Предел. Воплощение (СИ) - Сладков Евгений - Страница 17

Хмурое лицо чуть разгладилось:

— Может и будем, Власт. А на каком это языке? Ну, Миктлантеку-что-там-дальше?

— Миктлантекухтли. На ацтекском. Около тысячи лет назад существовал такой народ, но даже не на нашем континенте. Далеко на западе, за океаном.

— Умный, что ль? И откуда ты такой? Вижу, что вродь наш, интернатский.

— Из «сжигающих» я. Имени Флаграна Сжигающего. А вот твой что-то не могу припомнить. Ещё на площади приметил тебя, но по нашивке не распознал из чьих.

— Из «несокрушимых». Имени Чака Несокрушимого.

— А-а-а! Это же про которого говорили: «Чак может убить одним ударом: первым и последним»?

— Да-да, он самый. Но у нас другое более популярное: «Рукопожатие Чака — это проверка на прочность твоего скелета». А у вас что в ходу было?

— Ха-ха! Тема! У нас-то? Хм… Пожалуй, «Горящие враги — лучшие факелы. Их крики — песня, что ведёт меня вперёд!».

После обмена этими цитатами почувствовал, как напряжение настороженности, витавшее в воздухе, разрядилось. Для обычного обывателя фразы-то простые, мало что значащие. А вот для нас — нет. Существовал в интернатской среде некий кодекс дружбы. Не все заведения стояли друг за друга горой, стеной. Некоторые — непримиримые соперники. Как, почему, из-за чего — истории эти зачастую утеряны в годах противостояний. В итоге выработалась своеобразная система «свой-чужой». У неё даже название собственное имелось. «Шёпот столовки». А так как обучение интернатское обязательно содержало предмет «Доктрины Первых», где зубрились эти самые цитаты, наставления великих Воинов и прочих вождей, то и кодекс построили как раз на них. Собственно, из-за посиделок в библиотеке его летописцем я и стал в нашем интернате. Обновлять его приходилось частенько! Союзы — дело весьма недолговечное.

— Что ж… Значит, союзники! — произнёс, окончательно опуская руку с ножом.

— Значит, да. — отозвался Миктлан, вроде бы тоже откладывая что-то в сторону, неразличимое во мраке.

— Раз с этим порешали, в таком случае несколько вопросов. Первый — действительно Миктлан? Второй — почему ты тут? Ну и третий — из-за чего не сто́ит вниз идти?

— Действительно, Миктлан, но можно просто — Микт. Но только не Миктя! А почему я тут? Да по той же причине, что и с тобой приключилась — неудачно вошёл. Сильно ногу повредил при падении, не ходок теперь совсем. Но шею не свернул — и то хлеб. А третий… Я тут уже прилично лежу. Успел всякого наслушаться. И если из коридора ничего примечательного не было, то вот оттуда… Кровь в жилах стынет от воя, что периодически доносится со стороны спуска.

— Вот оно как… Прилично лежишь, говоришь? Хм-м… А я в тот же проход на площади вошёл, что и ты. По времени… Да, где-то с полчаса как после… Потом столько же примерно до шахмат топал и там около часа. У тебя же наверняка не сильно больше времени занял путь сюда?.. — замолчал, видя, как удивлённо расширились глаза Микта. — Что-то не так?..

— Я только здесь валяюсь уже несколько часов. И по Лабиринту тоже несколько часов кряду бродил. А вот про шахматы не понял. Поясни?

— Про шахматы-то? Так Испытание же в комнате с развилками такое было! — теперь уже я удивился.

— Не, не было у меня никаких шахмат. С игрой знаком, видел пару раз, но не более. Комната с развилкой у меня была… А Испытание… Извини, не буду про него рассказывать. Но по времени оно немного заняло и не такое, как у тебя. Так что вот и получается по моим прикидкам, что прошло около часов десяти уже… А ты после входа в Лабиринт в какую из трёх сторон пошёл?

— Э-э-э, погодь! — притормозил я Микта, обдумывая его слова. — Почему трёх сторон? У меня два варианта было — налево и направо. Я направо выбрал. Как у входа, так и потом — после Испытания. Вот там уже три прохода было.

— А я — нет. «Нет назад. Нет в стороны. Есть только сквозь!» же. Так что, как вошёл, так прямо и пошёл по Лабиринту. После Испытания же только два варианта было. Там налево выбрал…

Умолкли оба, погрузившись в мысли. Не знаю, конечно, о чём там задумался Микт, а я вот пытался вспомнить, что ещё было в слухах о прохождении Испытания, связанного с Янтарным Лабиринтом, что оттуда совпадает с тем Лабиринтом Беспредела, в котором мы сейчас. И, кажется, что моменты с решениями, выбором очень похожи. И оба лабиринта реагируют на того, кто вступает в него — меняют свою конфигурацию, подстраиваясь под вошедшего, его сознание, знания. Если саму вариативность Лабиринта достаточно легко могу принять, то вот последнее пока не укладывается никак. Но факты говорят, что так и есть — раз Испытания у обоих индивидуальные оказались. Жаль, не догадался посильнее ударить по стене в нём. Вдруг сломал бы? Вдруг это зеркала такие? Хотя нет, не складывается. Стук-то был как по камню! Но и ещё есть одна непонятность — это какие-то игры со временем. Если для меня прошло около двух часов, а для Микта — все десять, то сколько же на самом деле?

— Власт! Эй, Власт! — раздался голос Микта. — Не хочу мешать твоим думам и Испытанию, но можешь мне немного пособить? Не хочу подыхать тут и так. Помоги ногу хоть немного замотать? Одному совсем несподручно, а так, может, смогу ещё немного побарахтаться.

Вынырнул из своих мыслей и уставился на светлого:

— Ты, похоже, не ногой ударился, а головой? Дай-ка посмотрю, заодно и удостоверюсь, что у тебя галлюцинации, связанные с восприятием времени.

— Ничего я головой не бился!

— Как не бился? Бился-бился! А иначе как объяснить, чего за ересь ты несёшь? Раз уж довелось встретиться, вместе дальше и пойдём! Сейчас только посмотрим, что там с ногой твоей, подлатать попробуем. Ты сам встать можешь? Надо бы тебя поближе к свету.

— Боюсь, что нет. Пробовал буквально перед твоим эпичным появлением — не вышло.

— Нет так нет. Сейчас подумаем, как тогда вытащить ко свету. Где там у тебя нога болит конкретно?

— Щиколотка, левая.

— Давай, я повыше возьмусь да выволоку тебя за ноги сюда? Подойдёт такой вариант?

— Погнали!

Сказано — сделано. Но тащить Светлого оказалось тяжелее, чем можно было предположить по его комплекции. Хорошо, что недалеко. Пару раз слышал скрежет зубов с его стороны — похоже, пострадал сильнее, чем говорил. В тусклом свете стало видно, что и лицо его ещё бледнее, чем казалось, а лоб покрывала испарина. Голова вроде без повреждений — не зашибся, а значит, временной парадокс может иметь реальное место. Если, конечно, он не в бреду, а это легко проверить. Спросил, выбрасывая в его сторону отогнутый вверх средний:

— Микт, а сколько пальцев показываю?

— Ах ты ж! Я ж запомню! — сердито пробурчал болезный в ответ.

— О, похоже больной не бредит. Голову всё же не зашиб! Хорошо-то как!

— Не зашиб! Я и раньше говорил это! Там рюкзак ещё мой возле стены, подтяни его тоже, пожалуйста.

Вернулся во тьму ниши, нащупал там искомый предмет, вытащил и его к свету, бросив рядом с телом страдальца.

— Что ж, больной, давайте приступим к ампутации! — осклабился я, присаживаясь возле пострадавшей ноги, вытаскивая нож и перехватывая его поудобнее. — Да не ползи ты от меня! Шучу я! Сейчас аккуратно штанину подрежу, посмотрим, что с ногой.

Микт чуть успокоился и перестал пытаться в ужасе отползти от меня, но настороженно смотреть не прекратил. Я же аккуратно поддел низ штанины, подсунул нож и сделал разрез сантиметров десяти. Твою ж! Постарался удержать выражение лица, но, кажется, не удался этот манёвр мне, потому как раздался вопрос:

— Всё настолько плохо?

Не зная, что ответить сразу, пожевал чуть губами, но произнес:

— Да Предел его знает. Я ж не лекарь, но выглядит паршиво. Распухла и отекла. Цвет тоже далёк от естественного — красный, прям как у вашего Чака! А ты ей вообще шевелить можешь? Пробовал?

— Да, пробовал, могу. Просто больно очень, но вряд ли перелом — скорее всего, растяжение сильное. С переломом доводилось сталкиваться. Там, правда, рука страдала, но и ощущения там совсем другие «радовали».