Попав в Рим (ЛП) - Адамс Сара - Страница 29

— Сегодня я сказал ей, что она может остаться у меня, пока её машину не починят.

Они все визжат. Мои барабанные перепонки лопаются. Я жалею обо всех своих решениях.

— Ладно, ладно, – говорю я, потирая ухо и вставая за ещё одним пивом. Потому что оно мне сейчас понадобится.

Эмили тычет в меня обвиняющим пальцем.

— Ты правда нравишься ей! Я так и знала! Ловелас снова в деле!

— Вовсе нет. – Я открываю банку. — Мне просто её жаль, и помочь ей – правильный поступок.

Мэдисон хитро поднимает брови.

— Помочь ей или глазеть на неё?

— Я серьёзно. Ничего между нами не будет. Она просто проезжает через город, и ей нужно где-то переночевать. К тому же… – я снова сажусь за стол и делаю вид, что изучаю карты, — я уже сказал ей, что не заинтересован.

— Ты не мог, – Мэдисон смотрит на меня с неподдельным разочарованием.

— Я так и сказал. Лучше сразу обозначить границы. Я буду ей другом, не больше.

Эмили поднимает брови, не отрываясь от карт.

— Ну…Наверное, это разумно. Тебя дразнить весело, но я согласна – не стоит заводить с ней роман. Ты не из тех, кто ищет мимолётные связи, а ей всё равно придётся уехать…и ты не сможешь поехать с ней.

В её голосе звучит предостережение. Она до сих пор не до конца простила мне переезд в Нью-Йорк с Мерритт. Думаю, Эмили была единственной, кто не расстроился, когда всё рухнуло между мной и моей бывшей невестой, потому что это означало, что я останусь в городе навсегда.

Мэдисон в ужасе.

— Нет! Это не разумно! Ты идиот, Ной, и я хочу опрокинуть твой стул!

— Какая жестокость. Ходи уже, Энни.

Мы все смотрим на Энни, которая задерживает игру. Она улыбается мне. Мягко, понимающе. И эта улыбка меня раздражает. Энни всегда понимала меня лучше других сестёр, и сейчас она явно видит то, что я отчаянно пытаюсь отрицать.

Я допиваю пиво и решаю взять ещё одну банку…а потом ещё…и ещё.

Амелия

Полночь, а Ной всё ещё не вернулся. Не знаю, почему я нервничаю, как жена, чей муж не пришёл домой, но это так. Он обычно задерживается так допоздна? Что вообще можно делать в этом городе после десяти вечера? Я волнуюсь только потому, что, кажется, задела его сегодня, когда заговорила о его родителях. Мне нужно перестать пытаться выстроить эту странную дружбу между нами и просто отпустить ситуацию. По сути, он просто мой гид и хозяин моего временного жилья. Когда я уеду, он даже не вспомнит обо мне. Он дал ясно понять, что я ему неинтересна.

Просто отпусти, Амелия.

И вот отлично…Теперь у меня в голове песня из «Холодного сердца», потому что после этого мультика фразу «отпусти» уже невозможно произнести, не пропев её.

Стоп, я что-то слышу. Похоже на…

А-а-а! Грузовик!

Я резко отпускаю жалюзи, в которые подглядывала, отскакиваю от окна. Что делать?! Куда спрятаться? Он не должен знать, что я стояла тут, как психопатка, и ждала его возвращения.

Дверь грузовика хлопнула, и я взвизгиваю. Он идёт, а весь дом освещён, как на День независимости. Он сразу поймёт, что я его ждала. Хотя…стоп. Ему не обязательно это знать. Пусть думает, что я сова и так живу. Да, я знаменитость с бурной ночной жизнью. Вот во что я хочу, чтобы он поверил.

Я мчусь в гостиную, скольжу в носках по полу, изображая сцену из «Рискованного бизнеса» в его огромной пижамной рубашке. И, кстати, Амелия, где твои штаны? ТЕБЕ НУЖНЫ ШТАНЫ! Годы откровенных сценических костюмов и обложек журналов притупили моё чувство скромности, и я забываю, что не все ходят полуголыми, как я.

Теперь я как мультяшный персонаж, который бежит на месте, пытаясь не упасть, пока скольжу к своей комнате, натягиваю пижамные штаны и несусь обратно в гостиную, плюхаясь на диван. Рядом лежит плед – я хватаю его и закутываюсь, как Ной укутал меня днём. Выглядит ли это постановочно? Как будто я не двигалась с тех пор, как он ушёл? Это, пожалуй, ещё жутче. В последний момент я решаю выбросить плед, выключить телевизор и забежать в ванную. Это более естественно и не кричит: «Я В ТЕБЯ ВЛЮБЛЕНА И ЖДАЛА ТЕБЯ ВСЮ НОЧЬ».

Как только я закрываю дверь ванной, слышу, как открывается входная дверь. Я облокачиваюсь на дверь, перевожу дух и включаю воду, чтобы казалось, будто я мою руки – это даёт мне ещё тридцать секунд, чтобы прийти в себя. Но время сокращается до пятнадцати, когда в гостиной раздаётся грохот.

О чёрт. Может, это не Ной? Может, в дом забрался кто-то чужой? Сталкер, который выяснил, где я остановилась. Что делать? Можно позвать Ноя по имени, но тогда мой присутствие станет известно тому типу в гостиной. Я оглядываюсь в поисках чего-то полезного и вижу зеркало. Благодаря фильму, который испортил моё детство, я знаю, что с ним делать. (Речь о «Знаках», если вам интересно. Это было ужасно.)

Я просовываю зеркало под дверь и поворачиваю его так, чтобы видеть гостиную. Это сложнее, чем казалось в кино, но у меня получается. И вот я вижу Ноя – он наклонился и что-то поднимает с пола.

Фух.

Сегодня я не умру. Какое облегчение.

Быстро проверяю себя в зеркале (и стараюсь не задумываться, почему мне так важно, как я выгляжу в его глазах), вешаю его обратно и выхожу в гостиную.

Ной склонился над осколками разбитой лампы, которую, видимо, задел, и собирает их…руками. Он вздрагивает, мышцы под футболкой напрягаются, когда осколок впивается ему в ладонь.

— Ной! – Я быстро подбегаю, хватаю его за руку, заставляя бросить осколки и встать. — Брось! Что ты делаешь? Нельзя собирать стекло голыми руками!

Когда мне удаётся поставить его на ноги, он сразу же шатается, будто мы на корабле, который только что накрыло огромной волной. Мне приходится обхватить его руками за торс, чтобы он не рухнул назад.

— Всё в поря…порядке… – бормочет он, но не сопротивляется моей помощи.

— Ной, ты…пьян? – спрашиваю я, когда он более-менее устойчиво стоит, и я могу отпустить его. Не буду врать – мне совсем не хочется этого делать. Этот мужчина крепок, как дуб. Держа его так близко, я могу подтвердить: под этой тонкой хлопковой рубашкой – сплошные мышцы. Соблазнительные, идеально очерченные мышцы. Как у пекаря может быть такое тело? Нечестно.

Когда я отступаю, то поднимаю взгляд на его ухмыляющееся лицо. Сейчас он выглядит почти по-мальчишески. Я не могу сдержать смешок – его кепка слетела, а волосы растрепаны и торчат в разные стороны, будто он всё время проводил по ним руками.

Хотя, возможно, это не он их так измял. Может, это сделала женщина. Та самая загадочная женщина, с которой он постоянно встречается на ланч. Почему от этой мысли во мне просыпается противный маленький тролль, который прыгает мне на спину и дразнит, подстрекая устроить сцену?

— Да…Девчонки умеют напиваться в стельку. Но-не-волнуйся, я не сам вел машину, – говорит он, снова сильно пошатываясь.

В этот раз я беру его за руку, перекидываю её себе на шею и веду к дивану, подальше от осколков на полу. Он плюхается на подушки, как дерево, падающее в лесу, – животом вниз, лицом в подушку, одна рука безвольно свисает на пол.

Я бы задержалась, чтобы полюбоваться тем, как его тело занимает весь диван, но мой мозг зациклен на слове «девчонки». Во множественном числе. Неужели Ной – бабник? Как это вообще возможно в таком маленьком городке? Хотя именно в маленьких городках нужно быть начеку. Именно про них потом выходят документалки на Netflix про подпольные нарколаборатории.

— Девчонки, да? – спрашиваю я, упирая руки в бока и глядя на него сверху вниз, будто имею право злиться.

Он улыбается. УЛЫБАЕТСЯ. Ослепительно. Моё сердце замирает, а затем начинает бешено колотиться, словно пытается вырваться из груди. Святые сыры, какие у него зубы! И морщинки у глаз…Когда он так улыбается, кажется, будто он самый добрый и уютный человек на свете, и мне хочется прижаться к нему и задушить в объятиях. Он…обнимательный. Владелец Угрюмой пекарни чертовски обнимательный.