Инвестиго, затерянные в песках (СИ) - Рэд Илья - Страница 35

— А-А-А-А!

Нож полоснул по душившей его руке, и та отпустила Крижена. Карц с испугом посмотрел на неё и попятился. Раздался гром, и сверкнувшая молния ослепила голюдя. Карлик пропустил боковой удар в шею и захрипел.

— Нет! Остановись! — выкрикнул за спиной брат, но было поздно.

Крижен повалил коротыша, и остервенело колол ему в грудь ножом, пока тот дрыгался в предсмертных судорогах.

— Назад, суки! — заорал он и встал, направив окровавленный нож на налётчиков, те испуганно косились на валяющегося в грязи брата. — Кто? Кто следующий⁈

Но желающих не нашлось, Карц пустились наутёк. Даже возня в проломанном окне прекратилась. Оттуда одиноко смотрел тот самый мужик в трусах.

— Беги отсюда, парень, — крикнул он сквозь дождь. — Быстрей, я не сообщу страже.

Крижен схватил за руку Лейлу, и они поспешили убраться из подворотни. Сколько времени уже потеряли? Ничего, ещё успеют, им и не нужно оставаться в Ваабисе. Они начнут новую жизнь, никто их никогда не найдёт. Ведь они ещё дети, вырастут, и всё забудется. Новая жизнь, да.

Дождь усилился.

«Всё будет хорошо. Главное — вывести отсюда Лейлу».

Он чувствовал горячую руку сестры и шёл вперёд прямо через лужи, но далеко убежать не получилось. Слабость подкосила ноги, и он поскользнулся.

— Крижен! Крижен, что с тобой?

Голова. Ему пробили голову кастетом. Всë кружится. После этих мыслей он упал в обморок. Воспоминания были настолько реальными, что он потерял над ними контроль и переживал заново.

Вот опять открывает глаза. Ужасная раскалывающая череп боль. Он лежит в сухой кровати, на столе стоит мерцающий фонарь. Потом снова забытье. Темнота. Наконец, он просыпается, а перед ним всматривающееся мерзкое лицо отца.

— Хватит притворяться. Я знаю, что ты не спишь, гадёныш, — один только звук его голоса заставлял мгновенно проснуться и включить режим самозащиты — настолько он натерпелся побоев, окриков и издевательств.

С этим человеком невозможно было находиться в одном помещении и быть расслабленным.

— Где Лейла? — спросил Крижен и смочил рот рукой, в которой создал шарик с водой.

Очень хотелось пить. Голова перевязана — лекаря, естественно, никто не позвал.

— Ушла за красками. Сегодня тебя ждёт важный урок, сынок, готовься.

— Пап, я не хочу рисовать, меня тошнит, — еле держась на ногах, проворчал Крижен и подошёл к окну, чтобы выглянуть на улицу. — Сейчас ночь, куда ты её послал?

— К Тиму…

— У него там кто зря ошивается, надо было меня попросить…

— Тебе нельзя выходить на улицу.

— Это почему же.

— А ты подумай своей тупой кочерыжкой, — в комнате уже стоял мольберт с загрунтованным холстом.

Отец подкрутил фонарь, настраивая освещение, а затем достал из шкафа ещё пять штук и расставил их по всей комнате.

Крижен присел на кровати и тупо смотрел в одну точку. Его почти не выпускали из этой комнаты. Она стала для него всем. Каждый её уголок, выемку и трещинку он знал наизусть. День и ночь его заставляли рисовать. Стоило больших трудов вырваться наружу и заработать свои копейки, кстати, о них…

— А где мои деньги? — спросил он, шаря по поясу.

— Я их отдал главе Карц.

— Как? — сердце ухнуло в пятки, а губы задрожали.

— А вот так, ты почикал его парнишку. За всё надо платить.

— И он взял деньги?

— Конечно, взял, куда он денется, ты их видел? Зелень нищебродская. Пришлось даже своих добавить, — последняя фраза была произнесена тем спокойным голосом, после которого обычно следовал скандал или угроза. — Я ведь зарабатываю, чтобы оплачивать твои косяки, сынок. Так ты наверно оцениваешь мой труд.

— Это вышло случайно… Они хотели нас ограбить.

— Как и случайно, что суконщик Джо ждал вас за городом, да? — отец повернулся к нему лицом, один его зелёный глаз немного косил в сторону, и оттого в темноте складывалось жуткое впечатление. — Куда это вы собрались?

— Я не…

— Заткнись, выродок, это был риторический вопрос. Хотели от меня сбежать, да? После всего, что я для вас сделал? Жрать, наверное, не западло было мою еду? — он присел рядом с Криженом на стуле, тот поджал плечи, приготовившись к оплеухе, но её не последовало. — Знаешь, у меня нет таланта. Это я понял почти сразу, посмотри на эти руки, — он раскрыл мозолистые ладони, испещрённые глубокими бороздами, под неровными ногтями скопилась грязь и остатки краски. — Я каждый день ими вкалываю, сынок.

Это было неправдой, потому что львиную долю работы как раз таки делал Крижен, когда повзрослел и смог копировать стиль отца. Заказы, по сути, были репликами, но их охотно брали. Денег всегда было мало, а работать некому, поэтому приходилось схватывать на лету.

— Парень, послушай меня, — он притянул сына за затылок и прижался к нему лбом, обдавая алкогольными парами. — У тебя призвание, ты можешь стать великим, но тебе кое-чего не хватает, понимаешь?

— Не совсем.

— Сегодня ты нарисуешь свой самый искусный портрет.

— Давай не сегодня…

— Нет, нет, сынок. У нас нет времени, — отец отпустил, наконец, его голову и приложился к фляге.

— В смысле?

— Да это мелочи, потом, — отмахнулся он. — Ты лучше послушай вот что. Я долго не мог понять, что такое талант: это трудолюбие, помноженное на удачу? Нет. Мой пример тому доказательство. Сколько бы ни старался — всё без толку, выше головы я не прыгну, но, но! — он сделал эффектную паузу и нагнулся, чтобы схватить Крижена за шнурок на рубашке. — Твои работы они, они другие — в них много слащавости, каких-то дурацких мечтаний, твоя красота она ненастоящая. И в этом моя вина, прости меня сынок.

— Я как-то… Не знаю, как на это реагировать, — честно признался Крижен.

— Из-за меня ты заперся в самом себе. Ты придумал какой-то вымышленный мир и уютненько в нём жил. Ты талантлив, да, но недостаточно, чтобы отразить нужные грани красоты, — он жестикулировал кистями, будто в них что-то лежало. — Гений получается только тогда, когда ты познаёшь обе крайности. Уродство. Твоему подходу не хватает уродства, чтобы оттенить красоту. К сожалению, я не могу витать в облаках, моё место на дне, но ты — другое дело. Ты спустишься ко мне — так будет проще.

— Что ты имеешь в виду? — настороженно спросил Крижен.

Столько слов и рассуждений за раз он давно не слышал от своего отца, да и этот недобрый блеск в глазах тоже вызывал подозрения.

— Тебе нужно измениться… А, Лейла, иди сюда, дорогая. Садись на стул, побудешь моделью для брата.

Сестра повесила плащ на крючок и робко положила шесть стеклянных флаконов с красками на стол, а также сдачу. Затем села на приготовленный стул и поправила волосы. Крижен в этом время откупорил всё, что нужно и приготовил разметку композиции кисточкой, смоченной в разбавленной краске: овал головы, ось симметрии лица, линию глаз, носа, рта и плечи с руками. Некоторые контуры он процарапал иглой по грунту.

Отец в это время стоял за спиной и молча наблюдал. Когда Крижен приступил к подготовительному слою, он вдруг вспомнил одну деталь.

— А что ты имел в виду под тем, что у нас не так много времени? Зачем мне это рисовать сейчас?

— Потому что завтра мне надо будет встретиться с Карц.

— Зачем? Ты же заплатил ему…

— Хе-е-е, сынок, я заплатил, чтобы тебя не трогали до поры до времени, но долг отдавать всё равно надо.

— К-какой долг? — Крижен опустил взгляд вниз и увидел прижатый к ноге топор, так чтобы Лейла его не замечала.

— Рисуй, — прошептал ему отец на ухо, и Крижен вернулся за работу, сам не понимая почему, просто приказали, и он послушался. — Ты же знаешь законы Мессаллы? Тебя я им отдать не могу, значит…

— Не надо, пожалуйста.

— Это для твоего же блага…

— Нет, нет! НЕТ!

Крижен с криками проснулся весь в поту. Он стоял на ногах в боевой позе, а ладонь сама собой тянулась к клинку на поясе. Точнее, к пустому месту, где он раньше был.

— К-кошмар? — спросила уже проснувшаяся Ника, девочка сидела, положив подбородок на содранные коленки.