В самом Сердце Стужи (СИ) - Якубович Александр - Страница 26

Привычные благовония, стандартная проповедь и клятвы, которые мы подтверждали пред ликом творца. Барон, как того и требовали северные традиции, был с головы до пят облачен в черное — ибо изначально происхождения он был низкого и родовых цветов не имел. Видимо, в этом наряде он предстал перед королем Эдуардом, когда ему пожаловали титул и жену в придачу.

Выделялось в одежде жениха только одно. Его огромный, словно настенный гобелен, черный плащ, был подбит красной тканью, и это яркое пылающее пятно, выглядывающее из-за широкой спины Виктора Гросса, приковывало все мое внимание.

Декабрьское солнце уже давно перевалило за зенит, я же чуть ежилась под порывами зимнего ветра, но терпела — на мне был такой же черный плащ, как на бароне, под которым я облачилась в свое старое платье.

Внезапно тихий шепот вырвал меня из тяжелых раздумий.

— Продержитесь еще немного, леди Эрен. Сегодня холодно, но скоро все закончится, — едва шевеля губами, сказал барон.

А после чуть-чуть сжал мои пальцы.

От этого едва уловимого движения, тихих слов и тепла, которое я чувствовала от его ладони, мне даже стало немного легче.

Мы не говорили с ним в эти дни, даже не встречались. С момента прибытия в Херцкальт я видела своего будущего мужа всего дважды — когда он сам пришел в мою комнату, поговорить о старейшинах, и сейчас, прямо на помосте, куда меня провели матроны под внимательными взглядами толпы.

Когда жрец Гуннар дважды взмахнул своим посохом над нашими головами, мы наконец-то смогли пошевелиться. Барон развернулся в сторону людской массы, а после приветственно поднял свободную руку. Сейчас на его груди красовалась тяжелая железная цепь с гравировкой «Херцкальт» на каждом звене — символ власти над наделом, который он получил еще в Парино от королевских приказчиков. Я не была уверена в том, что король Эдуард удостоил вчерашнего наемника личной аудиенцией.

Когда мы шагнули прочь с помоста, в сторону замка, мое сознание покинуло тело. Годами выработанная привычка отстраняться от происходящего сработала и сейчас — я перестала быть собой. Лишь наблюдала за происходящим со стороны.

Моя задача была проста. Я, как добрая молодая жена, должна была тихо сидеть подле своего супруга и смотреть только на свои колени, изредка поднимая глаза на празднующих гостей. Никакой еды, никакого питья, кроме пары глотков вина — только ожидание.

Да, вокруг меня был пир. Дружинники барона наперебой поднимали тосты за своего сюзерена и его молодую жену, а слуги едва успевали таскать запеченную дичь. Дальние столы, за которыми разместили старейшин с женами и дочерьми приковывал внимание мужчин едва ли не больше, чем возвышение и стол, за которым сидели мы с бароном Гроссом.

— Это вы предложили старейшинам привести дочерей? — тихо спросил барон, наклонившись ко мне.

— Да, милорд, — ответила я, продолжая рассматривать собственные ладони.

Виктор Гросс ничего не ответил — только поднял кубок и отпил еще вина, я же осталась гадать, рад он или мне ждать упреков.

Момент, когда матроны поднялись со своих мест и направились в нашу сторону, наступил совершенно внезапно. Меня обступил десяток женщин и девушек, десяток рук коснулся моих плеч и платья, десяток рук раздел меня до легкой белой сорочки, оставив совершенно беззащитной перед огромной толпой, заполонившей главный зал замка.

А в следующий момент на мои плечи легли две грубые ладони, а плотная ткань тяжелого плаща окутала со всех сторон, согревая, будто бы от самой красной подбивки исходил непонятный жар.

Барон Виктор Гросс закрыл меня от всех этих людей, окончательно огласив своей женой.

Моя клетка захлопнулась.

После брачной ночи как минимум эту жизнь я закончу как баронесса Эрен Гросс.

Во время всей свадебной церемонии Эрен выглядела, как неживая.

Как марионетка, за веревочки которой дергал невидимый кукловод, она шла, стояла и даже дышала, будто бы ею кто-то управляет.

На точеном лице моей невесты не проскользнуло ни единой эмоции, как мы поднялись на помост во дворе замка и до самого момента, когда приглашенные женщины из семей старейшин не раздели ее до белой сорочки.

Единственный момент, когда я увидел изменения в ее настроении — когда спешно укрыл полураздетую девушку плащом и под громогласные крики своих бойцов и гостей увел ее из главного зала в спальню.

Кто-то порывался проследовать за нами — это давняя традиция, присутствовать на консумации брака, но я дал четкие указания Ларсу и Арчи бить между ушей любому, кто посмеет шагнуть из зала в сторону третьего этажа. Иначе пострадают уже их лица.

Мою угрозу заместители восприняли серьезно, так что парочка дебоширов из моих собственных дружинников была быстро усмирена, а другие гости — старейшины и несколько купцов, которые постоянно торговали с Херцкальтом и которые задержались в городе специально ради свадьбы, даже не сдвинулись со своих мест. Старейшинам было вообще не до меня — судя по тому, как некоторые дружинники стали делать крюки через дальние столы, я понял, что процесс знакомства моих парней с дочерьми уважаемых семей под присмотром старших идет полным ходом.

Я аккуратно придерживал Эрен за плечи, когда мы поднимались на третий этаж, чтобы девушка не запуталась в плаще и не рухнула на высоких ступенях. Сам же я особо за дорогой не следил, полагаясь на рефлексы, ведь чем ближе была спальня лорда, тем больше в моей голове металось мыслей.

С того момента, как я попал в этот мир, мне пришлось отключить почти все эмоции. Это было не слишком сложно — жизнь в инвалидной коляске убила во мне большую часть того, что обычно называют «душой». Нет, живя с матерью, я старался улыбаться, разговаривать, чем-то заниматься. Ездил на процедуры, пил лекарства, гонял на своем инвалидном кресле за покупками в ближайший супермаркет и на пункт выдачи. Старался жить, будто бы ноги у меня все еще работают. Но внутри у меня была огромная дыра, размером с американский госдолг. А может, и больше. Я почти ни с кем не общался, кроме матери — старые друзья быстро исчезли. Кто-то женился, кто-то переехал, от кого-то я отказался сам. Новых — не появилось.

И женщин в моей жизни тоже не было. Может, будь я в крепких отношениях на момент падения с высоты, рядом со мной кто-нибудь бы и остался, но мне не повезло.

Я привык жить в эмоциональном диапазоне между бревном и роботом, привык делать то, что нужно, просто потому что есть такое важное слово — «надо».

И вот это «надо» очень помогло мне выжить в теле Виктора Гросса.

Надо выполнять роль командира наемников.

Надо пропустить мимо ушей слова аристократов и строить укрепления.

Надо сражаться и убивать.

Надо жить.

И я жил, точнее, двигался по заданной самому себе траектории, из точки «А» в точку «Б». Двигался неуклонно, эффективно и довольно быстро.

Для мужчин, которые находились в моем подчинении — это было идеальным раскладом. Я был отличным воином, хорошим командиром и, надеюсь, буду приемлемым лордом.

Но вот что, черт возьми, мне делать с этой девушкой, которую я прямо сейчас веду в спальню?

Погрузившись в свою роль, я совершенно упустил из виду момент, что Эрен — живой человек. У меня был почти месяц на то, чтобы как-то с ней познакомиться и наладить контакт, но я упустил это время. Признаюсь, проницательность дочери графа Фиано меня неслабо напрягала, а взгляд этих серых, почти белесых глаз… Она будто видела меня насквозь, могла залезть ко мне в голову, но не делала этого, просто потому что ей это было неинтересно.

Вместо общения с будущей женой я бегал от нее, натягивая на голову шлем и скрываясь из поля видимости сразу же, как только Эрен появлялась на горизонте.

И сейчас я вел в спальню девушку, которую едва ли знаю, с которой едва ли проговорил за последний месяц больше часа.

А еще я не обсудил с ней вопросы брачной ночи и консумации брака. Хотел, но не смог. Когда речь зашла о приглашении старейшин, и я попытался аккуратно донести до нее, что это не просто прихоть, а вполне себе политическая необходимость — я даже голос понизил, чтобы звучать спокойнее и ласковее — Эрен почему-то вся сжалась и потупила взгляд. Как будто ждала, что я вот-вот ее ударю.