Твой номер один - Саммер Катя - Страница 9

– Алекс! Я тебя обыскался, какого хрена ты творишь? Переодевайся живо! – Артур слишком озабочен моим внешним видом, чтобы заметить, как прервал назревающую сцену. Сует мне в руки чистое поло, а на шум вслед за ним уже стекаются зрители. И дружок-старпер блондинки, имя которой я до сих пор…

– Анна! – строго зовет тот, метнув в меня острым взглядом.

– Значит, Анна… – шепчу я под нос.

И ее папик.

– Пап, я…

А нет, реально папа? Или у этого слова есть какие-то еще значения в русском языке?

– О, так ты знаком с мисс Филатовой? – наконец замечает Артур, соизволив оглядеться по сторонам.

Я хмурюсь, ожидая пояснений. А рядом уже суетятся подоспевшие важные шишки: кто-то обещает принести мне публичные извинения от лица компании, кто-то хвалит за невероятную стойкость, кто-то шутит, что имя Алекса Де Виля заранее гарантирует грандиозный скандал – не меньше. Но я вполуха слушаю Артура, который нашептывает на ухо, как положительно настроена ко мне сегодня толпа, до сих пор скандирующая мое имя, и что из этого нужно выжимать все. И параллельно наблюдаю, как с мисс Анной Филатовой, которая внезапно, к моему большому удивлению, оказалась не просто прислугой, ведут воодушевленные диалоги все те же представители Lacoste, которые желают ей спортивных успехов и надеются на будущее сотрудничество.

Теряюсь, сбавляю оборону и толком не понимаю, как вместе с ней же оказываюсь на лимонной ковровой дорожке для «нескольких снимков, пожалуйста», как умоляюще просит пресс-секретарь, на которую мне в любое другое время было бы плевать. Как мне было плевать на свежую футболку, которую мне пытался всучить Артур, поэтому я стою в том же испорченном поло рядом с барби, а моя рука сдавливает ее талию до тех пор, пока улыбка на ее лице не становится натянутой.

– Значит, мисс Филатова не только мелкая преступница, но и теннисистка?

«Золушка» большого тенниса – как назвал ее мужик из Lacoste. Что бы это ни значило.

– А мистер Куриные Ножки – грубиян и насильник? – она почти незаметно, но сильно, прямо под щелчками фотоаппаратов толкает меня локтем под ребра, чтобы я разжал пальцы. Мне многого стоит сохранить невозмутимое лицо, хотя этот бэкфист ощущается малоприятно.

Чем ей не угодили мои ноги, я не успеваю спросить. Как не успеваю пообещать, что она поплатится за то, что выкинула. Слишком она сладкая, чтобы оставить ее безнаказанной. Слишком много эмоций вызывает, чтобы я остался безразличным. Я хочу надкусить ее. Попробовать. Как следует посмаковать и…

Мои отнюдь не безобидные плотоядные мысли прерывает внезапно обрушившийся с неба дождь, который становится завершающим штрихом этого чертовски увлекательного вечера. Начинается паника. Все визжат. Журналисты прячут свои камеры, организаторы – оборудование. А я ловлю от Артура ветровку, которую тот бросает мне, и, развернув ее над головой, накрываю нас с барби. Увожу ее с крыши, пока другие прячутся под навесами. Отвлекаюсь на один долбаный миг, чтобы смахнуть с глаз намокшую челку, а мисс Филатова уже… пф-ф-ф. Исчезает. По волшебству, не иначе. Потому что оглядываясь вокруг, я не нахожу ни ее белобрысый хвост, ни длиннющие ноги.

От нее на полу остается только мокрая бейсболка, которую я подбираю. И правда чертова Золушка, чтоб ее…

Анна

Если хочешь добиться чего-то в профессиональном спорте – любом спорте – нужно пахать. Теннис только с виду для эстетов и богатеев, которые щеголяют в белом на травяных кортах. На самом же деле, чтобы побеждать в туре, ты должен быть сфокусирован на результате двадцать четыре на семь.

Я всегда считала себя фанатичкой. Ракетку взяла в руки, когда увидела по телевизору, как Мария Шарапова победила на Уимблдоне. Мне тогда было три. И когда я стала старше, уже не расставалась с мечтой однажды поднять над головой заветный чемпионский кубок. Для этого делала все, что от меня зависело – вкалывала на тренировках, не ныла вдали от семьи, слушала старших, никогда не сдавалась и не позволяла никаким посторонним мыслям отвлекать меня от цели.

Так было ровно до того момента, как чертов Де Виль наехал на меня в лифте. Но с этим еще можно было жить – на тренировке я лупила по мячу, представляя, что луплю по его самодовольной физиономии, и даже испытывала нечто вроде удовлетворения. Теперь же, после фееричного «выступления» на вечеринке Lacoste, даже фантазии о физической расправе над этим козлом не позволяют мне сосредоточиться на том, что действительно важно – на теннисе.

Я постоянно думаю о том, как глупо повела себя. Де Виль без сомнения заслужил щелчок по носу за свое поведение, но способ, каким я решила творить справедливость, по прошествии времени вызывает у меня самой большие вопросы. Чем я лучше его? Публично унизила человека. И пусть он, как всегда, мастерски вышел из щекотливого положения, оставшись на коне, вся эта ситуация не делает мне чести.

Закрываю глаза – и тут же в голову лезут мысли о нем. О том, как растерянно он выглядел на сцене, не понимая, из-за чего все на него пялятся. О том, как из его рта вылетали всякие гадости в мой адрес. О том, как он будто бы раздевал меня взглядом (что, скорее всего, ерунда и, возможно, мне только показалось). О том, как провокационно звучало в его исполнении «мисс Филатова». И как он закрыл меня от дождя своей ветровкой – поступок, который вообще не вяжется с образом хамоватого придурка, нарисованного моим воображением, и который он несколько раз оправдывал.

Какого черта?!

– Ань, ты сегодня вообще тренироваться собираешься? – Патрисия второй день пребывает в явном шоке от моего настроения. А что делать? Я сама от себя в шоке, но победить «дьявола», взявшего в плен мое сознание, я пока не в состоянии.

Сцепив зубы, чтобы не огрызнуться на тренера, я заканчиваю с растяжкой и делаю несколько подходов в планке. Стою до тех пор, пока мышцы пресса и плечи не начинает сводить. Но даже через этот физический дискомфорт, который по задумке должен вытеснить из моей памяти Де Виля, в мозг пробирается его нахальная усмешка.

– Хватит, – строго говорит тренер. И на ее словах я просто падаю на пол, утыкаясь лбом в бархатистую поверхность коврика. – Я не знаю, что с тобой происходит, но это надо прекратить. Я не пойму, у тебя запоздалый пубертат?

Вот за что я люблю Патрисию, так это за ее нежелание лицемерить. Она всегда все высказывает мне в лицо. Правда, будем откровенны, до этого момента я не так часто давала ей поводы быть мною недовольной в плане тренировок.

Я же машина. Железная девочка. Золушка, которая своим трудом пробивала себе путь к успеху. И все это слить из-за Де Виля? Да хрен ему!

– Так, Ань. До матча еще есть время. Пообедай и попробуй поспать. На арену поедем через полтора часа, – говорит Патрисия, поглядывая на часы. – Твой отец очень хотел сопровождать тебя, но я сказала, чтобы до матча тебя не беспокоил. Надеюсь, ты это оценишь.

– Спасибо, – говорю я искренне.

Мы обе понимаем, что отец сразу поймет, что со мной что-то не так и поднимет панику. Это никому из нас не нужно.

Мой первый матч на Australian Open пройдет сегодня в вечерней сессии на «Маргарет Корт» – это третья по величине арена турнира. Но для меня все еще непривычно, что меня ставят на главные корты в первых раундах. Впрочем, возможно, это не моя заслуга. Моя соперница – бывшая пятая ракетка мира из Аргентины, которая возвращается в тур после рождения ребенка. Это отличный контент для журналистов, так что, вангую, их сегодня будет очень много.

Вернувшись в номер, я принимаю душ. Потом заказываю еду из рум-сервиса и проверяю свою сумку с ракетками и одеждой. Сейчас у меня простое платье и шорты без опознавательных знаков, которые, если все пройдет по плану, к серии американских турниров на харде должны превратиться в форму Lacoste. Посмотрим. После их вечеринки я уже ни в чем не уверена.

Растянувшись на постели, я прислушиваюсь к ощущениям своего организма. Физически чувствую себя отлично. То, что беспокоит Патрисию, – это все нервы. А над ними я с недавних пор не властна. Может быть, поискать себе психолога?