Смертельный код Голгофы - Ванденберг Филипп - Страница 36

Около десяти утра они вошли в помпезное здание банка на Оперной площади. Вычурная солидность помещения даже состоятельному клиенту внушала ощущение, что он всего лишь жалкий проситель.

Гропиус серьезно заметил:

— Итак, еще раз, что бы ни находилось в этой папке, мы оставляем это в ячейке. И никаких дискуссий на повышенных тонах! Тут все стены нашпигованы камерами и микрофонами.

— Да. Как договаривались, — ответила Фелиция не менее серьезно.

Пока Фелиция предъявляла свои документы, свидетельство о смерти Шлезингера и о наследовании, Гропиус наблюдал за этой сценой издалека, с деланным безразличием. Выяснение личности и прав заняло около 15 минут, после чего Фелиция позвала Гропиуса и указала рукой на строго одетую, черноволосую сотрудницу банка в очках в красной оправе:

— Эта дама отведет нас к банковским ячейкам.

Спускаясь по мраморной лестнице, которая распространяла запах дезинфекционного средства и выглядела так, как будто вела в операционную, они попали в подвальный этаж банка и оказались перед решетчатой дверью. Камеры были в каждом углу и усиливали впечатление, что здесь наблюдают за каждым шагом, записывают каждое движение.

Гропиус волновался и совершенно не замечал душевных переживаний Фелиции. Он ломал голову над тем, что может находиться в этой папке, и какую роль в этой истории играла Вена, почему был выбран именно этот город. Правда, все размышления не приводили к сколь-нибудь значимым результатам. После того как они прошли решетку, служащая банка повернула налево, где за узким коридором располагалось ярко освещенное помещение с сотнями ячеек. Гропиус почувствовал себя совершенно подавленным и угнетенным.

Ячейка № 1157 располагалась в дальнем ряду чуть выше уровня плеча, и черноволосая служащая банка привстала на цыпочки, чтобы открыть сейф, после чего тактично отошла. Напряженно Гропиус следил за тем, как Фелиция вынула алюминиевую кассету. Она была достаточно большой, чтобы в нее могла поместиться папка.

Фелиция казалась невозмутимой, во всяком случае она была намного спокойней Гропиуса, когда открыла крышку и заглянула внутрь. Там лежало нечто завернутое в белую ткань. При ближайшем рассмотрении это оказалась подкова из слоновой кости величиной с ладонь, желто-коричневого оттенка.

— Что это? — удивленно спросила Фелиция, вовсе не ожидая, что Гропиус ответит на ее вопрос.

— Видимо, археологическая находка. Исследователи древности пишут о таких вещах целые тома научных работ.

— Но зачем он хранил эту штуку в сейфе? И почему именно здесь?

— То, что кажется нам совершенно не имеющим значения, может быть весьма ценным для археолога. — Гропиус покачал головой. — Подкова. — он разочарованно посмотрел в сторону. Вдалеке ему почудился язвительный хохот, как будто Шлезингер тайно наблюдал за ними и радовался, что так удачно подшутил. Он почувствовал, как кровь ударила ему в голову.

— Это все? — пробормотал он сквозь зубы. — Это точно все?

— Похоже на то, что вы рассчитывали на большее, не так ли, профессор? Или, может быть, вы знаете, что с этим делать? — мрачно заметила Фелиция.

Гропиус удивленно поднял брови.

— Нет, — возразил он, — при всем желании. Пойдемте отсюда!

Фелиция торопливо закрыла сейф.

Живописную Оперную площадь почти полностью заволокло влажным декабрьским туманом, сквозь который тот тут, то там просвечивали огоньки праздничного предрождественского освещения. Фелиция и Гропиус, желая поскорее укрыться от сырости, зашли в кафе недалеко от отеля. Невероятно важный администратор, поджидавший посетителей за стеклянной дверью и зорко следивший за тем, чтобы в знаменитое заведение могла проникнуть только приличная публика, проводил их к одному из лучших столиков у окошка. Официант принял заказ, два кофе меланж[16], что по старой традиции венских кофейных домов означало — очень крепкий кофе с высокой шапкой пены из взбитых сливок.

Фелиция казалась совершенно подавленной. Прошло, наверное, минут пять, прежде чем оцепенение прошло и она рассеянно улыбнулась:

— Это прямо абсурд какой-то, мы подготовили это дело в лучших традициях Джеймса Бонда, чтобы избежать возможного преследования, и что мы находим? Старую, потертую подкову из слоновой кости!

Гропиус, не торопясь, помешал напиток. Потом заметил, не глядя на Фелицию:

— Возможно, эта вещь намного более ценна, чем кажется на первый взгляд. Но кто может судить об этом? А что касается Вены, то вполне возможно, что у Шлезингера был такой же ход мыслей, как и у нас, — он просто хотел замести следы.

Гропиус задумчиво смотрел перед собой. За соседним столом пожилой господин холеного вида боролся с утренними газетами, при этом намного меньше времени тратя на чтение новостей, чем на громкое шуршание страницами, их громкое перелистывание и складывание. Между делом он одобрительно или негодующе комментировал заголовки, издавая громкие хрюкающие и свистящие звуки. Он сидел спиной к окну, из чего можно было заключить, что на открывающийся из окон вид он насмотрелся вдоволь. Не спрашивая ни о чем, официант принес этому усердному читателю уже третью чашку кофе и добавил:

— Пожалуйста, господин профессор!

Чтобы заслужить такое обращение в венском кафе, достаточно просто надеть на нос очки.

После беглого просмотра «профессор» положил газеты на стул. Взгляд Гропиуса упал на центральный заголовок одной из газет, оказавшихся сверху. Едва осознав написанное, Гропиус насторожился, его мозг пронзил сноп искр.

— Вы разрешите? — Не дожидаясь ответа соседа по столику, Гропиус взял газету и прочитал: «За таинственным убийством в Турине стоит мафия. В пятницу в месте слияния рек Стур и По к северу от Турина из воды был извлечен автомобиль, в котором был найден труп биохимика Лучано де Луки. Машина на полной скорости пробила парапет набережной и упала в реку. Вначале в полиции предположили, что профессор де Лука, руководивший в Турине лабораторией генной диагностики, погиб за рулем в результате инфаркта миокарда. Но вскрытие показало, что де Лука умер от отравления высокотоксичным веществом: ему была сделана инъекция хлорфенвинфоса. Почерк инсценированного несчастного случая говорит о причастности к делу итальянской мафии. Ведется следствие».

Гропиус побледнел и, не говоря ни слова, передал Фелиции газету.

— Боже мой! — тихо произнесла она, прочитав заметку. — Это тот де Лука, с которым Арно должен был встретиться в Берлине?

— Тот самый, но этого мало — его убили тем же ядом, что и Шлезингера: хлорфенвинфосом!

— Что это значит? — Фелиция посмотрела на Гропиуса. Она цеплялась за его взгляд, как утопающий за соломинку. — Что это значит? — тихо повторила она.

— Не знаю, — ответил Гропиус, — я знаю только, что недалек от того состояния, которое называют сумасшествием. Всего пару минут назад я был уверен, что де Лука — организатор, а теперь он сам превратился в жертву. Фелиция, я ничего не понимаю. До сих пор я думал, что могу доверять логике, но теперь клубок запутался совсем. Кто эти люди и какую цель они преследуют?

Фелиция схватила Гропиуса за руку, но он даже не заметил этого трогательного жеста.

— Нам обоим не помешает немного отвлечься и развеяться, — заботливо сказала Фелиция, — в опере сегодня дают «Набукко». Вы любите Верди?

Гропиус все еще смотрел на заголовок газеты.

— Верди? — переспросил он. — Да, конечно.

— Вот и хорошо, тогда я позабочусь о билетах. Увидимся в отеле.

Позднее Гропиус с трудом мог вспомнить о вечере, проведенном в Венской опере, и это было понятно. Пока глаза и уши безучастно следили за происходящим на сцене, где рассказывалось о пленении иудеев вавилонским царем и о соперничестве двух женщин за еврейского царевича Измаила, мысли Гропиуса снова и снова возвращались к случившемуся за последние недели. Как в замедленной киносъемке, он прокручивал события одно за другим, надеясь, что таким образом сможет прийти к какому-то выводу, но напрасно. Вавилонскому царю Набукко и его дочерям Фенене и Абигайль не удалось отвлечь Гропиуса от Лучано де Луки и двуличной Франчески Колеллы.