Воронцов. Перезагрузка. Книга 5 (СИ) - Тарасов Ник - Страница 7

— Теперь можно делать чашки, — объяснил я. — Много одинаковых чашек.

В это время мужики, следуя моим указаниям, уже мешали новую порцию глины. Я показал им, как добавить немного песка, чтобы после обжига чашки получились более прочными, не трескались от перепадов температуры.

— Вот так, — демонстрировал я, вымешивая глину до однородной консистенции. — Чтобы ни комочка не осталось.

Когда бисквит был готов, я взял немного, скатал его в шар и положил на одну половинку формы. Сверху накрыл второй половинкой и сильно прижал. Излишки выдавились по краям.

— Вот так и делаем, — пояснил я, снимая верхнюю половинку формы. — Внутри остаётся идеальный отпечаток чашки.

Осторожно извлёк получившуюся сырую чашку из формы. Она была точной копией нашей деревянной модели, только из глины. Края были неровными, но их легко можно было обрезать ножом.

— Теперь ваша очередь, — сказал я, передавая форму Илье.

Он быстро освоил процесс. Набив руку, мы обнаружили, что используя форму, нам буквально за пару часов удалось сделать порядка двадцати абсолютно одинаковых чашечек. Да, без ручек, но зато идеально повторяющих друг друга.

— Вот это да! — восхищённо выдохнул Петька, разглядывая ровные ряды заготовок. — И правда, все как одна!

— А для ручек можно отдельную форму сделать, — заметил я. — Или вылепить вручную и прикрепить, пока глина сырая. Но это уже в другой раз.

Мы поставили чашки обжигаться, а сами занялись приготовлением глазури.

Когда чашки подсохли, мы покрыли их слоем глазури и поставили на обжиг на ночь. Печь гудела, пожирая дрова, температура внутри поднималась всё выше. Я показал Семёну, как регулировать тягу, чтобы поддерживать нужный жар.

— Не передержи, — предупредил я. — Иначе глазурь потечёт и всё испортит.

На следующий день, к обеду, Семён сам лично принёс получившиеся чашечки. Они были великолепны, с учётом того, что делались по сути на коленке: ровные, с гладкими стенками, покрытые блестящей глазурью, которая местами приобрела красивый голубоватый оттенок из-за примесей в золе.

— Батюшки-светы! — выдохнул Петька, вертя в руках одну из чашек. — Вот это красота! И правда, все одинаковые, будто одна к одной!

Илья молчал, но по его лицу было видно, что он впечатлён не меньше. Взяв чашку, он удивленно рассматривал её на просвет.

— Тонкая какая, — заметил он с уважением. — И крепкая притом. А глазурь-то как ровно легла!

Я с удовлетворением наблюдал за их реакцией. Ещё одно знание из будущего успешно перенесено в прошлое. Пусть это всего лишь способ делать одинаковую посуду, но такие мелочи постепенно меняли жизнь в деревне, делали её чуточку легче, удобнее.

— А ведь так можно и другую посуду делать, — задумчиво произнёс Петька. — И миски, и кувшины… Только форму другую вырезать.

— Именно, — кивнул я. — И не только посуду. Кирпичи можно так делать, изразцы для печей, игрушки детские…

Мысль о детских игрушках напомнила мне о Машке и нашем будущем ребёнке. Нужно будет сделать погремушки, свистульки, фигурки животных. Что-нибудь яркое, красочное, безопасное для малыша.

Мы расставили чашки на столе, любуясь результатом нашего труда. В лучах солнца, проникавших через окно, глазурь играла и переливалась, создавая впечатление, что чашки сделаны из какого-то драгоценного материала, а не из простой глины.

— Ну что ж, — сказал я, беря одну из чашек и наполняя её квасом, — давайте испробуем наше творение.

Мы чокнулись чашками — зазвенела настоящая керамическая посуда — тонкая, звонкая, радующая глаз.

— За успех нашего дела! — провозгласил я.

— За успех! — эхом отозвались мужики.

Дома, расхаживая у печи туда-сюда, я решил, что нужно поехать в город попробовать продать фарфор.

Машка сидела за столом, перебирала гречу, изредка поглядывая на меня.

— Егорушка, что ты всё мечешься? — спросила она с улыбкой. — Места себе не находишь.

— Да вот думаю, как лучше в город съездить, — ответил я, присаживаясь рядом. — И кого с собой взять.

Машка отложила миску с крупой, вытерла руки о передник.

— А чего думать-то? Отца моего бери, он в торговых делах смыслит. Да охрану какую-никакую — с такой-то ценностью одному ехать не следует.

Я кивнул — мысли были верные.

— Обязательно взять с собой Фому, ну и в охрану Захара да Григория, — рассуждал я вслух. — Остальных оставим в деревне на охране.

Машка довольно кивнула, соглашаясь с моим решением.

— Да и Иван уже на поправку пошел, уже ходил по деревне, поддерживал морально, так сказать, — размышлял я. — Ивана и Никифора оставлю за старших по охране, за деревней присматривать — Степана с Ильей, ну а Петьку с Семёном — за лесопилкой.

— А когда выезжать думаешь? — спросила Машка, возвращаясь к перебиранию крупы.

— Завтра на рассвете, — ответил я. — Надо бы до темноты до города добраться.

Я осторожно достал завёрнутые в ткань фарфоровые чашки. Настоящее сокровище для этого времени.

Но основной же целью поездки в город было — узнать о выездных лекарях или хороших, зарекомендованных повитухах. Чтоб понимать на будущее, как поступить с родами Машки. Этот вопрос не давал мне покоя с тех пор, как узнал о её беременности. Всё-таки риски в это время были огромными — без антибиотиков, без правильной медицинской помощи родовая горячка уносила жизни многих женщин. А я не мог и не хотел рисковать здоровьем и жизнью Машки.

— Хочу ещё про лекарей разузнать, — сказал я, аккуратно заворачивая чашки обратно в ткань. — Мне Захар говорил, что в городе есть один знающий, учился где-то в заграницах.

Машка подняла на меня глаза, полные надежды и доверия:

— Правда? А он сможет… ну, когда время придёт…

— Об этом и хочу разузнать, — ответил я, стараясь говорить уверенно. — Не беспокойся, всё будет хорошо.

Утром, едва первые лучи солнца коснулись верхушек деревьев, мы уже были готовы к отъезду. Собрались быстро, переложили чашки соломой так, чтоб не дай бог не побились, и ускакали верхом. Телегу брать не стали, чтоб быстрее обернуться туда-сюда. А если что в городе нужно будет прикупить, то с Игорем Савельевичем доставим — он как раз скоро должен был ехать в нашу сторону за досками и стеклом.

Дорога до города была неблизкой, но мы выбрали хороший день для путешествия. Погода стояла ясная, сухая — самое то для верховой езды. Лошади шли бодро, словно чувствуя важность нашей миссии. Фома всю дорогу был молчалив и сосредоточен — видно было, что он обдумывает предстоящую сделку, прикидывает, какую цену просить за фарфор.

— О чём задумался, Фома? — спросил я, когда мы остановились у ручья напоить лошадей.

— Да вот думаю, Егор Андреевич, как бы нам получше чашки эти продать, — ответил он, почёсывая затылок. — Товар-то невиданный в наших краях. Как бы не продешевить, да и не запросить такую цену, что никто не купит.

Я улыбнулся, ценя его деловую хватку:

— Не беспокойся, придумаем что-нибудь. У меня есть идея, как привлечь внимание к нашему товару.

В итоге до города доехали к вечеру. На городской площади народу было уже немного — шла неспешная вечерняя торговля, зазывали покупателей торговцы, прохаживались между рядами горожане и приезжие крестьяне.

Переночевав в таверне, на утро я попросил Захара помочь в поисках лекаря либо хорошей повитухи. Тот сказал, что сделает всё возможное. Захар был не только отличным охранником, но и имел множество связей в городе — он знал, к кому обратиться, где спросить.

— Сделаю, Егор Андреевич, — кивнул он серьёзно. — К обеду уже буду знать, кто чего стоит из здешних лекарей.

Мы же с Фомой пошли на ярмарку, которая разворачивалась на главной площади. Торговые ряды пестрели товарами — тут тебе и ткани всех цветов и фактур, и изделия из кожи, и всевозможная утварь, и продукты. Воздух был наполнен запахами пряностей, свежего хлеба, копчёностей.

И буквально на входе мы столкнулись с Игорем Савельевичем. Тот обрадовался нам, увидев издалека, помахал рукой: