Босс. Служебное искушение (СИ) - Феллер Софья - Страница 9

Когда выхожу из кабинета, обнаруживаю, что свет везде выключен. Тишина. Жигулина в офисе нет. На ближайшем столе у выхода лежат ключи. Мол, всё, рабочий день закончен, до завтра не беспокоить.

Поработали — так поработали. Ну и ладно.

Я к нему не привыкла, он ко мне. В конце концов, это наш первый полноценный совместный день. Всего-то. А ощущение, будто я поучаствовала в баталии за право голоса. Плечом к плечу? Пока что — спина к спине. Но впереди ещё две недели. За соседними столами. В одном кабинете. В одной команде.

Просто надо найти к нему подход. Он — руководитель. Жёсткий, целеустремлённый, привык действовать, а не обсуждать. А я? А я пока слишком остро реагирую. Ловлю каждый взгляд, каждую интонацию. Нельзя так. Отключу в себе всё женское и включу на полную профессионального эйчара. Строго, по алгоритму. Хочет результат — будет результат.

Если ему нужен кто-то, кто будет заглядывать в рот, соглашаться со всем, кивать и тихо восхищаться — пусть вызывает Екатерину Геннадьевну. Та с радостью приедет. Привезёт булочки, сгладит острые углы и будет шептать: «Антон Маркович, вы, как всегда, гениальны». А потом он сам же и будет мотаться сюда раз в месяц, чтобы решать проблемы с выгоревшим коллективом, сливами информации, увольнениями и текучкой. Потому что «уютная атмосфера» — это не про подушки и кофемашины. Это про людей.

С этими мыслями я медленно иду к окну. Снаружи уже стемнело. Батуми рассыпался на тысячи огней — фонари, вывески, фары машин. Жизнь там, за стеклом, не думает останавливаться. Внизу слышны обрывки разговоров, кто-то смеётся. Я наблюдаю за этим, и в груди немного отпускает.

Я действительно считаю, что не существует такого города, который не преображался бы после захода солнца. Как будто темнота снимает напряжение. Блеск витрин и огней прячет усталость улиц, и всё становится мягче, честнее. Батуми — не исключение. Он дышит вечером по-другому. Медленно, спокойно.

Я прикладываю лоб к прохладному стеклу. Пару вдохов — и возвращается ощущение себя. Немного уставшей, немного разочарованной, но не сломанной.

Сталкиваться с боссом мне сейчас совершенно не хочется. Ни обсуждений, ни фраз «ты была права» или «давай оставим как есть». Не хочу ни побед, ни поражений. Хочу тишины.

Может, пройтись одной? Без цели, без карты, просто шагать. Отличная мысль. А что? Зайду в какой-нибудь ресторанчик, попробую настоящие хинкали не из доставки. Возьму бокал красного. Посижу, послушаю чужие разговоры, впитаю местную жизнь. Ведь ради этого мы и работаем, правда? Ради таких вот вечеров, когда можно просто быть.

Я снимаю пиджак, вешаю его на руку, обуваюсь, достаю из сумки салфетку, чтобы хоть немного поправить макияж. И выхожу в ночь, которая обещает стать чуточку легче, чем день.

Улицы тёплого вечернего Батуми встречают меня лёгким бризом с моря и ароматами уличной еды. Вижу огоньки террасы с живой музыкой, там звучит джаз с певицей с грузинским акцентом. Заказываю хинкали и бокал сухого саперави. Сажусь за столик у самой ограды, откуда видны огни набережной.

На сцене кто-то поёт на грузинском, мягкий, глубокий голос струится фоном. Ноги отдыхают, глаза блестят. Вино мягко касается языка, и я впервые за весь день чувствую настоящее удовольствие.

— Приятного вечера, — вдруг слышу. Оборачиваюсь: высокий, тёмноволосый мужчина с короткой бородкой и добродушной улыбкой. На нём простая белая рубашка с расстёгнутым воротом.

— Спасибо, — улыбаюсь в ответ.

— Вы не из Батуми, — он говорит не спрашивая, а как будто точно знает. — У вас глаза немного растерянные. И вы всё время оглядываетесь.

Я смеюсь:

— Вот это наблюдательность. Да, я здесь по работе.

— Тогда вам особенно нужно отдыхать по вечерам. Я Давид, если что, могу посоветовать хорошие места. Или показать.

Он не навязчив, просто улыбается и чуть склоняет голову. В этот момент официант приносит мой заказ, и Давид делает шаг назад, как будто извиняясь за вторжение.

— Приятного аппетита, красавица. Может, пересечёмся ещё, — он подмигивает и уходит к своему столику. А я ловлю себя на том, что улыбаюсь. Такая простая сцена, а настроение изменилось до неузнаваемости.

Хинкали — божественны. Вино — точно то, что нужно. Музыка — нежно обволакивает, как уютный плед. А взгляд Давида — ловлю его снова, он, оказывается, смотрит на меня через весь зал. Я поднимаю бокал, как бы в шутку, и он отвечает тем же.

Когда я возвращаюсь в отель, ноги приятно гудят, волосы пахнут дымком и вином, а душа поёт. Вера, ты сегодня молодец. Ты смогла не застрять в мыслях. Ты выбрала себя.

Улыбаясь, я сбрасываю обувь и только собираюсь рухнуть на кровать, как вдруг замечаю: дверь в ванную приоткрыта. Это странно, ведь я уходила, плотно закрыв её. Подхожу ближе — действительно, открыта. И вторая, внутренняя, тоже. Та, что ведёт в соседний номер.

Сердце замирает, будто в комнате вдруг стало меньше воздуха. Я тихо делаю шаг вперёд и выглядываю внутрь.

Антон. Он сидит в кресле у окна, одна нога перекинута через подлокотник, в руке — бутылка вина. Не бокал, не стакан, а именно бутылка, из которой он пьёт, запрокидывая голову назад. Свет падает на его лицо, выделяя резкие скулы, лёгкую щетину. И этот странный, отрешённый взгляд, будто он давно где-то не здесь.

— Где ты была? — спрашивает он глухо, не глядя на меня.

От этого голоса, хриплого баритона, внутри просыпается дрожь. Я тут же чувствую, как тело отзывается — лёгким, предательским томлением где-то внизу живота.

— Гуляла, — стараюсь сохранить ровный тон.

— Так долго?

— Да. А что, я должна была отчитаться?

Он медленно поворачивает голову. Его взгляд встречается с моим. В нём усталость, но и что-то острое, почти горячее — раздражение, обида, укол недоверия?

— Я думал... Ладно. Всё равно, что я думал. Подойди, Вера.

Я прищуриваюсь, делая шаг назад.

— Зачем?

— Потому что я так сказал, — в голосе уже сталь. Никаких объяснений. Только приказ.

Я распрямляю плечи.

— Думаю, мне пора вернуться к себе.

Он встаёт. Медленно. Бутылка всё ещё в руке. И с этим движением весь воздух между нами вспыхивает.

— Нет. Я не люблю повторять дважды. Подойди. Вера.

Наверное, это вино так на меня влияет… или особая, чуть пьянящая атмосфера номера, когда полумрак мягко скрывает всё от посторонних глаз, а за закрытой дверью мир сужается до нас двоих, наполняясь густым, почти осязаемым теплом.

Я всё-таки делаю то, что он просит. Медленно, будто проверяя собственные границы, подхожу так близко, что между нами остаётся только тонкая полоска воздуха, насыщенная его теплом, терпким ароматом вина и едва уловимым мужским запахом.

— Молодец, — рокочет он, низко и удовлетворённо, и этот звук отзывается вибрацией где-то глубоко внутри. — Теперь сними это.

Щёки вспыхивают, как будто меня обдало жаром. Раздеться перед ним? Мысль сама по себе заставляет сердце биться в висках, а кожу — покрываться мурашками. Это именно то, чего я боялась — того момента, когда между нами что-то случится, и уже невозможно будет сделать вид, что всё по-старому.

— Не стоит. Работа в приоритете, — мой голос звучит тихо, почти теряется в густом воздухе между нами.

— Мне что, сорвать его с тебя самому? Или ты хочешь, чтобы я взял тебя прямо так? — каждое слово ложится на кожу раскалённым прикосновением, медленно растекаясь по телу и оседая опасным жаром внизу живота.

Кажется, даже пальцы на ногах заныли от напряжения. Никто и никогда раньше не говорил со мной так — прямо, дерзко, без малейшей завуалированности.

Я выбираю… остаться. Пальцы сами сжимаются в кулаки, словно пытаясь удержать хрупкий контроль, и я делаю крошечный вдох, чтобы не утонуть в этом взгляде. Мне кажется, что ещё миг — и он просто заберёт то, что хочет, не дожидаясь моего согласия.