сотнях метров, вздымая столбы земли, щепок и обломков. На горизонте пылали деревянные мишени, изображавшие китайские укрепления — бункеры, окопы и баррикады. Их расколотые доски, охваченные алым пламенем, поднимали к серому небу клубы чёрного дыма, а низкие облака, тяжёлые от сырости, отражали вспышки выстрелов. Ветер, холодный и резкий, разносил эхо команд, звон металла и гул одномоторных самолётов Ки-10, чьи стремительные тени скользили по равнине.

На штабном холме, господствующем над полигоном, собрались офицеры, чьи силуэты выделялись на фоне серого неба. Генералы в мундирах с золотыми пуговицами стояли у биноклей, их суровые лица, покрытые морщинами от долгих лет службы, выражали напряжённую сосредоточенность. Полковники, с саблями на поясах, переговаривались, обсуждая манёвры, их голоса тонули в гуле учений. Внизу маршировала пехота, их шаги поднимали пыльные облака, а алые знамёна с белым кругом, трепеща на ветру, гордо реяли над колоннами. Танки Тип 95, лязгая гусеницами, рвали траву, их башни, медленно поворачиваясь, выпускали снаряды, которые с оглушительным грохотом взрывали мишени, поднимая фонтаны грязи. Самолёты Ки-10, одномоторные и юркие, гудели над полигоном, их крылья мелькали в облаках, а рёв двигателей заглушал крики солдат. Пехота в серых шинелях отрабатывала штыковой бой: их выкрики, полные ярости, смешивались с лязгом стали, когда штыки вонзались в мешки с песком и деревянные манекены, расставленные на поле. На краю полигона сапёры, в пропотевших рубахах, копали траншеи и закладывали мины, их лопаты ритмично вгрызались в землю, а лица, покрытые грязью, блестели от пота. Воздух пропитался запахами горящего дерева, едкого дыма от пулемётов, чьи ленты звенели, выпуская очереди, и бензина от танков и грузовиков, стоявших у подножия холма.

Генерал Тэцуо Ивамото, командующий 5-й дивизией, стоял на холме, его тёмно-зелёный мундир, украшенный орденами с алыми лентами, слегка выцвел от времени. Короткие пальцы сжимали бинокль, а взгляд, острый и цепкий, следил за манёврами танков, чьи башни целились в мишени. Его лицо, обветренное и суровое, выражало смесь решимости и недовольства. Рядом полковник Хироси Ямада, склонившись над картой полигона, отмечал позиции войск, его пальцы нервно сжимали карандаш. Майор Кэнъитиро Сато, в запылённой шинели, стоял чуть поодаль, делая заметки в блокноте, его глаза внимательно следили за пехотой, бегущей в атаку. Сержант Такэо Ниси, крепкий, с раскрасневшимся от крика лицом, командовал солдатами, его голос, хриплый и властный, разносился над полигоном:

— Быстрее, собаки! Китайцы не станут вас ждать!

Лейтенант Акира Танака, худощавый, с напряжённым взглядом, отдавал приказы второй роте, его фигура мелькала среди солдат, словно тень. Капитан Рюдзи Мацуда, стоя у батареи пушек, руководил артиллерией, его громкий голос отдавал команды наводчикам, перекрикивая гул боя.

С первыми лучами рассвета началась первая симуляция — штурм укреплённого холма, изображавшего китайскую позицию. Три роты, по двести человек в каждой, в серых шинелях и с винтовками Арисака, бежали через поле, их штыки сверкали в утреннем дыму, смешанном с росой. Десять танков Тип 95, лязгая гусеницами, наступали с правого фланга, их башни, поворачиваясь, выпускали снаряды по деревянным мишеням, изображавшим пулемётные гнёзда. Шесть полевых пушек Тип 90, установленных на холме, били по макетам укреплений, их снаряды с визгом разносили деревянные конструкции, поднимая облака земли. Солдаты, задыхаясь от бега, преодолевали грязь, их сапоги вязли в размокшей почве, а лица покрывала смесь пота и пыли.

Ивамото, наблюдая через бинокль, нахмурился и крикнул:

— Ямада, танки отстают! Они должны быть у холма через три минуты! Если китайцы контратакуют, нас раздавят!

Ямада, не отрываясь от карты, ответил, его голос дрожал от напряжения:

— Господин генерал, поле слишком сырое, гусеницы вязнут. Я приказал танкистам ускориться, но грязь тормозит. Пехота уже у подножия, вторая рота Танаки скоро прорвётся!

Танака, пробираясь между солдатами, выкрикивал:

— Вторая рота, вперёд! Штыки наготове! Разнести бункер!

Молодой солдат, лет девятнадцати, споткнулся в грязи, уронив винтовку. Его лицо, бледное от страха, исказилось, когда Ниси подскочил к нему, рявкнув: — Подними оружие, щенок! В Китае тебя прикончат за такую нерасторопность! Беги!

Солдат, дрожа, схватил винтовку и бросился вперёд, его сапоги месили грязь. Мощный взрыв разнёс макет бункера — сапёры подорвали мину, и столб огня, яркий и яростный, взметнулся над полигоном, а щепки разлетелись по сторонам. Пехота с криками ворвалась на холм, вонзая штыки в мешки с песком, изображавшие врага. Пулемёты на треногах выпускали очереди, их красные трассирующие пули рассекали воздух, оставляя за собой тонкие дымные следы.