Мара. Дикарка для принцев Востока - Дашкова Ольга - Страница 6

Мара не жалела о сказанном. Ну, почти.

Только перед матерью было стыдно – Лиза посмотрела на нее с таким упреком, что сердце сжалось, как от удара. Она обещала вести себя прилично, но как можно молчать, когда тебя хотят продать, словно скот?

Что-то внутри толкнуло ее на грубость – не просто гнев, а глубинное чувство несправедливости, словно сам воздух зала был пропитан предательством.

Никто не смеет решать ее судьбу! Она – не покорная овца для праздничного стола. Она будет драться, царапаться, вгрызаться зубами в плоть врага, но не склонит голову ни перед кем.

– Ну и ладно! – пробормотала девушка. – Лучше посидеть одной, чем терпеть эти мерзкие рожи.

За окном сгущались сумерки, площадь перед крепостью ожила огнями факелов и гулом праздника в честь гостей. Через несколько часов ей исполнится восемнадцать – возраст, когда, по словам Лизы, в ее мире человек сам отвечает за свои поступки перед собой, обществом и законом.

Мара задумалась: какой он, тот мир?

Без диких псов вроде ее Беса, но с собаками – маленькими, верными, честнее многих людей. Лиза рассказывала о них с такой теплотой, что Мара невольно улыбнулась, представив своего Беса, который не подпускал к матери даже отцов, когда она ее рожала. Вот кто никогда не предаст.

Дверь скрипнула, и в комнату вошел охранник – молодой, с суровым лицом, но в глазах мелькнула тень сочувствия.

– Велено проводить вас в покои, госпожа, – буркнул он.

– А то я сама дорогу не найду, – фыркнула Мара, закатив глаза. – Ладно, веди, доблестный страж. А то вдруг сбегу, и тебе придется ловить меня по всему лесу. Представляешь, как Великие Гуры тебя за это… похвалят?

Охранник кашлянул, скрывая улыбку, и молча пошел за ней.

В своей комнате Мара первым делом сорвала ненавистное платье, бросив его в угол, словно оно было виновато во всех ее бедах. Натянув длинную рубаху, она забралась на кровать, чувствуя, как усталость накатывает волной.

В полумраке, озаренном лишь двумя факелами, она легла на спину и посмотрела на потолок. Улыбка тронула ее губы – там, над кроватью, раскинулась карта земель Великих Гуров.

Когда ей было десять, она донимала всех вопросами: что за Пиками Запределья? Что в Сумеречной долине? Лиза, отцы и слуги нарисовали эту карту – крепость, поля, пещера Хильды, болота, бурная река, что брала начало в горах и текла на юг, растворяясь в Сумеречной долине.

Мара мечтала увидеть мир за границами, узнать, какие там реки, какие люди. И дорисовать их на потолке – места еще хватит, целая вселенная для ее приключений.

Но отцы решают ее судьбу, толкают к тем, от кого кожа покрывается мурашками, а сердце сжимается от ужаса.

Кебер – его ледяные глаза, его шрам, его похоть – был как воплощение кошмара, что преследовал ее со дня видения у Хильды. Девушка закрыла глаза, и усталость утянула ее в сон, словно в кипящий котел старухи-ведьмы.

***

Жар.

Не солнечный, а иной – липкий, обжигающий, рождающийся от прикосновений.

Две пары рук скользили по ее телу, их пальцы, теплые и настойчивые, касались кожи, пробирались к самым сокровенным местам. Мара задыхалась, ее сердце билось в ритме запретного желания, а кожа покрылась потом, словно росой в предрассветный час.

Она подставляла грудь под поцелуи, ее губы дрожали, с них был готов сорваться стон. Тьма вокруг была густой, лица мужчин тонули в ней, но их прикосновения были реальны – слишком реальны.

Один из них, тот, что был ближе, целовал ее шею, дыхание обжигало, а пальцы запутались в ее волосах, потянули, заставляя запрокинуть голову.

Мара распахнула глаза, и ее сердце остановилось.

Ледяные, почти белесые глаза Кебера впились в нее, как клинки.

В зрачках отражались языки пламени, светлые волосы обрамляли грубые черты лица, а на груди и плечах вились темные узоры татуировок, словно змеи, готовые ужалить.

Его губы искривились в хищной улыбке, обнажая зубы, острые, как клыки Хараша. Тело девушки, еще мгновение назад дрожавшее от страсти, сковал ледяной ужас. Воздух стал густым, как смола, легкие горели, а горло сжалось в болезненном спазме, не давая крикнуть.

– Моя Ма-ара, – протянул мужчина, его голос был как яд, медленно растекающийся по венам. Его ладонь накрыла грудь, пальцы сжались, впиваясь в кожу, и боль пронзила ее, как удар хлыста.

– Нет! – выкрикнула Мара, рванувшись прочь, но тело не слушалось, словно прикованное невидимыми цепями. – Только не ты!

Кебер рассмеялся – низкий, утробный звук, от которого кожа покрылась мурашками. Пространство вокруг сгустилось еще сильнее, и второй мужчина, чье лицо оставалось в тени, шагнул ближе.

Его руки, сильные и грубые, схватили ее за запястья, сковывая, как кандалы. Она видела лишь силуэт – широкие плечи, длинные волосы, собранные в хвост, и отблеск металла на груди.

Скиф? Или кто-то другой? Ее разум кричал, требуя бежать, но тело предавало, поддаваясь их касаниям, их власти.

Кебер наклонился ближе, Мара почувствовала запах пота, крови, железа – запах хищника, готового разорвать добычу. Его пальцы скользнули к шее, сжимая, ошейник из драгоценностей впился в кожу, и кровь начала сочиться из ран, а цепи тянули ее к земле.

Хлыст взвился в воздухе, его свист разрезал тишину, удар обжег ее спину, заставив выгнуться от боли. Еще один удар, еще – каждый оставлял на коже пылающий след, а Кебер смотрел, его глаза горели наслаждением, а улыбка была полна садистского восторга.

– Ты будешь моей, – прошипел он, голос смешался с новым звуком – звоном цепей, скрипом кандалов, стуком ее собственного сердца. – Я сломаю тебя, дикарка.

Мара закричала, ее голос разорвал тьму, но никто не услышал. Она билась, пытаясь вырваться, но руки второго мужчины держали крепко, его пальцы впивались в ее запястья, оставляя синяки. Пространство вокруг закружилось, как в котле Хильды, и она увидела себя – не воительницей, не дочерью Великих Гуров, а сломленной, покорной рабыней, чья воля растоптана, чья свобода закована в цепи. Кебер навис над ней, его шрам пульсировал, как живое существо, а глаза обещали боль и унижение.

– Нет! – Мара рванулась снова, и тьма лопнула, как мыльный пузырь.

Она распахнула глаза, ее грудь вздымалась, а рубаха прилипла к потному телу. Комната была все той же – темной, озаренной лишь факелами. Карта на потолке молчаливо смотрела на нее, словно напоминая о мечтах, которые теперь казались такими далекими. Мара села, прижав колени к груди, сердце колотилось, горло саднило, будто она и правда кричала.

Сон? Или видение, как у Хильды? Эти глаза, этот голос, эта боль – все было слишком реальным, слишком живым.

Мара коснулась шеи, словно проверяя, нет ли там следов от воображаемого колье. Кебер. Его образ врезался в ее разум как клеймо. Он был воплощением того, чего она боялась больше всего – потери свободы, подчинения, превращения в игрушку для садиста.

Но кто был второй? Скиф? Или кто-то еще, скрытый в тенях ее кошмара?

Девушка встала, подойдя к окну. Ночной воздух был прохладным, а площадь внизу все еще гудела от праздника. Ее восемнадцатый день рождения наступал, но вместо радости она чувствовала лишь тревогу.

Она не будет ничьей. Никогда. Даже если придется сбежать, бросить все, уйти за Пики Запределья, в Сумеречную долину, в другой мир – она останется собой.

– Бес, где ты, когда ты так нужен? – прошептала девушка, глядя в темноту. – Мы с тобой еще покажем этим Хладнокровным, кто тут дикарка.

– Бес, хватит! – Мара шипела, как рассерженная кошка, пытаясь вырвать край плаща из пасти своего верного пса. – Я не вернусь в крепость, и твои жалобные глаза тут не помогут!

В темноте, освещенной лишь слабым светом звезд, глаза огромного пса, больше похожего на гигантского волка Беса, горели как два янтарных факела. Он упрямо держал плащ, низко рыча, словно пытаясь вразумить свою хозяйку.

– Не заставляй меня ругаться с тобой, – продолжала Мара, голос дрожал от отчаяния. – Ты не слышал, как они решали мою судьбу, будто я – товар на рыночной площади! Я не позволю случиться тому, что задумали отцы!