Красная земля (СИ) - Волков Тим - Страница 37

— Это проникновение в государственное учреждение, Федя! Это статья! Ну-ка хватит соплями хлюпать! Про какой ты там задаток говорил?

Федя, понурив голову, полез в карман и высыпал на стол несколько монет.

Иван Павлович замер. Он узнал их. Те самые, с двуглавым орлом. Монеты с проклятого кладбища. Плата смертью.

— Вот эти… — прошептал Федя. — Три штуки. Золото. Обещал еще столько же.

В кабинете повисла тяжелая тишина. Петраков смотрел на монеты с суеверным страхом. Иван Павлович чувствовал, как по спине бегут мурашки. Понял хитрый план афериста.

Рябинин не полез сам. Он даже не послал своего человека. Он нашел самого мелкого, отчаявшегося жулика, заплатил ему теми деньгами, что не жалко, и послал на разведку. Изучить обстановку. Проверить, действительно ли картины в милиции, и где они могут быть. И главное — проверить, не ловушка ли это.

— Он нас провел, Василий Андреевич, — тихо сказал Иван Павлович. — Он использовал этого бедолагу как щуп. Стратег!

— Черт! Так что же теперь делать?

— Теперь… — Иван Павлович задумался.

Он посмотрел на перепуганного Федю Кузьмина и вдруг улыбнулся. Потом отозвал Петракова в дальний угол коридора, за притолоку, чтобы их не было слышно.

— Василий Андреевич, он нас переиграл на первом же ходу, — прошептал он. — Но пока у нас все же еще есть кое-какой козырь.

— Какой?

— Вот этот, — доктор кивнул в сторону Феди.

— Если Федя не вернется с докладом сегодня, Рябинин поймет, что его «щуп» попался, и что в милиции его ждут. И все — он испарится, и мы его больше никогда не увидим. А если…

— Это что же… отпускать что ли, подлеца? — догадался Петраков, сжав кулаки. — Да он же… он же сообщник!

— Именно что отпустить. Чтобы у Рябинина не было подозрений. Пусть думает, что все идет по его сценарию. Но нам нужно не просто отпустить сообщника — иначе он сразу же проболтается. Сыграем спектакль. Ты будешь злым следователем, а я — добрым доктором, который заступится. Запугай его хорошенько. Расстрелом, каторгой, Сибирью. Доведи почти до слёз. А я его «спасу». Понимаешь?

Петраков, с сомнением покачав головой, тем не менее кивнул.

Они вернулись в кабинет. Лицо Петракова исказилось гримасой беспощадного гнева.

— Так, Кузьмин! — его голос громыхнул, как выстрел. — За пособничество бандитам, за покушение на государственное имущество в военное время — знаешь, что тебе светит? Вышка! Или пожизненная каторга на рудниках! Вшей кормить! Сгниешь там, как последняя сволочь! Это я тебе живо организую. А в довесок еще и убийство повешу.

Федя, и без того бледный, побелел как полотно. Его затрясло.

— Какое еще убийство⁈ Я никого…

— Ну что ты как маленький? Тебе все равно вышка светит, какая тебе уже разница? А у меня нераскрытое дело висит — человека убили. Вот на тебя и повесим. Приказ был от руководства — повышать раскрываемость. Вот мы и повысим. Может, еще и сибирскую язву на тебя повесим?

— Какую еще язву⁈

— Я же говорю — сибирскую. Вон сколько людей скосило. А кто виноват? Непонятно. А без виновных нельзя. Если есть преступление — значит должен быть и виноватый. Вот тебя и сделаем. Сообщником будешь сибирской язвы!

— Да я… — Федя аж задыхаться стал от такого. — Я никогда…

— Да ты успокойся. Нервы береги, Федя, они тебе еще понадобятся. На каторге знаешь как тяжело? Там нервы стальные нужны.

— Да я ничо… товарищ начальник… Меня же обманули…

— Молчать! Все вы так говорите! Конвой! В камеру! Завтра же трибунал! Расстрел! Двойной! Утром и после обеда!

— Товарищ начальник! — заверещал Федя, упав на колени.

В этот момент вперед шагнул Иван Павлович, положив руку на плечо Петракову.

— Василий Андреевич, постойте. Человек он, видно, не злостный. Запутался. Может, стоит дать ему шанс искупить вину?

— Какой еще шанс⁈ — фальшиво возмутился Петраков, но жестом остановил якобы готовящихся войти милиционеров.

— Да, товарищ начальник, дайте шанс! — запричитал задержанный.

— Вот как сделаем, — Иван Павлович повернулся к Феде, глядя на него с обманчивым участием. — Федор, ты хочешь избежать расстрела?

Тот закивал с такой силой, что казалось, голова отвалится.

— Хочу-хочу-хочу, ваше благородие! Ради бога! Не убивайте!

— Тогда слушай внимательно. Ты идешь туда, где должен был встретиться с этим незнакомцем. И говоришь ему, что все сделал. Что тебя никто не задерживал. Что в кабинете начальника милиции действительно стоит сейф, старый, большой. И что к нему ведет окно — мол, ты проверял, оно плохо закрывается, и залезть через него — проще простого. Запомнил?

Федя снова закивал, в его глазах загорелась надежда на спасение.

— Запомнил! Сейф в кабинете… Легко через окно залезть…

— Именно. Ты все расскажешь, он тебе отдаст остальные монеты, и ты свободен. Но если ты хоть словом проболтаешься, что был здесь, хоть видом одним знак подашь… — Иван Павлович его голос стал ледяным. — Тогда Василий Андреевич найдет тебя, где бы ты ни был. И каторга покажется тебе курортом. Понял?

— Понял! Честное слово, понял! Я все сделаю! — залепетал Федя.

Его отпустили. Он выскочил из здания милиции, оглядываясь по сторонам, и пулей помчался в сторону вокзала, где, видимо, и была назначена встреча.

Петраков и Иван Павлович молча наблюдали за ним из окна.

— Надеешься, что этот Шнырь не перепутает ничего? — мрачно спросил начальник милиции.

— Он слишком напуган, чтобы перепутать. Он будет как попугай повторять то, что мы в него вбили.

— Может, за ним следом «хвоста» пустим?

— Нет, Рябинин заметит. И сразу же улизнет, уверен, он даже и такой поворот предусмотрел — хитрый лис. Так что лучше не рисковать. Но с этого дня нужно дежурить в кабинете. Если все срастется, то Рябинин обязательно пожалует.

Петраков с уважением посмотрел на доктора.

— Играешь в четыре хода вперед, Иван Палыч. Ладно. Будем по-твоему.

Охота началась. Иван Павлович сделал свою ставку. Теперь все зависело от того, насколько жадным и самоуверенным окажется его противник.

Еще во времена Керенского, Анне Львовне, как представителю правительственного Комитета и Совета депутатов, была предоставлена комната в общежитии служащих ткацкой мануфактуры. В этой комнате Аннушка в последнее время и жила, Зарное же было под карантином, снятым лишь несколько дней назад. С Зарного ограничения сняли, а вот в Рябиновке и в Ключе пока что оставили — эпидемиологическая обстановка там оставалась сложной.

— Извозчик! Эй, извозчик! Эх-х…

Коляска пролетела мимо, и Иван Палыч разочарованно махнул рукой. Извозчиков в городе осталось не очень много, а деньги обесценились настолько, что и даром никому не были нужны. Только золото! Ну да золотом никто с извозчиками не расплачивался, впрочем, «лихачи» да «ваньки» охотно брали продуктами — американской тушенкой или шматком сала. Ни того, ни другого у бедного доктора, увы, не имелось, так что зря и довил!

Хлопнул дверь, и по ступенькам крыльца спустилась Анна Львовна, как всегда, красивая и элегантная: длинное осеннее пальто с каракулевым воротником и такая же шапочка. Простенько, но без излишеств, кои новая власть недолюбливала.

— Вижу, с извозчиками нынче плохо, — возлюбленная взяла доктора под руку. — Ну, так идем пешком!

— Так далеко же!

— Ничего-ничего, прогуляемся… Погодка-то, а? Ну, когда еще солнышко увидим? Тем более, я знаю короткий путь — дворами.

— Не ходила б ты дворами, Ань, — передернув плечами, недовольно буркнул Иван Палыч.

— Так я одна и не хожу! С подружками. Здесь, на фабрике, хорошие девушки! Такие активные — ужас! — Аннушка расхохоталась. — Представляешь, они уже организовали фабричный комитет! Хозяин-то сбежал, а фабрика теперь им осталась — рабочим. Вот, сюда сворачиваем… тут проходной двор.

Сворачивая в проулок, доктор нащупал в кармане револьвер — в проходных дворах, в «сквозняках», как их еще называли, нередко орудовали шайки. Подстерегали одиноких прохожих, раздевали, грабили.