Мозг жертвы. Как нами манипулируют мошенники и лжецы - де Ведрин Кристина - Страница 3

В нос ударяет вонь бензина, отбросов и пластика, я утопаю в ярком свете, падающем из окна вестибюля. Запах и свет вновь обретенной свободы. Толпа меня подавляет. Кружится голова, кровь стучит в ушах, сердце колотится так, что перехватывает дыхание. Но я иду – к поезду, где меня ждут двоюродная сестра и лучшая подруга. Я возвращаюсь к своей личности, к собственной жизни. Я готова к борьбе. Меня зовут Кристина де Ведрин.

– Ну конечно! Так и думала, что он притащит ее с собой.

Я иду по лужайке, и фраза ударяет меня, словно пощечина. Шарль-Анри, мой муж, стоит немного поодаль, возле машины, которую он только что запер. Через приоткрытую стеклянную дверь гостиной видна фигура Гислен, сестры мужа. Застыв со скрещенными на груди руками, она наблюдает за нами, не подозревая, что я ее вижу и слышу. Понадобилась секунда, чтобы вспомнить о ее неприязни, которая со временем, кажется, только усилилась. Последние несколько лет Гислен демонстрирует мне свою антипатию, но я с детства научилась сдерживать обиду и гнев. Вхожу с улыбкой, будто ничего не случилось. Сидя на диване, нас ждут моя свекровь и Филипп, старший брат Шарля-Анри.

Гислен обустроила Борденев – старый фермерский дом в Ло-и-Гаронне, в трехстах метрах от нашего семейного поместья Мартель и недалеко от Монфланкена. Все было сделано со вкусом, включая просторную гостиную – помещение с мезонином, куда выходили двери других комнат. Мартель достался Шарлю-Анри, младшему в семье, согласно воле его отца, умершего в 1995 году. На территории площадью в полсотни гектаров расположились сельскохозяйственные угодья и лес. Мой свекор, будучи прагматичным человеком, позаботился о том, чтобы поместье осталось в семье. Завещая Мартель Шарлю-Анри, он знал, что у младшего сына есть средства на его содержание. Из этого не следует, что мой муж назначался вождем племени Ведрин. Семейство живет в режиме матриархата: правящей силой является бабушка – ей девяносто девять лет, и она неизменно прислушивается к Гислен, своему «министру». Филипп, старший сын, и Шарль-Анри, самый младший, обожают мать, относятся к ней с бесконечным уважением и рады признавать ее главенство. Что же касается меня, чужеродного элемента, то вот уже двадцать пять лет, с самого дня нашей свадьбы, я изо всех сил стараюсь быть принятой… к сожалению, это стало еще менее достижимым после смерти свекра, а затем, в 1997 году, и Анны, старшей дочери в семье.

В конце лета 2000 года нас собирают на семейный совет. Дело сложное: около пятнадцати лет назад свекровь и ее сестры продали Лаказ – семейный дом, находящийся в этом районе. Однако покупатель, судя по всему, обнаружил скрытые дефекты конструкции, в том числе проблемы с водоснабжением, и подает в суд. Гислен говорит много и громко. У нее полномочия директора школы – вот самая точная ее характеристика. Четыре года назад Дама Сухарь (так Гислен прозвали коллеги в парижской школе секретарей, расположенной на рю де Лилль, в престижном Седьмом округе) столкнулась с непростым вызовом. В той же школе училась дочь моей золовки Гийеметта – без пяти минут обладательница диплома секретаря высшей квалификации. Родители студентов решили провести реорганизацию. В результате Гислен назначили директором. Возможно, она и не обладала достаточной квалификацией, но ей удавалось блестяще справляться со своими обязанностями. Гислен – парадоксальный персонаж. У нее репутация сильной личности. За ужином она с радостью берет на себя инициативу в разговоре и больше не выпускает ее из рук. Эта женщина лезет во все дела домочадцев и командует ими. Впоследствии Жан, ее муж, скажет: «Гислен – прирожденный лидер, что всегда давало ей ощущение превосходства над родителями и братьями… Думаю, эта ее самонадеянность и позволила Тилли проникнуть в нашу семью… Заполучить Гислен означало для Тилли возможность опутать остальных». И все же! Несмотря на энергичность и готовность свернуть горы, Гислен часто чувствует себя жертвой. Нашей обеспеченной жизни в Бордо она противопоставляет свое непростое существование: непосильная работа, двое детей, муж, которого она называет безработным, что не вполне соответствует действительности. Неприятности никогда не случаются по ее вине. Всегда находится кто-то, кого можно обвинить. Этой лазейкой Тилли и воспользуется с самого начала.

У сестры моего мужа всему есть оправдание. Сначала Гислен потеряла жениха. Затем вышла замуж, но развелась и впала в депрессию. Оправившись, она снова вступила в брак, однако впоследствии ее дети скажут в суде: «Родители переживают непростой период». Это объясняет отсутствие ее супруга на том заседании. Накопившиеся разочарования сделали Гислен унылой. И возможно, успех ее младшего брата Шарля-Анри, а также вид нашей дружной пары усугубляет ее чувство неудовлетворенности. Добавим к этому неприятие самой мысли о том, что я когда-нибудь стану хозяйкой Мартеля.

Мартель – дворянская усадьба XVIII века, отреставрированная прадедом мужа в стиле Виолле-ле-Дюка. Все эти башенки и шпили не особенно в моем вкусе, но мне здесь комфортно. Поместье расположено недалеко от Монфланкена, к северу от Ло-и-Гаронны, менее чем в двух часах езды от Бордо. Оно представляет собой бастиду[5], каких много на юго-западе. В поселке, раскинувшемся на холмах, проживает около двух тысяч человек. Когда-то здесь были укрепления, и в Нантском эдикте это место упоминается как безопасное для протестантов. Надо сказать, что мы живем в самом сердце реформатской Франции. С отменой Нантского эдикта Мартель утратил крепостные стены, но сохранил прямые улочки, ведущие к центральной площади, окруженной аркадами и большими белокаменными домами. Из дома Черного Принца открывается прекрасный панорамный вид – холмы и равнины уходят за горизонт. Эти края называют Французской Тосканой. Готова согласиться. Я люблю их и особенно Мартель с его полями, рощами и лужайками, которые окружают дом и спускаются к пруду.

Пока мой муж и его брат снова пересказывают историю продажи поместья, я вспоминаю недавнее лето, проведенное в Мартеле. Месяц семейных каникул много значит для меня: я мечтаю, чтобы мои дети познакомились со своими двоюродными братьями и сестрами, которые живут иначе, чем мы в Бордо, и наладили связь друг с другом. Мне бы хотелось, чтобы они были близки с единственной оставшейся у них бабушкой, чтобы у них появились общие воспоминания. Долгое время, пока дети не стали подростками, Мартель был домом счастья. Мы собирались все вместе, по любому поводу устраивали праздники. Бесконечные танцы, беготня, детский смех, велосипеды, купание, пикники и прогулки с друзьями. Лето детства – воспоминания, которые хранишь всю жизнь. Милая пастораль.

С другой стороны, несмотря на хорошие отношения с бабушкой, с тех пор как Шарль-Анри унаследовал Мартель и стал его хозяином, для меня начался сложный период. Не проходило дня, чтобы я не выслушивала скептических замечаний по поводу сделанных мной улучшений, недостаточно хорошего вкуса и плохой организации питания… Что тут скажешь. Семейная критика – вещь достаточно распространенная. Со временем Гислен становилась все жестче. Она жаловалась на гнетущую атмосферу в школе: у нее за спиной шепчутся, плетут интриги. Все происходящее воспринималось ей как постоянная угроза. Даже на их сына Франсуа напали в метро. Гислен бросалась на всех, кроме своей матери.

Вместе с тем эта энергичная женщина была полна идей, ей удавалось все, за что бы она ни бралась. Вместе со своим мужем Жаном Гислен организовала в Монфланкене фестиваль «Музыка в Гиени». Профессионалы и любители на две недели поселялись у местных жителей и объединялись, чтобы сочинить парочку произведений, которые затем исполнялись в Монфланкене, в местных церквях или концертных залах. Это было очаровательно. Деревня пробуждалась, наполняясь радостным оживлением, повсюду слышались музыка и пение. Собиралась целая толпа. Гислен могла по праву гордиться проделанной работой.