Попав в Рим (ЛП) - Адамс Сара - Страница 16

— Ной?

О нет.

Только не сейчас. Не сегодня! Они же должны были вернуться завтра!

— Наверное, он на кухне.

— Прячется, скорее всего.

Я взглянул на Амелию и скривился:

— Заранее прошу прощения.

У неё была всего секунда на недоумение, прежде чем в кухню ворвались все три мои младшие сестры – с горящими глазами и в режиме охоты.

— Вот ты где! – Эмили, старшая из сестёр (лучшее описание для неё – «бутылка острого соуса»), уставилась на меня. — Тебе есть что объяснять!

В прошлом году ей исполнилось двадцать девять, и у неё мамины зелёные глаза. Как у меня.

За Эмили следует Мэдисон, вторая по старшинству, протискивающаяся через дверь и выглядывающая у неё из-за плеча.

— Мы только вернулись в город, и первое, что слышим от Гарриет – у тебя ночевала какая-то женщина! – Мэдисон больше всех похожа на нашего отца: тёмные волосы, тёмные глаза. Притворяется такой же напористой и невозмутимой, как Эмили, но меня не обманешь – она всё принимает близко к сердцу.

И наконец – Аннабель (или просто Энни), младшенькая, двадцать шесть лет. Тихая, добрая, с невинным взглядом и единственная в семье с натуральными белокурыми волосами. Мы в шутку говорили, что она достала их у почтальона – ни у мамы, ни у папы таких не было. Даже у меня и Эмили волосы скорее песочные, чем светлые.

— Но потом мы услышали от Фила, который слышал от Джеммы, которая слышала от Мэйбл, что это не какая-то женщина, а сама Рэй Роуз! Та самая Рэй Роуз!

Мэдисон подходит и тычет мне в грудь пальцем:

— О чём ты думал, скрывая такое от нас? Ты нас больше не любишь?

Я слегка ухмыляюсь:

— Как прошла выставка цветов?

— Не пытайся сменить тему! Ну давай, Ной, скажи, что ненавидишь нас! – восклицает Эмили.

Энни упирает руки в бёдра:

— Это единственная причина, по которой ты мог не позвонить нам сразу и не сообщить, что у тебя поселилась поп-королева. – Она делает небольшую паузу, и её лицо слегка краснеет. — А выставка была прекрасна. Спасибо, что спросил.

Как я и говорил – энергия солнца. Они тараторят с такой скоростью, что только самый опытный слушатель сможет уследить. Я, например, могу.

Я прочищаю горло и бросаю взгляд за их спины – на бедную женщину в дальнем углу кухни, с глазами, круглыми от ужаса, похожую на загнанного кролика.

Что ж, даже хорошо. Может, это её окончательно спугнёт. Надо было натравить сестёр на неё раньше.

Они поворачивают головы, следуя моему взгляду, и теперь все смотрят на Амелию.

— Леди, это Рэй Роуз, – говорю я. (Амелия, – поправляет мой мозг.) — Её машина сломалась у моего дома пару ночей назад, и теперь она застряла здесь, пока Томми её не починит… или…

Я оставляю это «или» в воздухе.

Или пока ей не надоест и она не вызовет водителя. Или пока моё раздражение не выживет её. Или пока я не проснусь от этого сна/кошмара.

Рты моих сестёр раскрыты, словно они ловят мух, и они впервые в жизни онемели.

Амелия улыбается – и я не могу не заметить, насколько эта улыбка отличается от тех, что она дарила мне. С грацией, которую не описать, она поднимает руку и дружелюбно машет:

— Привет. Очень приятно познакомиться.

Две секунды полной тишины – и шок проходит.

Они набрасываются. Вихрь южных голосов обрушивается на Амелию вопросами.

К счастью для неё, в этом городе всего три её настоящих фаната. К несчастью для неё, все они сейчас в этой кухне.

Разговор звучит примерно так (но все говорят одновременно):

Эмили: Ты застряла у Ноя? У него даже вайфая нет, знаешь ли!

Мэдисон: Ной скучный. Пойдёшь с нами сегодня вечером?

Энни: Мы идём в «Хэнкс», хочешь с нами?

Эмили: «Хэнкс» – это местный бар, где мы тусуемся по пятницам.

Мэдисон: Мы можем за тобой заехать!

Энни: Мы проследим, чтобы тебя никто не доставал.

Эмили: Тебе понравится, обещаю.

Я полностью ожидаю, что Амелия раздвинет их руками и рванёт прочь. Невозможно даже разобрать этот словесный поток.

Но, конечно, я снова ошибаюсь.

Амелия, похоже, единственная женщина в мире, которая понимает язык взволнованных Уокер.

Её улыбка становится ещё шире, и, честно говоря, я никогда не видел, чтобы кто-то выглядел таким счастливым.

Или таким красивым, – добавляет мой мозг, потому что он — мелкий гадёныш.

— Эм…«Хэнкс»? Я бы с радостью пошла с вами. То есть, если… – её взгляд скользит ко мне, и улыбка слегка меркнет, — если Ной не против.

Мне даже не дают шанса ответить, прежде чем Эмили шагает между нами и заявляет:

— С какой стати тебе его разрешение? Насколько я знаю, это заведение ему не принадлежит. Ну, то есть, эта пекарня – да, но «Хэнкс» –нет. Так ты пойдёшь с нами?

Как эта женщина так быстро проникла в мою жизнь?

Кажется, торнадо проносятся по нашему городку медленнее.

И, возможно, причиняют меньше разрушений, чем она.

Амелия

Должно быть странно ночевать в доме Ноя. Почему же это не кажется странным? Я не чувствовала себя так уютно даже в роскошных отелях, где мини-бар ломится от моих любимых закусок, а у двери дежурит охранник. В доме Ноя есть что-то по-домашнему теплое.

Я оглядываю комнату, в которой остановилась, и понимаю: всё в его доме кажется наполненным смыслом – историей, воспоминаниями. У него – лоскутное одеяло, наверное, сшитое бабушкой или тётей, а у меня – дорогое покрывало, выбранное дизайнером интерьеров. И именно этого не хватает моему дому в Нэшвилле. Он забит вещами, но не памятью.

Когда это случилось? Порой мне кажется, что в тот день, когда я приняла новое имя – Рэй Роуз, за мной пронесся огромный ластик и стёр всю мою прежнюю жизнь. Сердце сжимается при воспоминании о тихих вечерах с мамой, когда мы сидели на кухне, красили ногти и ели попкорн. Я никогда не знала отца: когда родители узнали, что ждут меня на последнем курсе колледжа, он ясно дал понять, что не хочет семьи. Если мама решит оставить меня, ей придётся справляться одной. Она говорила, что всегда мечтала стать молодой мамой и рано завести семью. И не понимала, почему мы не можем быть полноценной семьёй без отца – так что решение далось ей легко.

И она была права. Я никогда не чувствовала, что нам чего-то не хватает. Да, жили скромно, маме приходилось много работать, но мы были счастливы. Наши ежегодные поездки на море, когда мы снимали дешёвый номер с песчаным ковром, потому что не могли позволить себе ничего лучше, до сих пор остаются одними из самых ярких воспоминаний. Мама была всем, что мне было нужно. Моей лучшей подругой. А потом мой первый сингл возглавил чарты – и всё изменилось.

Когда пришёл успех и деньги, они медленно, но верно разъединили нас. При первой же возможности мы погрузились в грузовик и переехали из Аризоны в огромный дом в Лос-Анджелесе. Сначала он казался пустым и безжизненным. Новая мебель не хранила следов моего тела, и нигде не было по-настоящему уютно. Но маме нравилось, а её счастье делало счастливой и меня. Она всегда была душой компании и легко находила друзей среди знаменитостей, в круг которых я вошла. Сначала мы были близки, но через пару лет она стала пропадать. Она забывала о наших ужинах, утверждая, что вообще не помнит, чтобы мы что-то планировали, когда я звонила ей после часа ожидания в ресторане. Но я-то знала, что мы договаривались – Сьюзан всё подтверждала, а Сьюзан – самый педантичный человек на свете.

Подобных случаев становилось всё больше, не говоря уже о её постоянных просьбах к Сьюзан перевести ей ещё денег. Она всегда пыталась действовать за моей спиной, но Сьюзан держала меня в курсе, и я в итоге соглашалась. Понимаете, я готова отдать маме всё, что она захочет, – но мне бы хотелось, чтобы она хотела не только моих денег, но и меня.

Последней каплей стал её сорок пятый день рождения. Я устроила сюрприз – поездку только для нас двоих. Готовилась неделями. Сьюзан помогла забронировать билеты и виллу в Кабо на пять дней. Но когда по плану за мамой прислали машину, чтобы встретиться со мной в аэропорту, она отказалась. У неё уже были планы с друзьями, и отменять их она не собиралась.