Бессмертная тьма - Гирма Тигест - Страница 9

– Когда написали этот портрет? – Дрожащий голос выдавал эмоции Кидан. Родители казались такими… молодыми, примерно ее нынешнего возраста.

– На Празднике акторов лет шестнадцать назад. – Взгляд декана скользнул к надписи в углу, и ее тон слегка изменился. – Разумеется, работа Омара Умила.

Омар Умил… Откуда ей знакомо это имя? Оно упоминалось в книге тети Силии. Единственный человек, о котором тетя говорила с теплотой, ныне содержался в укслейской тюрьме Драстфорт. Вот еще одна тайна.

Огромным усилием воли Кидан заставила себя отвернуться, но, даже отворачиваясь, знала, что на обратном пути еще раз украдкой взглянет на портрет.

Вслед за звучащей все громче музыкой они прошли во что-то вроде общей комнаты с письменным столом и высоченным книжным шкафом.

Кидан тотчас бросило в сильный, будоражащий холод.

Посреди комнаты в строгий ряд выстроились несколько девушек. Все были с завязанными глазами и кровоточащими укушенными плечами.

– Джун! – шепнула Кидан, ворвавшись в затемненную комнату. Схватив одну из девушек, она сорвала с нее повязку. Вместо теплых карих глаз на нее растерянно уставились зеленые. Кидан отшатнулась. Она двигалась вдоль ряда, одну за другой освобождая девушек от повязок. В минуты отчаяния Кидан уже представляла себе такую сцену – Джун измученная, обескровленная. Страх стиснул Кидан горло, когда она добралась до последней девушки.

«Пожалуйста! Пожалуйста!»

Кидан наконец нашла Укслей и вошла в дом, где жил Сузеньос… Джун наверняка была здесь. Она должна была быть здесь. Пальцы Кидан дрожали слишком сильно, сорвать повязку не удавалось. Девушка сама стянула кусок ткани и обнажила ошарашенные черные – не медово-карие – глаза.

– Кто ты? – шепотом спросила она.

Покачнувшись, Кидан прижалась к стене и заставила себя сделать вдох.

Рядом с девушками трое играли за столом в карты. Один из них сидел спиной к Кидан, густые черные волосы, заплетенные в твисты, падали ему на плечи. Дранаики. Умей Кидан изрыгать пламя, она испепелила бы всех троих.

Декан Фэрис встала рядом с Кидан. Жалость в ее глазах превратилась в камень, когда она увидела вампиров. Двое из них тотчас вскочили – парень и девушка.

Лоб парня огибал позолоченный обруч, мускулистое тело обтягивала тесная рубашка. Он неуверенно улыбнулся:

– Декан Фэрис, мы не ожидали здесь вас увидеть.

Слова декана Фэрис едва уложились в рамки сухой формальности.

– За пределами зданий Южного Соста кровавый соблазн запрещен. Чья это была идея?

Темнокожая девушка легонько кивнула в знак извинения. На ней были жилет и жакет из бархатной парчи, у горловины приколот кроваво-красный цветок, волосы подстрижены в гладкое каре и убраны за ухо. Внешне она напоминала знатную даму викторианской эпохи.

– Прошу прощения, – церемонно проговорила она.

Декан Фэрис нахмурилась:

– Инико, я ожидала от тебя большего. Сообщи о случившемся Андреасу и передай, что на следующие три месяца вы лишаетесь права на кровавый соблазн.

Инико снова кивнула, без вопросов принимая наказание.

– Инико и Тадж, забирайте своих гостий и ждите меня в моем кабинете.

Тадж, молодой человек с золотым обручем, подошел к девушкам:

– Пойдемте, дамы. Возьмитесь за руки. Да, нам сюда.

Выходя из комнаты, Тадж подмигнул Кидан. Ноздри девушки затрепетали от отвращения.

Едва они ушли, декан Фэрис села на один из стульев лицом к вампиру, быстро собиравшему карты. Кидан осталась стоять у стены.

– Инико рассказала тебе об изменившихся обстоятельствах?

– О да, услышать от ближайших друзей, что меня вычеркнут из завещания, – такое не забудешь.

Голос вампира был знакомым, низким и насмешливым. С бешено бьющимся сердцем Кидан отошла от стены.

– Я решила, что так будет лучше всего. У нее талант тебя урезонивать, – проговорила декан.

– Да, пожалуй.

– А кровавый соблазн? Это впрямь была идея Инико?

– Она собирается найти мне пару. Не могу отказать ей в подобном желании.

Взгляд декана Фэрис упал на его рукава.

– Ты не носишь пин. Думаешь присоединиться к другому Дому?

Вампир вытащил из кармана серебряный пин в виде двух гор, заслоняющих друг друга, и приколол себе на рукав.

– Всегда Адане.

Фамилию Кидан он произнес с нужной манерностью и излишней фамильярностью.

Наконец вампир переключил внимание на Кидан, заставив ее замереть. Потухшие от времени глаза. Кожа, цветом слишком похожая на землю.

– Здравствуй, птичка.

У Кидан потемнело перед глазами, дышать стало трудно.

Вампир склонил голову:

– Убила еще кого невинного с нашей последней встречи?

– Так вы знакомы? – вмешалась декан Фэрис.

Вампир скупо улыбнулся:

– Я помог ей, когда она отчаянно в этом нуждалась. Но, боюсь, она относится к этому иначе.

– Ты должен был дождаться, пока я представлю вас друг другу, – неодобрительно проговорила декан Фэрис.

Вампир улыбнулся шире:

– Здесь так мало новых лиц. Я должен был удовлетворить свое любопытство.

Декан коснулась ладонью виска.

– Кидан Адане, это Сузеньос Сагад, вампир твоего Дома.

Когда дранаик снова посмотрел на Кидан, его улыбка стала напряженной, сквозь доброжелательную маску на миг пробилось неудовольствие. Кидан почувствовала себя той синей, недавно убитой птицей – уже мертвой и теперь брошенной в пучину адского пламени.

Они сидели в комнате, наполненной треском растопки; запахи алкоголя и горящего дерева душили Кидан. Сузеньос Сагад был абсолютно спокоен. Он совершенно не ощущал угрозы, как не ощущают ее надменные, влиятельные люди.

Нет, он не человек.

Тонкий лучик солнца, падавший из окна, напоминал Кидан о его бессмертии. Дранаик обманом выбрался из тлена и гнили, обдурил одну из величайших звезд, заставив окутать его золотым светом. Когда он изменил позу, солнце помогло ему и в тени. Оно сгладило текстуру его кожи, превратив ее в мед; засияло на краю его щеки, как на горизонте, помогая превратить чудовище в человека.

– Ayzosh, atfri, – проговорил дранаик с переливистой интонацией.

– Что?

– Это амхарский. – Взгляд дранаика посуровел. – Ты надеешься унаследовать Дом Адане и не знаешь родной язык?

Насупив брови, он повернулся к декану Фэрис, и пока Кидан себя накручивала, они говорили, будто ее не было рядом. Голос Сузеньоса на амхарском звучал жестко, резко, отрывисто. Он звучал так, будто у амхарского языка имелись собственные зубы.

Язык стал еще одной вещью, которую они с Джун бросили после смерти их биологических родителей. Так они выжили. Девочки заставили себя забыть амхарский, неловко набивая рот английским, пока не начали поглощать лишь его. Мама Аноэт об этом позаботилась. Кидан погладила тыльную сторону ладони, вспомнив щипки, которые получала, стоило ей заговорить на родном языке. Никто не должен был догадаться, что они дети семьи Адане.

Наконец декан Фэрис поднялась.

– Ты вправе поговорить с ней напрямую, но помни законы. Она пока не твоя компаньонка, а зачисленная в Укслей студентка, которая заслуживает снисходительности. Кидан, если понадоблюсь, я буду на улице.

Когда они остались вдвоем, Сузеньос налил Кидан напиток, пахнущий бензином.

– Я служил нескольким поколениям Адане, – начал дранаик. – Судя по твоей напряженной позе, ты этот дом ненавидишь, и я не понимаю, зачем ты здесь. Полагаю, тебя интересуют деньги. Роскошь. Нет причины, по которой я не могу не поделиться с тобой небольшой частью дохода. Сладкая жизнь слаще, когда ею делишься.

– Я полагаю, при таком соглашении ты получишь дом, – сквозь зубы процедила Кидан.

Дранаик пожал плечами, откинувшись на спинку стула.

– Содержать дом – сущая морока.

– Согласна. – Кидан переняла расслабленный тон дранаика. – Но мне нравится хороший вызов.

Губы дранаика сложились причудливым образом – получилось нечто среднее между досадой и интересом.