Непристойная сделка (СИ) - Кей Саша - Страница 19

И только сейчас я осознаю, что означала его угроза про второй вариант.

Да ну не…

Он же не собирается?

Блин, рука Зарецкого уже сползла ниже талии.

Ещё сильнее ёрзаю, под насмешливым взглядом босса.

Я в себе уверена на сто процентов. Он меня ни к чему не склонит! Не тот случай.

Бодрюсь, но лучше б у меня была не только футболка, но и пояс верности.

— Короче, гони майку!

— Прямо сейчас снять? Тогда ты тоже давай, — развлекается Андрей.

Мужлан!

Так, а что это я сижу, как будто мне нравится на ручках у Зарецкого!

Я пытаюсь встать, но босс сидит в глубоком кресле, и мои телодвижения не только далеки от грациозности, но и обладают весьма низким КПД.

Ещё и Андрей мне не помогает.

Когда мне, наконец, удаётся соскочить с коленей, я вся красная, сконфуженная и злая.

Невыносимый тип!

А главное, какой самоуверенный!

Да я вообще ничего такого к нему не чувствую!

Вот вообще! И нечего часы на запястье поправлять! Развёл порнографию. Надо запретить всяким противным боссам смотреть так, что ноги становятся ватными.

И парфюм у них отобрать.

И заставить молчать.

Спохватываюсь, что рассматриваю Андрея, когда он под моим взглядом поправляет джинсы в паху.

Повторная волна краски теплом заливает мне шею.

Ой всё!

Ну неужели я не придумаю, как выкрутиться?

Фантазия, спасай!

Дезертирую играть в бадминтон, потому что сил моих нет находиться рядом с Зарецким. А в голове уже зреют варианты спасения.

Первый вариант — устроить ссору с Андреем уже прямо сегодня и под этим предлогом вызывать такси и свалить — приходится отбросить. Во-первых, папа ни в чём не виноват, и портить ему праздник безобразной сценой, да ещё и в присутствии его родни и друзей, мне совсем не хочется. А во-вторых, я уверена, что нас с Зарецким начнут мирить. Этого я не вынесу.

А вот второй вариант — сослаться на то, что босс храпит и уйти спать к Кристинке — вполне рабочий.

Ай да Лена! Ай да мозг!

На радостях я выдаю такие удары, что сестра начинает хныкать, что я хочу её убить. Стоп, нам ещё ночевать вместе. Я прекращаю избиение младенца.

Чёрт! Натёрла ногу босоножками. Самое время напялить мокасины.

Поднимаюсь в отведённую нам с Андреем комнату и обнаруживаю его там.

О нет…

Я не убрала с кровати гадские вещи, и теперь Зарецкий крайне внимательно изучает ассортимент. В одной руке у него там самая недоночнушка, в другой фигня, в которой я подозреваю трусики.

— Футболку, говоришь, надо? — переводит на меня потемневший взгляд генеральный. — Хрен тебе, Отдел продаж.

Я сижу и старательно делаю вид, что не пялюсь на Зарецкого, остро переживая окончание разговора с боссом, которое открыло мне глаза на его реальные намерения.

Только сейчас я начинаю понимать, что дело серьёзнее, чем я ожидала, и сентенция о том, что трусы с меня никто не снимет, очень спорная.

Выяснение отношений в спальне прошло стремительно и с разгромным поражением команды в голубых сарафанах.

Услышав от Андрея стол категоричный отказ поделиться футболкой, я, естественно, попыталась его вразумить, но явно выбрала неверный тон:

— Послушай, мы ведь не обязаны спать в одной комнате. Ты вполне можешь переночевать в гостиной на первом этаже. Родители встают поздно, никто не узнает, что эту ночь мы провели порознь…

— А ты тем временем будешь спать в этом здесь одна? — Зарецкий потряс тем, в чём я подозревала трусишки.

— Нет, конечно! Это вообще чистой воды недоразумение, — всплеснула я руками. — В этом и спать-то неудобно!

— То есть, на тебе даже этого не будет? Лена, чистой воды недоразумение — это ты, а вот это, — на этот раз Андрей встряхнул сорочку, — отягчающее обстоятельство. Когда тебе предлагали условия для смягчающих, ты сама отказалась. Так что приговор будет приведён в исполнение. Может даже, несколько раз.

Зарецкий отбросил тряпки на кровать и медленно двинулся на меня.

Сердце подскочило к горлу и ухнуло вниз.

— Э… — я так же медленно отступала с ощущением, что меня загоняет в ловушку хищник. — Ты же понимаешь, что ничего такого не будет, да?

— Уверена? — поднимает бровь Зарецкий, становясь на шаг ещё ближе ко мне.

Конечно, уверена!

— Это неэтично, — напоминаю я ему: — Ты — мой босс, я — твоя подчинённая…

— Подчинённая — это ты хорошо напомнила, — одобряет Андрей. — И что должна делать подчинённая?

Как-то сразу вспомнились любовные романы, которые клепает Машка, когда дикий и необузданный членобосс домогается сотрудницы, а она идёт на близость, потому что ей срочно нужна космическая сумма денег, допустим, на лечение племянницы. Иначе бы ни за что!

Вот и я. Ни за что!

Продолжая пятиться, взывала к разуму Андрея:

— У нас же чисто деловая сделка… а не какая-то там… э… непристойная!

— То есть ты решила, — Зарецкий сделал последний шаг, окончательно зажимая меня у стены, — что я согласился на весь этот спектакль только ради Климова?

— А разве нет? — просипела я.

Со смешком Андрей упёрся ладонями в стену с двух сторон от меня, заключая в ловушку.

— Лена, Лена… Я уже понял, что намёков ты не понимаешь… А ведь я говорил, о правильном коммерческом предложении.

Я хлопала на Зарецкого ресницами, пытаясь понять, что он имеет в виду под намёками. Какое коммерческое предложение?

Ну не может же быть такого, что Андрей захотел меня так, что спасу нет, просто потому что я посидела у него под столом?

— … так что я просто тебе напомню, на чём мы остановились, — договорил босс и наклонился ко мне.

А?

Прежде чем я успела вспомнить, о какой остановке ведёт речь Зарецкий, произошла подлая диверсия. Андрей притянул меня к себе и накрыл мои губы своими.

Да что он о себе возомнил!

Я на такое не поддамся!

А Зарецкий, кажется, твёрдо решил сломить сопротивление и использовал запрещённый приём. Сквозь тонкую ткань сарафана я ощутила горячие ладони, лёгшие мне на рёбра. Чтобы остановить скользящее движение, направленное в сторону груди, я ухватилась за предплечья, и меня тряхнуло. Я почувствовала под пальцами жёсткие волоски, мускулы под кожей, и… сама не заметила, как стала поглаживать руки Андрей, поднимаясь к плечам и испытывая восторг от того, что мне можно это трогать.

Я не забила панику, даже когда каким-то непостижимым образом оказалось, что я обхватила Зарецкого за шею и прижимаюсь к нему всем телом. Не чухнулась, что уже сама вовсю целую его.

Зато, когда поняла, что подол сарафана задран, а мужские пальцы сдвигают резинку трусиков, вот тогда я ужаснулась.

Как это произошло? Я же «ни за что»!

Разом разорвав поцелуй, я упёрлась ладонями в широкую грудь.

Нужно было что-то сказать.

Что-то такое, что ясно даст понять Андрею, что ему нечего ловить. Я непреклонна.

Но трудно врать, когда тело тебя выдаёт.

Я тяжело дышала, сердце моё грохотало так сильно, что, наверное, его стук был слышен Зарецкому.

Поэтому я просто позорно дезертировала.

Вывернувшись из объятий, я рванула из комнаты, будто за мной черти гнались.

И походу, именно то, как я улепётывала, подсказало Андрею, что я вовсе не так уж равнодушна к его поцелуям. И не только поцелуям.

Все эти дни я упорно гнала от себя воспоминания о казусе в прихожей Зарецкого. Упорно делала вид, что в тот вечер ничего не случилось. Я всё «забыла».

А сейчас игнорировать эти воспоминания не получалось.

Ведь Андрей именно про эту остановку вёл речь.

И вот теперь я на панике.

Я бы с удовольствием держалась от Зарецкого подальше, но на виду у умиляющейся мамы вынуждена подыгрывать Андрею, который то приобнимет меня, то поцелует в висок. На публике он не позволяет себе ничего такого, но атмосфера между нами электризуется всё сильнее. Я постоянно сталкиваюсь взглядами с Зарецким, и каждый раз у меня бегут мурашки, приподнимая волоски на руках. Сердце как сумасшедшее качает кровь, насыщая её адреналином, потому что в глазах Андрея я вижу свой приговор.