Индульгенция 4. Без права на сомнения (СИ) - Машуков Тимур - Страница 28

Поднимаю руку, ладонь направлена на камень. Но не толкаю. Не тяну. Фокусирую. Внутри, в той самой серой точке равновесия, я создаю не волну, а… клин. Острие не из света или тьмы, а из чистой, сконцентрированной нестабильности. Это не энергия в привычном смысле. Это навязанный дисбаланс. Я чувствую, как пространство между мной и камнем уплотняется, становится вязким, как расплавленный свинец. Воздух мерцает сероватой дымкой, искажая очертания цели. Тишина вокруг сгущается, прибой звучит приглушенно, будто из-за толстого стекла. Давление нарастает в висках, пульсирует в кончиках пальцев. Это не привычная усталость — это напряжение самой реальности.

Выпуск. Не крик, не рывок. Тихое, хриплое слово, больше похожее на стон:

— Разорвись.

Клин — невидимый, но ощутимый всеми фибрами души как ледяная сталь, вонзается в камень. Не сразу.

Сначала — треск. Негромкий, сухой, как ломающаяся ветка. По темной поверхности камня бежит тонкая, молниеносная черта. Потом — еще одна. И еще. Они множатся, сплетаются в паутину трещин за долю секунды. Камень не взрывается. Он… рассыпается. Будто его внутренняя структура внезапно забыла, как держаться вместе. Нет огня, нет дыма, нет ослепительной вспышки. Есть только сухой, дробный шелест, как будто кто-то высыпал мешок крупной гальки.

На месте камня — груда острых, серо-черных осколков, каждый не крупнее кулака. Они дымятся? Нет. Но воздух над ними дрожит, как над раскаленным железом, и пахнет… пылью и озоном. Резко, едко. Моя рука падает как плеть. Колени подкашиваются. Я едва удерживаюсь на ногах. Во рту — вкус меди и пепла. Это не опустошение от света и не гнилостное послевкусие тьмы. Это… выжженность. Как будто я ненадолго стал проводником для силы, которая выжигает не тело, а саму связь между волей и реальностью. Голова гудит, в ушах — высокий, звенящий пик. Я смотрю на груду щебня. Разрушение тотальное. Но… контролируемое? Целевое. Ни одна песчинка вокруг не тронута. Только камень. Только он.

Падаю на колени рядом с осколками. Беру один в руку. Он холодный и шершавый. Края острые, как бритва. Легкий порез на большом пальце — капля крови смешивается с серой пылью на камне. Ирония. Предел… он не в том, сколько я могу разрушить. Серая магия, оказывается, может быть точечной бритвой не только в созидании, но и в уничтожении. Предел — во мне. В цене. Этот один камень… он вытянул из меня больше, чем все утренние манипуляции с песком и воздухом вместе взятые. Чувство не опустошения, а… растраты. Как будто я сжег кусок собственной жизни, чтобы всего лишь разбить булыжник…

Глава 15

Солнце касается горизонта, заливая мир кроваво-золотым светом. Я смотрю на окровавленный палец, на серую пыль на ладони, на аккуратную кучку щебня. Разрушение материи возможно. Да. Оно точное, холодное, без лишнего пафоса. Но оно требует невероятной концентрации и платится дорого — не энергией, а чем-то глубже. Частью того самого хрупкого равновесия внутри. Понял ли я предел? Да. Он там, где серая тишина грозит превратиться в оглушительный гул распада, который поглотит не только камень, но и меня самого.

Магия грани… она режет в обе стороны. И сегодня я почувствовал остроту ее лезвия на собственной душе. Завтра… Завтра я попробую собрать эти осколки обратно. Если хватит сил. Если хватит понимания.

Но все равно это слишком для этого мира — ведь теперь я могу уничтожить человека, просто создав внутри него дисбаланс. И от этой магии защиты нет. Страшно. И на сегодня хватит. Кажется, с гриднем я сильно погорячился. Судя по всему, я на грани между темником и боярином. Посмотрим.

Выныриваю, открываю глаза и вижу, как ко мне стремительно приближается земля. Миг, и вот я лежу мордой в клумбе. Лежу, радуюсь жизни и тихонько подвываю от боли в затекшем теле. Это ж сколько я внутри себя куролесил⁈ Вроде как только был обед, а теперь уже вечер?

Разгоняю эфир по телу, чувствуя, как возвращается контроль, как кровь начинает быстрей бежать, да и вообще, как восстанавливается организм. Истощения, как внутри себя, я не чувствовал. Был относительно бодр и местами даже свеж. Но есть хотелось просто нереально.

Минут пять полежав, я понял, что могу уже и встать. Глянул на часы — девять вечера. Круто я, конечно, потренировался. Теперь надо найти врага и проверить на нем то, что я узнал. Назову этот прием пафосно — Серое проникновение. Звучит как название порнушки, но мне подходит.

Пошел домой — знаю ведь, что там есть еда. Нет, так-то в кольце у меня тоже заначка имеется, но зачем ее тратить? Это неприкосновенный запас, на случай незапланированных путешествий.

Ну, значит, обошел я дом, захожу — и передо мной картина маслом. Сидят, жрут мою еду и увлеченно рассуждают об убийствах и расчлененке.

— Так, я не понял — что за нах⁈ –нарисовался я в дверях.

— Ты где был⁈ — подскочила Танька. — Мы всю академию на уши подняли!!!

— Ага, я вижу — так подняли, что задницы от стульев оторвать не можете!

— Ты не уходи от вопроса.

— За заднем дворе лужайку видела? Там, где еще удобные кресла стоят? Вот там я и был. Медитировал, раскачивал каналы, расширял источник.

— А на звонки почему не отвечал⁈

— Да чтобы не мешали. И вообще, что это за допрос? Я у себя дома — где хочу, там и сижу.

— А ничего, что мы переживали?

— А ничего, что надо было хотя бы по округе пробежаться? Все, я был голодный, а теперь еще и злой. И если быстро не поем, то плохо будет всем. Вот, магию новую освоил, как раз требуется подопытный. И тот, кто еще раз на меня повысит голос, идеально для этого подойдет.

— Дурак, — обиженно плюхнулась Танька на место.

Света скользнула по мне равнодушным взглядом — вот уж кто, если бы я сдох, переживать бы не стал. Хотя, если я помру, то и она тоже. Но уверен, в ее куриную голову эта мысль пока не пробилась.

Кристина, присутствующая тут же, опять гневалась, но благоразумно держала язык за зубами.

А вот Насти со Снежаной, как, собственно, и Гиви не было.

Хотя с последним понятно — если у него с той дамой сладилось, то ему точно сейчас не до меня. Трупкипанидзе, когда его накрывает очередной приступ любви, становится абсолютно неадекватным и старается держаться от всех подальше, а к своему объекту обожания поближе. Знаем, проходили.

— Все, я пошла, — Танька вытерла губы. — Иначе не выдержу и у меня станет на одного друга меньше. А вы наваляйте этому гаду по первое число.

Гордо развернувшись, она быстро свалила, окатив меня на прощание злобным взглядом. Ладно, это не в первый раз. Помиримся, тем более, что способы есть.

— Ничего не хочешь сказать? — Кристина сделала глубокий вдох. Видимо, успокаивалась, чтобы не начать орать.

— Нет, — коротко ответил я. — В няньках давно уже не нуждаюсь и отчитываться ни перед кем не буду. И если ты настроена на скандал или промывание мне мозгов, то лучше сразу уйди, пока не стало поздно.

— Так, значит, да⁈

— Послушай меня — я скажу это всего один раз, так что запомни на будущее. Я и только я могу оценивать свои поступки. И в дальнейшем буду всегда поступать так, как считаю нужным. И никто не может заставить меня передумать, кроме главы рода. В семье может быть главным только один человек — и это буду я. Нравится тебе это или нет, привыкла ты к такому или нет — мне пофиг. Я уже совершил подвиг и сказал, где был — а мог бы просто послать. Если бы что-то со мной реально произошло, уж будь уверена, я бы успел послать сигнал о помощи. А так — приходя домой, не желаю видеть напряженность и участвовать или слушать скандалы.

Долгий взгляд в мою сторону, цокот каблучков и громко хлопнувшая дверь. Отлично. Тишина — как это хорошо!

— У тебя интересная способность заводить друзей, — оторвалась от браслета Света.

— Ага. Видишь, как они меня любят, переживают так сильно, что убить хотят.

— Действительно, это глупо. Переживать за тебя? Да кому ты нужен?

— Ну, как минимум, тебе, — сделал я небольшой глоток из кружки. Вкусно. — Вот смотри — если я исчезну — не помру, а именно исчезну, — тебя тут, как мою рабыню, держать никто не будет. Отправят сразу в поместье. А мой отец очень не любит светлых, и память у него очень хорошая. Как, думаешь, сложится тогда твоя жизнь? К тому он же напрочь лишен уважения к чей-то незаслуженной свободе и считает, что каждый должен выполнять свои функции. Так что каморка для слуг и уборка поместья вручную тебе обеспечены. И это в лучшем случае. А может, еще и погрязней работу найдет. Так что я твой единственный шанс на нормальное существование. Усвой это и обдумай. А я спать — надоели вы мне все, сил нет.