Воронцов. Перезагрузка. Книга 5 (СИ) - Тарасов Ник - Страница 28

Слушали его поначалу как сказочника обычного — для развлечения, скоротать время. Каторжники народ простой, но и им интересно про чудеса послушать. А рассказывал он удивительно — с подробностями, с такими деталями, что верить начинали.

Но сказки эти… они душу разъедали медленно, как ржавчина железо. Люди начинали сравнивать свою серую, убогую жизнь с тем сияющим будущим, которое он описывал. И что же видели? Барак промерзший, лохмотья вместо одежды, баланду жидкую, работу каторжную с утра до ночи. А там, в будущем — изобилие, равенство, справедливость, машины, которые за человека работают.

Он замолчал, словно обдумывая следующие слова.

— Переставали верить в бога, теряли последнюю опору. Зачем молиться, зачем терпеть, если все равно через сто лет справедливость сама придет? Зачем страдания, если где-то там, в будущем, люди без страданий живут? Вера слабела, надежда умирала, оставалась только зависть к тем, кто в том прекрасном времени родится.

Поднялась волна бессмысленных побегов — не потому что дома ждали, а просто чтобы не видеть этой каторжной жизни. Бунты вспыхивали — не из-за жестокости начальства, а от отчаяния, что живут не в то время. Самоубийства участились — люди вешались не от горя, а от тоски по будущему, которое им описали, но которого они никогда не увидят.

Мы поздно спохватились, лишь когда половина острога взбунтовала. Того рассказчика в одиночную камеру посадили, а потом и вовсе…

Он не делал ничего плохого, лишь сеял хаос в умах. И это оказалось опаснее любого пушечного выстрела, любого мятежа. Потому что против пушки можно стену поставить, против бунтовщика — солдат выставить. А против мысли, против мечты, против зависти к несуществующему будущему — что поставишь?

Он посмотрел мне прямо в глаза.

— Я ничего плохого про вас не говорю, может, вы и хороший человек, с добрыми намерениями. Но вы — спичка в пороховом погребе, понимаете? Вы несете в голове знания, которые могут и созидать, и разрушать с одинаковой силой. Каждое ваше слово, каждый совет может стать либо благом, либо проклятием.

И самое страшное — вы сами можете не осознавать, какое слово, какое действие станет той самой искрой, от которой все полыхнет.

— Для одних вы надежда на лучшее будущее, для других — смертельная угроза привычному укладу, а для третьих — просто инструмент, которым можно воспользоваться для своих целей. И пока вы не примете сторону, пока не решите, с кем вы и против кого — вы ходите по лезвию ножа. И не только ваша судьба на кону, но и судьбы всех, кого ваши знания коснутся. Время такое наступило — переломное. Старое рушится, новое рождается. И в такие времена каждое слово весит больше обычного, каждое решение влечет за собой последствия, которые через годы отзовутся. Подумайте об этом.

Я посмотрел на собеседника, который молчал, словно застыв в какой-то особенной неподвижности. Лицо его оставалось невозмутимым. То ли он был погружен в глубокую задумчивость, взвешивая сказанное и мою реакцию на это, то ли еще что-то. Глаза его были устремлены куда-то в сторону, но я чувствовал, что он внимательно следит за каждым моим движением боковым зрением.

Наконец я решился прервать эту затянувшуюся паузу:

— Если вы думаете, что я не осознаю всех возможных проблем, которые могут возникнуть из-за какого-то моего недочета или чрезмерного внедрения тех или иных технологий, то вы глубоко ошибаетесь. — Я наклонился вперед, стараясь поймать его взгляд. — Именно поэтому я не лезу с новациями, допустим, в оружейное дело. Слишком много переменных, слишком много непредсказуемых последствий.

Он резко повернул голову в мою сторону, и я увидел в его глазах какую-то особую остроту, словно мои слова попали точно в цель.

— Да, я в курсе, что вы… — он сделал многозначительную паузу, — вернее, что вам покупали оружие. — Голос его звучал спокойно, но с едва уловимыми нотками предупреждения. — В следующий раз просто обратитесь ко мне. Я помогу — будет и проще, и, поверьте мне, гораздо дешевле. Да и закон не нужно будет нарушать.

Он произнес эти слова так естественно, словно предлагал купить хлеба в булочной. При этом он держался совершенно спокойно — явно тема была для него привычной и не вызывала особых эмоций.

Я кивнул, мысленно отмечая ценность такого предложения:

— Спасибо, обязательно воспользуюсь вашим предложением. — Затем, вернувшись к основной теме, продолжил: — Так вот, поверьте, я бы мог многое внедрить такого, что для этого времени и не снилось. Технологии, которые перевернут представление о возможном.

Собеседник пристально посмотрел на меня, слегка прищурив глаза, и в его взгляде я прочитал искреннее любопытство, смешанное с осторожностью.

— Например? — спросил он коротко, но в этом единственном слове слышалась готовность к серьезному разговору.

Я на мгновение задумался. Стоит ли раскрывать карты, делиться знаниями, которые могут кардинально изменить баланс сил?

— А оно вам надо? — ответил я вопросом на вопрос, внимательно изучая его реакцию.

— Надо, — категорично сказал собеседник, не отводя взгляда. В его голосе не было ни малейших колебаний, только твердая решимость.

Я задумался, собираясь с мыслями. Раз уж разговор зашел так далеко, стоило дать конкретный пример.

— Ну, допустим… — начал я медленно, — черный порох можно заменить жидким порохом.

Брови собеседника слегка приподнялись — первое проявление удивления за весь вечер.

— Это как? — Он подался вперед, явно заинтересовавшись.

— Понимаете, — я встал и уже сам начал ходить туда-сюда, жестикулируя, — вот если аэрозоль спирта распылить в воздухе, в замкнутом пространстве — в данном случае в гильзе патрона, — он взорвется не хуже, чем обычный порох. И даст ту же самую кинетическую энергию, которая происходит от взрыва традиционного пороха.

Я остановился перед ним, видя, как в его глазах загорается понимание.

— Но только представьте себе, сколько затрат уходит на то, чтобы добыть и правильно приготовить порох. Селитру найти, серу, древесный уголь в нужных пропорциях смешать, при этом не взлететь на воздух в процессе. А мастера нужны опытные, специальные мастерские, строгий контроль качества…

Собеседник кивал, явно прикидывая в уме логистику пороховых заводов.

— И сколько затрат потребуется на смесь аэрозоля спирта с воздухом? — продолжил я, разводя руками. — Там же всего и нужно — это пульверизатором… ну, я утрирую, конечно… распылить спирт в воздухе. Кремневым механизмом дать искру — и происходит взрыв.

— И как это будет работать? — Голос собеседника звучал заинтересованно, но я слышал в нем и нотки скепсиса.

Я снова присел на край бревна, стараясь объяснить максимально понятно:

— Понимаете, поверхность тумана из спиртовых капелек очень велика. Когда каждая микроскопическая капля окружена воздухом, контакт с кислородом становится идеальным. Поэтому горение приобретает взрывной характер — почти мгновенное сгорание всего объема смеси.

Я увидел, как он мысленно прокручивает эту информацию, сопоставляя с тем, что знает о горении.

— Кстати, что немаловажно для военного дела, — добавил я, — сейчас, насколько я знаю, по большей степени используется дымный порох. Огромные клубы дыма после каждого выстрела демаскируют позицию стрелка.

— Это так, — подтвердил собеседник. — После залпа ничего не видно, приходится ждать, пока дым рассеется. А в это время, противник явно видит откуда произвели выстрел.

— А вот когда будет взрываться то, о чем я говорю, тогда дыма не будет. — Я опять встал, пытаясь объяснять понятно. — Это же горение спирта — оно дает только газообразные продукты: водяной пар и углекислый газ. А дым — это результат неполного сгорания твердых частиц.

Повернувшись к собеседнику, я увидел, что он задумчиво потирает подбородок.

— Ну, сами посудите, — продолжил я, — самогонные аппараты сделать — совсем не проблема. Чистый спирт получить путем перегонки может каждый деревенский мужик, у которого есть медный котел и змеевик. Технология известна веками, мастера найдутся в каждом уезде.