Развод. У него была другая жизнь - Вестова Лея - Страница 10

– Эта Ирина, – начала она, и даже само имя прозвучало как ругательство, – оказывается, известная особа в определённых кругах. К ней уже уходил семейный мужчина.

Я застыла с ножом в руке, остановив нарезку овощей.

– Что ты имеешь в виду?

– Светлана рассказала, что у этой… женщины такая репутация. Она хвасталась своей подруге – медсестре из другого отделения – как «удачно подцепила бизнесмена и что у неё всегда был нюх на деньги», – так и сказала!

Я медленно опустила нож, чувствуя, как внутри всё холодеет.

– И это не всё, – продолжила мама, подавшись вперёд. – Оказывается, она работала в компании, которая сотрудничала с фирмой Андрея. Всё было спланировано с самого начала, понимаешь? Она нацелилась на него.

Я опустилась на стул рядом с мамой, пытаясь осмыслить эту новую информацию. Картина предательства становилась ещё более мерзкой, но, странным образом, менее болезненной. Словно, узнав о расчётливом плане Ирины, я получила последнее доказательство того, что мой брак был обречён не из-за моих действий или бездействия.

– Но знаешь, – сказала я после паузы, – какой бы расчётливой ни была Ирина, главная вина всё равно на Андрее. Он взрослый мужчина, он делал свой выбор каждый день на протяжении многих месяцев. Никто не заставлял его лгать, изменять, вести двойную жизнь.

– Конечно. Мужчины любят представлять себя жертвами коварных соблазнительниц, но правда в том, что они сами выбирают, кому хранить верность. Сильные остаются преданными семье, слабые ищут оправдания.

Я кивнула, чувствуя, как внутри разливается странное спокойствие. Да, это откровение не имело юридической силы, не могло повлиять на судебное решение. Но для меня, для моего внутреннего равновесия оно значило многое. Я больше не мучилась вопросами: «Что я сделала не так? Где недосмотрела? Как могла быть настолько слепой?». Теперь я понимала – против меня играли в нечестную игру. И всё же главным предателем был именно Андрей. Не Ирина с её планами, не обстоятельства, неслучайность – а муж, сознательно выбравший ложь…

Вечером, когда Катя вернулась из школы, я не стала рассказывать ей о сплетнях, услышанных мамой. Ни к чему девочке знать грязные подробности, достаточно и так тяжёлой правды – что отец предал семью. Вместо этого мы просто ужинали вместе, обсуждая школьные события, новых друзей Кати, фильм, который она хотела посмотреть на выходных. На короткое время мне удалось создать иллюзию нормальности, забыть о предстоящей битве.

Укладывая Катю спать, я заметила в её глазах вопрос.

– Что-то изменилось, мам? – спросила она. – Ты сегодня какая-то… другая.

Я присела на край её кровати.

– Да, милая. Мы начали действовать. По-настоящему.

– И мы… победим? – в её голосе была такая жажда уверенности, такая потребность в обещании, что на мгновение я растерялась. Но потом решила, что моя дочь заслуживает честности.

– Я не знаю, Катюш. Но я знаю, что мы сделаем всё возможное. И даже если что-то потеряем – мы не потеряем себя. Это точно.

Она вдруг обняла меня с неожиданной силой.

– Я горжусь тобой, мам, – прошептала она мне на ухо.

Эти простые слова стали для меня ярче любой победы в суде. Моя дочь видела во мне не жертву, не брошенную жену, а сильную женщину, которая борется за свои права. Я не могла желать лучшего примера для неё.

Ночью я долго не могла заснуть. Перед глазами проносились события дня – встреча с адвокатом, рассказ мамы о прошлом Ирины, разговор с Максимом Петровичем. Пазл нашей жизни за последние месяцы складывался в новую картину. Я вспомнила все странности в поведении Андрея, его нежелание обсуждать будущее, его отстранённость.

«Всё было спланировано с самого начала», – эта фраза пульсировала в моей голове. И с этим осознанием пришло ещё одно – ключевое: мне не в чем себя винить. Не моя забота о болеющей маме стала причиной разрыва. Не моя усталость или невнимание. Просто Андрей оказался слабым человеком, попавшим под влияние другой женщины, и при этом сделавшим свой собственный выбор – предать, солгать, разрушить семью.

Это понимание не уменьшало боли от предательства, но дарило освобождение от чувства вины. И с этим новым чувством внутренней свободы я, наконец, погрузилась в глубокий, спокойный сон, впервые за долгие недели не видя кошмаров.

А утро встретило меня звонком от Ильи.

– Ольга Владимировна, встречный иск принят. Мы начали процесс. Теперь готовьтесь – будет непросто, но я верю в нашу победу.

Я улыбнулась, чувствуя прилив решимости. Началась новая глава моей жизни – глава борьбы и восстановления. И я была готова к этому пути.

Первый звонок раздался в полночь. Настойчивый, пронзительный, вырвавший меня из зыбкого сна. Рука автоматически потянулась к телефону.

– Алло?

Молчание. Только странный шорох на другом конце линии и тяжёлое дыхание. Холодок пробежал по спине. Я нажала отбой, положила телефон обратно, но сон уже испарился. Взглянула на экран – номер скрыт. Случайность? Ошибка? Хотелось верить.

Утром следующий. Едва успела выйти из душа, как телефон снова ожил, требовательно вибрируя на тумбочке. И снова неизвестный номер.

– Алло? – повторила я, чувствуя, как неприятно сжимается желудок.

– Лучше отступись, – прошипел хриплый, намеренно искажённый голос. – Не лезь куда не следует, если не хочешь проблем.

Связь оборвалась раньше, чем я успела ответить. В этот момент мама заглянула в комнату:

– Что-то случилось? Ты побледнела.

Я рассказала о звонках. Её лицо посуровело, а морщинки возле глаз углубились.

– Начинается, – только и сказала она. – Я так и знала, что они не остановятся на достигнутом.

Весь день меня преследовало ощущение слежки. Казалось, за каждым поворотом, в каждом отражении витринных стёкол мелькал чей-то тёмный силуэт. Но, оборачиваясь, я видела только спешащих по своим делам прохожих, поглощённых собственными заботами.

К вечеру позвонила Катя, голос напряжённый, с нотками страха:

– Мам, можешь встретить меня у школы? Кажется… кажется, кто-то за мной наблюдает.

Сердце рухнуло куда-то вниз.

– Что значит наблюдает?

– Мужчина у забора, – её голос дрогнул. – Высокий, в тёмной куртке. Он смотрит на меня.

– Не выходи из школы! – я уже хватала ключи, на ходу натягивая пальто. – Я сейчас приеду. Оставайся с охранником.

Я мчалась на такси, проклиная каждый светофор. Внутри бушевал ураган – страх за дочь смешивался с яростью. До этого момента я думала, что их тактика запугивания направлена только на меня. Но вовлечь в это Катю… это переходило все границы…

Дочь ждала у поста охраны, бледная, с прижатым к груди рюкзаком. Увидев меня, бросилась навстречу с таким облегчением на лице, что сердце сжалось.

– Он ушёл, как только подъехало такси, – прошептала она, вцепившись в мою руку. – Но я его запомнила.

Дома я первым делом позвонила Илье.

– Это переходит все границы, – голос дрожал от сдерживаемой ярости. – Они запугивают Катю!

– Успокойтесь, Ольга Владимировна, – голос адвоката звучал твёрдо. – Именно этого они и добиваются – вывести вас из равновесия. Сделайте несколько вещей прямо сейчас: установите на телефоне приложение для записи звонков. Заведите дневник, где будете фиксировать все случаи преследования – дату, время, описание. Завтра подадим заявление в полицию.

– Думаете, в полиции помогут? – я не смогла скрыть скепсиса.

– Пока мы не попытаемся, не узнаем. Кроме того, сам факт обращения будет зафиксирован. Если ситуация обострится, эти заявления станут доказательством систематического преследования…

Как я и предположила, в полиции мое заявление приняли неохотно, но Илья сказал, что так надо, и я доверилась опытному в таких делах человеку. А вечером установила дополнительный замок на входную дверь – простая предосторожность, но она дарила хоть какое-то ощущение безопасности.

– Может, обзавестись газовым баллончиком? – предложила мама, наблюдая за моими приготовлениями. – Для самообороны.