Лекарка поневоле и опять 25 примет (СИ) - Муратова Ульяна - Страница 5

— Он первый начал! — обиженно всхлипнула она.

— Ну… ты ему сказала грабли убрать и недоумком назвала. А до этого он тебя защищал, между прочим. Не мамашу свою от тебя, а тебя от неё.

Широко распахнув глаза и пухлый рот, Луняша зависла на добрых полминуты.

— Так я ему что, правда нравлюсь? — ошеломлённо прошептала она.

Я пожала плечами, не зная, правильно вмешалась или нет. С одной стороны, мне этого Давлика было жаль. Сложно расти рядом с такой мамашей. С другой — он уже не ребёнок, если не начнёт огрызаться, то так и застрянет подле неё без права на личную жизнь и собственные решения. Выбор за ним.

— Иди лучше сходи за Талкой и её малышом, — напомнила я, когда увидела, что помощница успокоилась окончательно.

— Так поздно уже. Вон, темнеть скоро начнёт… — с неохотой возразила она.

В этот момент в дверь забарабанил Амезег:

— Таиська! Таиська! Там бате моему плохо… Помирает!

Луняша тут же вскочила на ноги и умоляюще посмотрела на меня. Я подхватила лекарскую корзинку и с готовностью выбежала на крыльцо.

Кто там помирать надумал? Ну уж нет, только не в мою смену!

Нужный дом находился через реку, на другом конце села, и ещё никогда оно не казалось мне настолько огромным. Мы бежали втроём — я, Луняша и Амезег. За нами следом с гиканьем пристроилась гурьба детишек, и вскоре мы уже неслись толпой, обгоняемые быстроногими мальчишками, которые наверняка и не знали, куда и зачем мы торопимся.

У незнакомого крыльца тоже толклись люди. Наша толпа схлестнулась с уже собравшейся и растворилась в ней, как молоко в горячем чае.

В доме было темно, несмотря на светлый вечер.

Снаружи по лазурному небу лились реки из взбитых сливочных облаков, изумрудная зелень шелестела нежности, обнимаясь с летним ветерком, а внутри была тяжёлая, угрюмая обстановка. Переступаешь порог — и словно из чистой речной воды попадаешь в тёмную трясину болота.

Вокруг скорбно шмыгали носами многочисленные родственники, в углу подвывала малознакомая грузная баба. Как же её звали? Нет, не помню. Помню только, что у её мужа тоже были камни в почках.

Посередине главной комнаты дома, прямо рядом с белёной печкой, на обеденном столе, застеленном толстым одеялом, неподвижно лежал дед. Старый, морщинистый, худой, он казался не просто смуглым, а скорее зеленоватым, отчего напоминал упыря.

Горели свечи — мрачно и торжественно.

Тело, одетое в чистую нарядную рубаху, ещё дышало… правда, редко.

Я растолкала громко горюющих родственников и подошла к пациенту.

Диагностическое заклинание удалось только со второго раза — от волнения. Хорошо хоть икота не вернулась, в такой момент она звучала бы жалко.

Дед, лежащий на столе, был не то чтобы здоров… Всё-таки лет ему уже было порядочно, хорошо за девяносто. Хрони всякой тоже поднакопилось, но вот так чтоб прям помирать?..

Может, я что-то не так поняла?

Прогнала заклинание ещё раз, нащупала и посчитала пульс — скорее для собственного успокоения, чем по необходимости. Нормальный пульс. И дыхание тоже нормальное. Редкое, но глубокое и уверенное.

Вот уж нет, меня не проведёшь! Я теперь знаю, как умирают по-настоящему. Жизнь из Эрера утекала сквозь пальцы, и я буквально кожей ощущала крадущиеся шаги смерти. Дед же… лежал. Даже не спал.

— Так здоров ваш дед, — неуверенно проговорила я в мрачной похоронной тишине.

— Как «здоров»? — он тут же открыл глаза и резко сел, спустив худые ноги со стола на лавку.

— Не совсем, конечно. Но для вашего возраста — очень даже здоров.

— Я на прошлой неделе во сне склеп открытый видал, а всем и без того понятно, к чему такое снится. Заждалися меня предки-то, зовут к себе. А сегодня как с поля вернулся, дрова начал колоть, так сердечко-то и кольнуло. Сразу понял: помираю я.

— А что, раньше никогда не кололо? — настала моя очередь изумляться.

— Ну-у-у… нет. В спину иной раз вступит, особливо ежели на коромысло баки большие навесить вместо вёдер. А чтоб сердечко — такого ни разу не было.

— Давайте я вам зельице укрепляющее дам, вы по ложечке будете по утрам пить. И расскажите по порядку, что сегодня делали, когда именно почувствовали себя плохо, что болело.

Родня деда жадно прислушивалась к разговору, но лица были в основном счастливые. Вроде никто не расстроился, что дед передумал помирать.

— Ну как. Утром встал ещё затемно, перекусил, еды собрал. Как рассвело, козам воды натаскал, марча запряг. Как пастухи за козами пришли, с ними выехал, до дальнего поля. Там щавельник разросся так, что ужно и урожая не видать. Прополол. На всё поле сил не хватило, старый уже стал, только половину одолел. Домой вернулся — горяченького захотелось, я давай дрова колоть, чтоб печку растопить, тут сердечко-то и того. Кольнуло.

Я выслушала деда с внимательным и профессионально-невозмутимым лицом. Он мой старательный покерфейс не оценил, но я собой гордилась в первую очередь потому, что сдержала несколько крайне сумбурных восклицаний.

— То есть я правильно понимаю, что вы сначала таскали тяжести, потом весь день на солнцепёке пололи сорняки, затем после целого дня работы в поле вернулись домой, начали резко наклоняться и махать топором, после чего вам стало нехорошо?

— Ну-у-у… да, — кивнул дед.

— Ясно. Знаете, мне бы на вашем месте тоже нехорошо стало, а мне лет существенно меньше. В общем, прописываю вам обязательный отдых в обед. С полудня и часов до трёх хотя бы. Как Солар высоко, так вы берёте и ложитесь отдыхать. Зелье по ложечке утром, если сердце ещё раз кольнёт, то жду ко мне на приём. Беречь себя нужно, возраст-то уже не тот.

— Но раньше-то не кололо! — воскликнул дед.

— А теперь колет, — многозначительно возразила я.

— Так ежели я буду матрас плющить, кто поле прополет заместо меня? — возмущённо спросил он под гробовое молчание родни.

Никто не ринулся на амбразуру и не заявил пафосно: «Моя мотыга всегда с тобой!» или «Придёт день, когда желание людей полоть сорняки иссякнет… но это будет не сегодня!».

Так себе у них Братство Чернозёма, Орден Великого Урожая и Лига Последнего Полива.

Я выразительно посмотрела на соседа, и тот наконец вмешался:

— Батя, да прополем мы.

— Знаю я, как вы, обалдуи малолетние, прополете! — ретиво соскочил со стола передумавший помирать дед. — Весь урожай мне загубите!

Малолетний седой обалдуй, которому наверняка шёл шестой десяток, резонно заметил:

— Дак коли помрёшь, то что тебе с того урожая? Лекарка ежели сказала в обед отдыхать, будешь отдыхать.

— Так то в обед. А у меня дрова не колоты! От вас-то не дождёсси помощи, — язвительно заметил дед и пушечным ядром вылетел во двор, откуда через секунду раздались частые и мощные удары топором.

— Вызов бесплатно, за зелье десять эсчантов, — подытожила я. — Передайте Луняше, пусть это будет её премия. Девочка она хорошая, старательная, заслужила. А деда вы всё же берегите.

Закончив на этом, я вышла из душного дома обратно

Примета 28: кормить пустой надеждой — что поить соленой водой

Одиннадцатое юлеля. Вечер

Таисия

Помощница следовала за мной по пятам.

— Так, где там тот мальчишка больной? — спросила я у неё. — Веди. У меня как раз настроение кого-нибудь от всей души вылечить.

Луняша попыталась спорить:

— Так сумерки уже! Отложи на завтра, срочности-то нет.

— Какой смысл откладывать на завтра то, что можно успеть сегодня? Лучше я с утра подольше посплю.

— Ну не знаю… — неуверенно протянула помощница и принялась отговаривать: — Чего ты к ним пойдёшь, ежели сами они к тебе не идут? Не идут — знамо, не хотят лечиться. Чего за ними бегать?

— Это вопрос личной ответственности, Луня, — пояснила ей. — Это мне нужно знать, не требуется ли кому-то помощь. Для порядка.

Мои слова Луняшу явно не убедили, но продолжать спор она не стала. А я не стала признаваться, что просто не хочу возвращаться в пустой дом, где нет Эрера.