Невестам положено плакать (СИ) - Довгулева Александра - Страница 11

Они спустились во двор, где несколько красиво одетых девушек, ждали свою госпожу. Они должны были сопроводить её по реке, изображая плакальщиц, скорбевших по девичеству Оноры. Была здесь и на диво уродливая старуха, бросившаяся в ноги будущей королеве и, выкрикивая её имя, принявшаяся раздирать собственное лицо ногтями и вырывая волосы.

Онора отшатнулась не скрывая отвращения.

– Не беспокойтесь, госпожа, – сказал ей Хойт едва слышно, – эта старуха не поплывёт с вами в лодке. Ей хорошо заплатили за эти слёзы – вот и старается.

Четыре девушки приняли из рук Гленны кружевной покров и, под вой старухи, накрыли невесту. В лунном свете кружево казалось полупрозрачным, совсем невесомым, а фигура принцессы – таинственной и невыразимо прекрасной. Будто бы сиды вывели свою дочь пройтись по земле, а там, где она ступит – распустится цветок.

Гленна заметила, что пастырь идёт прочь, ни с кем ни попрощавшись.

Они, окружённые девушками, убранными цветами, юными и печальными, вышли за ворота замка и спустились к реке. На пути их встречали жители замка и окрестных земель: люди кидали под ноги принцессы венки из собранных недавно цветов, воздух полнился ароматом костров и цветущего боярышника. Никто не желал радости плодородия, они хранили молчание, лица людей были напряжены и лишь некоторые из них что-то шептали. Какой-то мужчина, осенил себя охранным знаком христиан, когда Онора прошла мимо. Принцесса, должно быть не заметила, но вот Гленна, шедшая немного позади, – да.

Когда дорога свернула к роще, стражи не пустили любопытных следом. Лесная тропа выводившая к пристани должна была оставаться безлюдной. Лунный свет проникал сквозь кроны козьих ив, тянувших свои ветви к тёмному небу. Два стражника, присоединившихся к ним, несли факелы, но их свет больше волновал, чем успокаивал. Онора в окружении плакальщиц шла ниспешно. Гленна подумала: если ей так тяжело идти по лесной тропе не оступившись, как трудно должно быть Оноре, лицо которой было закрыто кружевным покровом, сквозь который и при свете дня трудно было смотреть по сторонам.

Гленна не удивлялась, что проводы невесты напоминают проводы усопшего. В Ирландии они тоже был далеко не весёлыми. Ведь заканчивалась жизнь девицы Оноры, принцессы, дочери отца своего. Она и впрямь умирала, чтобы её место на земле заняла другая, взрослая женщина, жена своего мужа, королева Англии.

Служанка не видела лиц своих спутников, но предполагала: никто из них не улыбается в этот миг, даже лорд Хойт. Пусть свидетелями им теперь были лишь деревья да лунный свет – нельзя было нарушать заведённого прежде порядка.

Разве что, Онора не станет лить слёзы. Она вообще не умела плакать, особенно по указке. Гленна же не позволяла свои слезам катиться по щекам лишь потому, что опасалась: не остановится, коли начнёт. Слишком много потрясений принесла её сердцу эта весна, а перемены не сулили спокойствия.

У пристани их ждал свадебный караван из трёх добротных лодок. Каждая из них была украшена цветами боярышники и зелёными ветвями дуба. На вёслах по двое сидели юноши, одетые до того неприметно, что в свете луны делались почти незаметными. Деревянная пристань была застелена ковровом, по которому предстояло пройти Оноре прежде, чем взойти на борт главной лодки, украшенной особенно богато.

Стражник подошёл к самой кромке воды и сделал несколько плавных движений факелом. Мгновение спустя, на той стороне реки зажёгся маленький огонёк, затем ещё один, и ещё. Вскоре огоньки выстроились в длинную нить, бегущую к подножию холма. Гленне даже подумалось, что это болотные огоньки прибыли поприветствовать королевскую невесту, души предков, в чьих жилах когда-то тоже текла королевская кровь. Только служанка тут же упрекнула себя в легковерности: то были вовсе не духи, а слуги с лампадами в руках. Огонь, что принесли они на берег, отмечал очертания речных изгибов и указывал путь.

Онору внесли на лодку слуги, затем, они подхватили и Гленну, никак этого не ожидавшую. Она изумлённо охнула, но от вскрика удержалась. В который раз она чуть не уронила бархатный плащ, который вынуждена была теперь нести всю дорогу. Должно быть, будет ходить с ним и на свадебном пиру.

Онора села на подготовленное для неё место. В окружении цветов боярышника, мерцания воды и отблесков лампад где-то на противоположном берегу реки, она ещё меньше походила на человека, чем прежде. Зрелище очаровывало.

Сев на дно лодки позади скамьи, где устроилась Онора, Гленна увидела, как девушка завела за спину руку.

Не колеблясь, служанка накрыла ладонь госпожи своей. Тёплые пальцы невесты сжали её в ответ, вцепившись, точно малое дитя в руку матери.

«Как ей, должно быть, одиноко сейчас», – подумала Гленна.

Кроме неё и лорда Хойта, плывшего на одной из лодок свадебной процессии, здесь больше не было их соотечественников.

Они поплыли вдоль огней лампад. Тихий плеск воды, тронутой вёслами, действовал на Гленну точно колыбельная. Они продолжали держаться за руки, хотя едва ли кто-то кроме них самих заметил это.

Вдруг, над рекой раздались звуки музыки, заставившие Онору сжать пальцы Гленны сильнее. Ошибки быть не могло: ирландская лира, звонкая и мелодичная, звала их к берегу, где за излучиной реки показалась освещённая светочами пристань. Там у самой кромки воды, залитая лунным светом стояла девушка. Когда лодка убранная цветами боярышника показалась, к звукам лиры присоединился её голос. Сердце затрепетало: кем бы она ни была, слова гэльского языка лились с её уст охотно, заставляя сердце Гленны сжиматься.

Девушка и впрямь была ирландкой. Её рыжие волосы и тонкий стан даже в лунном свете бросались в глаза, но больше прочего её выделяло то, что творили ловкие пальцы и рождали её уста.

Лодки пристали к берегу. В воду вошли слуги, чтобы перенести невесту на землю, Гленна же, спрыгнула на помост сама: звуки знакомой музыки будто предали ей сил. Чего нельзя было сказать об Оноре: её поступь потеряла былую уверенность. Словно напоминание о доме, напротив, силы её подточило. Лорд Хойт вновь взял Онору под руку.

– Чудесный сюрприз приготовил ваш жених, принцесса, – сказал он и кивнул в сторону певицы.

Гленна увидела, что её лицо было расчерчено знаками, как полагалось в дни особо важных обрядов. Девушка с лирой пошла вслед за ними, голос её был так же чист и звонок, когда они поднимались на холм и ни разу не сбился с такта. Одна мелодия сменялась другой, вторая – третьей. Каждая была прекрасна.

На холме огня было столько, сколько Гленна не видела за всю свою жизнь. Костры горели жарко, люди подле них кланялись Оноре, которая шла теперь первой в процессии. Земля была устлана добротным полотном – роскошь, которую мог позволить себе только король.

Пальцы ирландки продолжали ловко перебирать струны лиры, хотя голос её утих. Наконец, Онора и лорд Хойт дошли до большого помоста. Тот высился перед самым крупным из валунов, которых на этом холме было немало. Огромные, они были покрыты знаками, смысла которых Гленна не знала. Одни были древними, высеченными в камне мелкими бороздками. Подобные девушка видела и на берегу Ирландии. Говорили, что их много поколений назад высекли в камнях первые колдуны, а то и боги, творя свои обряды. Другие же были нанесены белой краской, размашистыми движениями. Лабиринты и спирали покрывали тёмные бока, подсвеченные лунным светом и огнём костров.

Онора поднялась на помост. Стихла музыка Лиры. Тибальд принял её руку из руки Хойта. Гленна подумала: как это странно, что так мало ирландцев осталось при дворе короля вплоть до свадьбы. Почему так случилось, а главное: почему именно лорду Хойту, тому, кто то и дело попадал в немилость королю, поручили роль посаженного отца?

Разве не должно было быть иначе?

Гленна отошла к краю помоста. Она посмотрела: нет ли где скамьи, чтобы положить бархатный плащ принцессы хотя бы на время церемонии, но не обнаружив подходящего места, она застыла, перехватив свёрток ткани поудобнее.