Невестам положено плакать (СИ) - Довгулева Александра - Страница 2

Онора же, напротив, часто говорила, глядя в ту сторону, что будто бы знает: ей судьбой предначертано плыть туда. Было ли это мечтание девицы или предсказание судьбы? Так или иначе, принцесса оказалась права. Гленна взошла за ней на корабль, хотя её сердце вопило о желании остаться. У неё было не так уж и много ценных вещей: пуховая шаль, кусочек перламутра, найденный среди прибрежной гальки ещё в детстве, да старое железное кольцо, дарованное ей матерью.

Она старалась не плакать.

Девушка сидела под навесом, в укрытии, которое трудно было назвать комнатой. Стены, сплетённые из ивовых веток, пропускали свет ещё холодного майского солнца и лишь немного защищали от солёного ветра. Онора сидела на овечьей шкуре так, будто бы уже восседала на троне в далёком замке. На пышной груди её змеями лежали пшеничные косы, на плечах была бархатная накидка цвета скворцовой скорлупы. Эгг не поскупился ни на приданое, ни на наряды дочери, посулив её мужу не только богатство, но и признание его полноправным королём Англии. Этот союз должен был прекратить череду мятежей и войн, принося мир и процветание разобщённому народу.

Онора, служанка не сомневалась, прекрасно всё понимала.

– Гленна, сядь ближе, – велела она ей, – а то смотрю на тебя и ощущение, что вижу сторожевую собаку у дверей в покои.

Девушка почувствовала, как щёки полыхнули румянцем. Она закрыла книгу, которую читала до того вслух и, подняв юбки шерстяного платья, встала, потупив взор. Смотреть в лицо госпоже было неприлично, перечить ей – тем более. До того она и впрямь сидела у самой двери, такой же тонкой, как и стены из ивняка. Точно они были в корзине для яблок, а не плыли на корабле.

К удивлению, Гленны, Онора подняла полу своего плаща и чуть подвинулась. Она жестом пригласила её сесть рядом, прямо на овечье руно на настиле, что служил ей ложем во время путешествия морем.

– Садись же, – сказала она, голос её был усталым.

Онора, гордая и своенравная Онора, не выказывала слабости, хотя Гленна знала: девушке не по душе качка, сквозняки и подвижное море под ними и вокруг них. Служанка села. Она оказалась так близка к бархату плаща принцессы, что тепло их тел коснулось друг друга.

– Что ты думаешь об этом путешествии? – спросила она.

Гленна посмотрела на госпожу удивлённо, не смогла сдержаться.

– Это великая честь, вы принесёте мир двум народам, ваш долг…

– Полно тебе о моём долге, Гленна, о нём мне и так твердят с утра до вечера все, у кого есть язык. Я хочу поговорить о тебе. Ты понимаешь, какую выгоду можешь обрести?

Девушка молчала. Вопрос был для неё до того неожиданным, что она теперь не просто не знала, как на него ответить. В голове будто бы поднялся серый туман, клубившийся в пустоте. Она растерялась, её пальцы сжались в замок на коленях сами собой.

Онора не отличалась терпением, как и положено младшей принцессе, поздней дочери стареющей королевы. Потому, сделав над собой усилие, Гленна произнесла, боясь вызвать её недовольство:

– Вы говорили, что устроите мой брак. Мне уже двадцать один, в пору искать мужа.

Эти слова, сухие и безжизненные, слетели с её губ легко. Они не вызвали в ней ни радости, ни отторжения. Гленна не любила думать о будущем, она редко позволяла мечтать и никогда не допускала мыслей о будущем муже. Она знала, что, вероятно, не она будет его выбирать. Так зачем травить себя ненужными мечтаниями? Гленна старалась быть практичной.

– Не только это, Гленна, – сказала Онора недовольно скривившись, – ты всегда казалась мне умной девушкой, так посуди сама. Там, куда мы едем, никто не знает о твоём происхождении. Не будет слухов, лишь одно знание будет преследовать тебя: ты в свите королевы, чужеземка приближённая к правителю. Тебе будет лучше в Англии.

Гленна промолчала. Ей не задавали вопросов. Только следующие слова взволновали сердце Гленны, почти заставив сорваться с места.

– Я знаю, что у нас один отец, Гленна.

Сердце забилось так быстро, что Гленне показалось: оно вот-вот разоврётся. Секрет, что она берегла так долго по научению матери, в память о ней и её тёплых объятьях. Девушка была уверена: никто не знает о том, что в жилах её течёт кровь королей. Эта тайна берегла её. Ей казалось, что лишь сам король знал об этом, и то, он не говорил с ней прямо. Потому, порой, она даже допускала надежду: Эгг и впрямь сделала её служанкой младшей дочери лишь из сострадания. Выходило, что нет. По крайней мере, Онора прекрасно знала секрет её рождения.

– Вам рассказал король? – спросила Гленна, даже не задумавшись: имела ли она на это право.

Принцесса рассмеялась. Тихо, вовсе не глумливо.

– До чего ты наивная, – сказала она, – и не скажешь, что пришла в мир на три зимы раньше. Гленна, об этом многие говорят. Кто не знает – догадывается. Много ли сирот привечал мой отец? Многим ли дарил платья в дни праздника и шерстяные одеяла в преддверии холодов? Ты такая одна. Это само по себе вызывает вопросы. Да и, к тому же, многие слышали о Бригитте, твоей матери, знали, что она была любимицей короля.

Гленна забыла, как дышать. Осознание навалилось на неё непереносимой ношей: как она могла быть столь наивна? Она позволила себе думать, что тайна её рождения – именно тайна. Только, это ведь так естественно! Все знали, что она не просто дочь шлюхи. Все знали, что она дочь шлюхи короля.

Она закрыла глаза, пытаясь справиться с подступившей дурнотой. Позор её матери в этот миг ощущался как собственный.

– Приди в себя, Гленна, – велела Онора.

Тон её был властный, без капельки тепла.

– Даже зная это, – сказала Гленна, – вы всё равно выбрали меня, госпожа. Почему?

– Именно из-за того, что я знала это я тебя и выбрала. Мне нужна верность. Там, куда мы плывём не будет ирландцев, не будет знакомых лиц, уважения, страха перед отцом. Тибальд пытается объединить мятежный народ, племена, которые не могут друг с другом договориться и ненавидят моего отца. Ты, Гленна, должна беспрекословно слушаться меня, должна служить так рьяно, как не служила прежде. Я сделаю тебя не просто служанкой, а придворной дамой, но я должна быть уверена в тебе. Кровь нашего отца будет мне в том порукой. Кроме неё в тебе нет ничего особенного, ничего, что выделяло бы тебя среди прочих девиц, что навязал мне отец. Ты трудолюбива, не болтлива, знаешь своё место. Я не признаю нашего родства, но знаю твою тайну.

Онора поморщилась прежде, чем продолжить.

– Ты же ведь не думала, что я назову тебя сестрой?

Гленна спешно помотала головой.

– Чудно, – сказала Онора, – я дам тебе жизнь в покое, Гленна, коль буду процветать я, тоже будет и с тобой. Потому, что щедро награжу за все твои труды, а за это попрошу лишь беречь мои тайны, коли такие появятся. Вот и всё.

Холодок пробежал по спине Гленны. Её пальцы вцепились в корешок книги, которую она читала вслух до этого своей госпоже. Она одна из немногих девушек при дворе владела грамотой. Её сперва учила мать, затем ещё девочкой Гленна сопровождала на уроках свою госпожу. Ей, юной служанке в сером шерстяном платье, велели упражняться в письме и чтении, так же, как и принцессе. Ей, как и Оноре, которой предстояло стать королевой, нужно было уметь говорить на языке англичан. Знала ли в ту пору принцесса, что Гленна её незаконнорождённая сестра? Знала ли она, что они, несмотря на их различия, были ростками одного семени?

Как сама Гленна могла быть такой невидящей всё это время, почему она не задавалась этими вопросами прежде?

Онора не просила у неё громких клятв, не требовала ничего кроме скромного поклона. Она, как и её служанка прекрасно понимала: девушке некуда деться. Этого разговора могло и не быть вовсе, но отчего-то принцесса решила быть с нею честной. Возможно, она посчитала, что Гленна и впрямь будет служить ей старательнее, коли она посулит ей награду. Коли она осознает: их связывает куда больше, чем выбор сделанный Онорой по воле случая.

Гленна поняла: иначе быть не могло. Сама принцесса или её отец был тому причиной, но именно она должна была покинуть родной берег Ирландии. Она, та, что должна быть благодарна королю Эггу за многие милости, а, значит, и его дочери, которую знала с детства. Младшую принцессу, позднее дитя, балованное, но отличавшееся хитростью и красотой, следовало беречь. Краса и юность её могли сослужить народу Ирландии хорошую службу. Могло ли быть так, что её, Гленну, учили разным премудростям не только из-за её происхождения, но как раз на такой случай? Неужели Эгг ещё в детстве наметил путь, по которому отправит обеих дочерей?