Мисс Эндерсон и её странности (СИ) - Зарецкая Анастасия - Страница 43

На месяц он вернулся к своему прежнему молчаливому состоянию.

А накануне Зимнего Перерождения подарил Жолин целую корзину белоснежных линий, которые не вяли ещё очень, очень долго. Вплоть до той поры, пока Жолин Эндерсон не сдала наконец его предмет. На следующий день после экзамена мистер Меллиган сам отыскал её — не зря же выяснил, что Жолин Эндерсон живёт с другими студентками, в одном из старых корпусов, примыкающих к Университету магической механики.

Отыскал и заметил, что она теперь — не его студентка. А ещё признался, глядя прямо, не отводя взгляд и ничем не выдавая смущение — он был бы не против продолжить знакомство в более неформальной обстановке.

Жолин Эндерсон против всё-таки была, и больше всего её смущали даже не высокое положение мистера Меллигана в обществе и не разница в возрасте, а наличие у него жены. Однако мистер Меллиган оказался настойчивым. Он задабривал Жолин подарками и цветами, которые очень скоро стало некуда ставить. Очаровывал точно подобранными словами. Притягивал своей энергетикой — чем-то на грани света и тьмы.

И в какой-то момент Жолин Эндерсон сдалась.

Да и что она, совсем ещё неопытная и наивная, могла противопоставить мужчине, который явно знал, как именно следует очаровывать, на чём нужно делать акценты?

Весной, незадолго до двадцатого дня рождения Жолин, всё резко прекратилось.

Жолин нашла в себе иронию подозревать, что о похождениях неверного мистера Меллигана узнала его обманутая женушка. И она наверняка не была такой робкой, как Жолин. А потому пригрозила, что, не прекрати мистер Меллиган свои похождения, она расскажет правду всему Леберлингу.

Вряд ли мистер Меллиган — ну хорошо, всё-таки Вистан — мечтал лишиться авторитета одномоментно, и всего лишь из-за интрижки с какой-то студенткой.

Так что он, не уведомив ни о чём Жолин, решил — пора прекращать.

Вот только повернуть время вспять было уже невозможно. Закончив весенний семестр, Жолин Эндерсон посетила деканат — и попросила, чтобы за ней сохранили место. На неопределенный срок, пока всё не уладится. Объяснила, что ближайший год, а-то и два, посещать занятия она не сможет.

Радовало лишь то, что Вистан не успел узнать об их общем маленьком секрете.

По крайней мере, Жолин Эндерсон надеялась на то, что он не знает.

Коротким и ясным запискам Кей предпочитал вязкие пространственные размышления. Даже тогда, когда они работали в паре, она отвечала за суть — скелет, достаточно грубо составленный; тогда как Кей уже наращивал на этот скелет сухожилия, мышцы и кожу. С головой нырял в каждую деталь и разбирался с ней до тех пор, пока не прольёт свет на тёмные пятна. Все до малейшего.

Однако в этот раз письмо его оказалось довольно лаконичным.

Бернис обнаружила его на крыльце, когда покидала дом. Спасибо Огдену, который накануне вечером вычистил крыльцо от налипшего снега. На тёмной поверхности дерева лежал конверт, чуть желтоватый, и в углу конверта виднелся их тайных знак — Бернис разглядела его даже с высоты собственного роста, слегка подправленного сапожками на каблуках.

Резко опустившись, она подхватила конверт и спрятала его в карман шубы. Оглянулась по сторонам, будто боялась, что кто-то заметит этот её жест. Но Огден ещё не пришёл, а родители пока даже не проснулись. И за забором стояла полная тишина. Мало кто из жителей этого района выходил из дома в такой ранний час. А те, кто всё-таки вынужден был встать, сразу же погружались в собственные автомобили с личными водителями.

Бернис же нравилось ходить пешком.

Разглядывать каждую веточку дерева, что попадалась ей на пути. Отмечать, сколько окон в многоквартирных домах уже загорелись, знаменуя начала нового дня. Наблюдать за случайными прохожими. Не вмешиваться в их дела — просто подсматривать и подслушивать. Неплохая возможность прожить множество новых жизней по дороге до работы.

А сегодня у Бернис был ещё и конверт — письмо от Кея. Так что, проходя привычный путь, можно было размышлять о том, что же такого интересного решил сообщить ей Кей. Давненько она не получала от него писем. Год точно. А их общий знак — символ принадлежности к одной команде — память всё ещё хранила, как нечто важное и, главное, ценное.

Временами Бернис становилось стыдно за саму себя. Точнее, за собственное поведение в ситуации с Кеем.

Бернис совсем не стремилась к тому, чтобы его очаровать. Хотя подруги и говорили, чтобы она не упустила шанс — редко кому в напарники достаётся такой красавчик, да ещё и умный, да ещё и с потрясающей родословной. Общаясь с Кеем, Бернис не задумывалась ни о его прекрасном образовании и талантах, ни о заслугах его родителей. Да и красота его, конечно, была приятна глазу, но тоже не стояла в центре внимания, мелькала где-то на задворках.

С Кеем просто было легко.

А потому с ним Бернис позволяла себе чуть больше, чем могла позволить с другими. Чуть чаще улыбалась. Шутила, не скрывая язвительность собственной натуры. И не боялась показаться смешной или, в каком-то случае, даже нелепой.

Видимо, это и погубило взаимоотношения между ними. Сначала довело до апогея, а потом уже разрушило.

Не было ничего удивительного в том, что Кею пришлась по сердцу такая Бернис — простая, неунывающая, открытая. Он вырос с отцом — строгим приверженцем правил. И матерью — женщиной, в общем-то, неплохой, но тоже излишне дисциплинированный. А Бернис… Бернис, пожалуй, показалась ему птицей — декоративной канарейкой, которая сумела протиснуться между прутьев и вкусить настоящую жизнь. Кея это и привлекло, осознанно или нет.

Ему можно это простить. Кей ведь не знал, что от цевки её тянется золотая цепь, которая, конечно, позволяет наслаждаться свободой, но лишь в ограниченных пределах. Чуть что, затянет обратно в клетку. Напомнит, что не стоит наглеть.

В один из особо таинственных вечеров он сказал ей весьма поэтично: «Ты так дорога моему сердцу, Бернис… Когда я смотрю на тебя, то понимаю, что наконец повстречал девушку, о которой не мог даже мечтать».

А Бернис ответила, что не испытывает к Кею ничего, кроме дружеских приятий. И это была чистая правда, которая весьма часто оказывается куда более горькой, чем ложь.

Конечно, Бернис не могла не ранить Кея этими словами.

И всё-таки он сказал, что понимает её, что благодарит за честность. Но общение всё-таки сошло на нет, как карандашный штрих: яркая линия истончилась, а после и слилась с белым полотном бумаги…

Так что же сейчас заставило Кея написать Бернис?

Ненамеренно она ускорила шаг — видимо, так сильно не терпелось получить, наконец, разгадку на эту тайну. Теперь не было смысла растворяться в жизнях случайных прохожих, ведь Бернис вспомнила наконец о том, что у неё существует и своя собственная.

Вот и работа наконец.

Потянув за резную ручку, Бернис распахнула дверь, своей высотой превышающую Бернис раза в три, и даже сапожки не могли никак на это повлиять. Бернис перешагнула порог, и дверь захлопнулась за ней плавно, совсем беззвучно.

Внутри здания властвовала пока тишина и темнота. Но это ничего. Не пройдет и часа, как всё свободное пространство заполнят голоса и пёстрые одежды: серый цвет в совокупности с зелёным. И тогда уже о покое останется только мечтать.

Кей последовал примеру матери. Продолжил её дело.

А вот Бернис пошла по стопам отца. Несмотря на то, что о её нынешнем месте работы отец не промолвил ни единого доброго словечка, запретить ей здесь работать он тоже не мог. Ну и, кроме того, отец делал поблажку на то, что Бернис пока только на пути к получению степени магических наук. Вчерашняя студентка. Можно и занять себя шелухой — потом работа станет серьезной, и играть с детьми станет некогда.

Да и Университет магической механики, вне всяких сомнений, с радостью примет в коллектив такую талантливую молодую преподавательницу. А ценить её будет уж точно больше, чем администрация школы Олд-Вайс.