Бессмертная тьма - Гирма Тигест - Страница 8

Декана Фэрис, похоже, расспросы не обижали.

– Именно с такой жизнью, полной смерти и хаоса, покончил Последний Мудрец, предложив новую политику сосуществования. Думаешь, вампиры – безмозглые поборники насилия? Они жаждут мира не меньше, чем мы. Они хотят жить бок о бок с нами и жили так на протяжении поколений. Те, кому это не по нраву, могут покинуть Укслей, и они покинули.

«Они жаждут мира не меньше, чем мы». Кидан хотелось расхохотаться, а вот декан Фэрис, похоже, искренне верила в свои слова.

Декан вернулась в комнату и разлила по чашкам чай с корицей.

– Если Сузеньос Сагад в одиночку проживет в доме двадцать восемь дней подряд, то станет его единоличным владельцем. Если ты поселишься вместе с ним, действие этого пункта завещания приостановится, давая тебе время закончить учебу и забрать дом себе. Пожалуйста, пей чай!

Кидан взяла теплую чашку, и в руке у нее закололо. Девушка тотчас отставила чашку, чтобы проверить, изменился ли закон. Закон изменился. Как так получилось?

– Или вы просто могли бы его арестовать.

– Кидан, я восхищаюсь твоей отвагой, но твои предположения и суждения усложнят тебе жизнь в Укслее. В какой-то мере они полезны. Будь осторожна, но не холодна. Особенно когда малые группы и клубы Укслея начнут приглашать тебя к себе.

Кидан сморщила нос:

– Никакие группы меня не интересуют.

– Зато они будут заинтересованы в тебе. – Темные глаза женщины предостерегающе заблестели. – Все захотят дружить с наследницей Дома-основателя. Будь осторожна.

– Конечно… А мне придется ходить на занятия?

Лицо декана посуровело.

– Да, ты должна посещать занятия. Плохая успеваемость не для тебя. Любой другой актор может провалиться и пересдать экзамены годом позже, не рискуя наследием. А ты нет. Единственная причина, по которой ты сможешь поселиться в своем доме, – необходимость изучать нашу философию. Если завалишь курс дранактии, Сузеньос получит право выгнать тебя до начала занятий на следующий год, а к тому времени будет уже поздно.

Кидан шумно выдохнула. Кивнула.

– Прежде чем начнется семестр, ты должна сделать нечто важное. – Декан Фэрис подалась вперед, словно делясь секретом. – Хочу, чтобы ты определила закон, установленный в твоем доме. Он раскроется только потенциальному наследнику.

В доме уже… имелся закон.

Кидан посмотрела себе на руки.

– Думаю, он не о чае.

Декан Фэрис едва не улыбнулась:

– Нет, боюсь, что нет.

– Так где мне найти этот закон? На столе, как у вас?

Меж бровей декана Фэрис появилась морщина.

– Дом – это отголосок разума. Каждому потенциальному наследнику он открывается по-разному. Лучший совет, который я могу тебе дать, – закон будет сокрыт в комнате, которая манит тебя меньше всего.

Кидан медленно захлопала глазами:

– Не понимаю.

– Поймешь, как только заселишься. – Декан кивнула. – В отличие от изменения закона или введения нового, считывание существующего проблем создать не должно.

Взгляд женщины остановился на колышущихся занавесках. Они трепетали и развевались на поднявшемся ветерке, и декан Фэрис наклонила голову, словно прислушиваясь.

– Войдите! – сказала декан Фэрис, хотя в дверь никто не стучал.

В комнату вошел мужчина с твистами и неестественно прямой спиной.

– Это профессор Андреас, мой коллега, твой преподаватель «Введения в дранактию».

Дранактия – так официально называлась философия, преподаваемая в Укслее. Курс, который ей нужно было сдать во что бы то ни стало. Ни Кидан, ни профессор не протянули друг другу руки. Кидан поразило, как легко они вживаются в человеческий облик. Немигающие глаза оценивали Кидан, и по спине у девушки пробежал холодок.

– Рад знакомству. – Голос профессора закручивался, как хвост скорпиона. Он наклонился, чтобы шепнуть несколько слов декану.

На рукаве у профессора Андреаса блестел золотой пин – дрозд с серебряным глазом. Такой же, как у декана Фэрис. Кидан поняла, что это эмблема Дома Фэрисов.

– Отлично, – проговорила декан Фэрис. – А теперь навестим Сузеньоса. Пойдем, Кидан, я все объясню по пути.

Вслед за деканом и преподавателем Кидан вышла из комнаты. Вместе они выглядели странно, но впечатляюще. Бессмертный нечеловек со стальной кожей… И рядом с ним – темнокожая женщина, стареющая и с дряблой плотью. Тем не менее бессмертный шел за ней по пятам, наклонял голову, чтобы ее услышать, подстраивался под ее темп. Словно тень, неотступно следующая за солнцем.

Декан Фэрис и Кидан подошли к дому, богатством и ценными породами дерева похожий на особняк с призраками. Но если другие дома напоминали Кидан одичавших домашних животных, у этого были сломаны зубы, а внутри поселилась опасная болезнь.

Девушка обвела взглядом окна, высматривая дранаика, который благополучно пережил гибель ее семьи. Не заключи Кидан сделку с деканом, она и этот дом спалила бы.

– Я ожидала, что дом больше, – хмуро проговорила Кидан, сравнивая дом с особняком Фэрисов.

– Твои родители отличались умеренностью. – Декан Фэрис просветлела лицом, разглядывая дом. – Я не была здесь много лет.

– Почему?

– Я вступила во владение своим домом, когда мне было двадцать. С того дня я не имею права входить в другие дома, имеющие владельцев. В настоящий момент Дом Адане не принадлежит никому. Это очень редкое стечение обстоятельств, и я рада его посетить.

Кидан в упор не понимала их традиции. Она обвела взглядом черную трубу и забитые сточные канавы.

– Я не помню этот дом, – проговорила Кидан, роясь в своих старых воспоминаниях.

– Ты и не должна помнить. Укслей не позволяет детям здесь жить. Все дети учатся в школе-интернате, куда вампиры не допускаются. По окончании школы они поступают сюда, чтобы получить высшее образование.

– Но если в Укслее так безопасно, почему вы сопровождаете меня?

– Потому что неделю назад Сузеньос Сагад рассчитывал унаследовать этот дом. Я опасаюсь того, что мы обнаружим внутри.

Когда они приблизились к дверному кольцу в форме льва, послышалась музыка. В ней были и ударные, и духовые инструменты, и вокал на иностранном языке. Дубовая дверь оказалась тяжелее, чем ожидала Кидан, и распахнулась вовнутрь так, будто петли нужно было как следует смазать. Кидан почувствовала запах старого ковра, на языке осела пыль. Дом одновременно казался и обжитым, и нетронутым с тех пор, как хозяева его покинули. Кидан понравилось это неожиданное проявление верности, стремление сохранить себя, не стирая свою историю. На какую-то безумную секунду Кидан представила себе, что на втором этаже увидит родителей.

– Вампиры не убираются? – спросила Кидан.

– В доме есть повариха, Этете. Так что ты не совсем одна. Этете очень тебе поможет. К сожалению, ее присутствие не нарушает условий завещания, так как она не наследница Дома Адане.

Наличие в доме поварихи не слишком утешало.

Стеклянные полки в каждом углу были заставлены антиквариатом и другими драгоценностями, которые при ближайшем рассмотрении оказались восточноафриканскими безделушками, возможно, с археологических раскопок. Кидан, хоть и эфиопка, родную культуру едва узнавала: еще один кусочек жизни, который был давно потерян.

Декан, с восторгом оглядывавшая картину, вскинула брови. Женщина в длинной юбке и кофте стояла среди руин рядом с мужчиной в широкополой шляпе. «Аксумский археологический проект, 1965», – гласила надпись внизу.

– Твои родные обожали находить потерянное. Так же сильно им претило расставаться с найденным. Аксумский археологический проект занимается городом, существовавшим в Северной Эфиопии в эпоху мудрецов. Многие уже не надеялись разыскать древний город Аксум, но твои предки были полны решимости его найти.

Они вошли в хорошо обставленную гостиную. Дранаика в ней по-прежнему не просматривалось.

Над камином висел огромный портрет, в малейших деталях изображавший пятерых нарядных людей. Во-первых, женщину, похожую на тетю Силию, в элегантном черном платье, с волосами, собранными в неряшливый пучок. Кидан помнилось, что нос у тети не такой формы. Рядом с женщиной были два седовласых пожилых человека, а в центре – улыбающаяся пара, он в костюме с иголочки, она в красном платье. Джун достались отцовские глаза, теплые и сияющие; Кидан – прямой нос и высокий лоб матери, придававшие ей строгий вид, даже когда она сама того не хотела. Распущенные вьющиеся волосы, рассыпающиеся по плечам, – тоже чистая Джун. Кидан потянула себя за кончики брейдов, жестких и негнущихся, как железо. Попытки сделать волосы послушными напоминали бой, в котором пало множество расчесок. Отец, похоже, понимал, как это мучительно, и сам коротко стриг плотные кудри. Каждая черта, унаследованная Кидан и Джун, просматривалась в этих незнакомцах. Портрет казался невероятно внушительным, таким живым, что Кидан захотелось плакать.