Бунт (СИ) - Старый Денис - Страница 39

Тараруй, как многие окрестили Хованского, быстро и решительно поднялся по ступенькам. Оказался чуть выше толпы. Хорошее место, дабы завершить воззвание к стрельцам.

— Так что ж, стрельцы? Продолжаете ли вы думать, что молчать нужно? — продолжил Хованский обращение к стрелецкой толпе. — Али слово казать час настал?

— Нет! Говори, батюшка! — выкрикивали давно уже подкупленные стрелецкие сотники.

Они делали это с упоением. Ещё бы — за поддержку каждому обещано по десять полновесных ефимок серебром. Ну и после Хованский обещал не обделять милостями.

— То, что я вам скажу, — тайна великая, кою скрывали от вас! — выкрикнул Хованский и сделал паузу.

Не только в насмешку этого человека называли Тараруем, тем, кто произносит пустые слова. Порой это бывал и комплимент — некоторые признавали, что Хованский умеет чувствовать толпу, разговаривать с людьми, словно тот древнерусский сказитель, красиво и образно излагать мысль.

Вот и сейчас Иван Андреевич явно видел, что заинтересовал стрельцов. Кому не хочется быть причастным к великим тайнам? Стрельцы искренне считали, что от них, как от силы мощной и важной, ничего скрывать нельзя.

— Старший сын ныне здравствующий — Иван Алексеевич… — вновь небольшая пауза. — Он здрав, разумен. И то, что говорят про Ивана Алексеевича, — лжа Нарышкиных.

Толпа заволновалась. Такое откровение! А ведь говорили же ранее… И ни у кого не возникло сомнений, ведь и сам Алексей Михайлович, и последующий царь Федор Алексеевич, все они признавали скудоумие Ивана.

А тут же что! Все лгут!

— Так выходит, что царём стал молодший в обход достойного старшего брата? — задал правильный, заранее подготовленный вопрос один из стрелецких сотников.

Хованский развёл руками, мол, за что купил, за то и продал. А вы, стрельцы, сами думайте! Хованский прекрасно понимал, что, если толпа придёт к определённым выводам самостоятельно, то всё будет выглядеть правильно. А вот если внушать толпе да постоянно повторять одно и то же, то многие усомнятся в словах. Нельзя забирать у людей иллюзию, что к нужным выводам они сами подобрались. Даже наоборот, лучше им её подарить.

— Правильно возмущаетесь, стрельцы! Злодейство это! — сделав паузу и переждав выкрики уже не только подставных стрельцов, но и обычных служивых людей, Хованский продолжал. — Как же поступить, и не знаю я.

— Что делать, батюшка? — последовал вопрос от стрельцов.

— А вот сами мне и скажите! А что решите, стрельцы, так в том найдутся бояре, что поддержат вас, — Хованский упивался той властью, которая сейчас на него обрушивалась. — А еще и денег дадут. Должны же те, кто за правое дело стоит, деньгу имать!

Он уже чувствовал толпу, понимал, что замосквореченские стрелецкие полки — с ним. А ведь этих стрельцов Нарышкины призывали, чтобы усилить порядок в Москве на время объявления Петра Алексеевича царём и его венчания на царство. Просчитались.

Но стрельцы пока не выдавали конкретных идей. А выкрикивать одним и тем же сотникам — тоже неверно. Не такие уж люди дремучие, чтобы не рассмотреть подставных, если крикуны будут сильно активничать. Так что пришлось Хованскому в тишине продолжить свою речь.

— Вспомните меня, стрельцы! Те из вас, кто брал со мною Вильно, Могилев и Полоцк! Как славно я вёл вас к победам! И нынче — что вы решите, то и будет победой нашей! — Хованский настойчиво подталкивал стрельцов к выводам.

Нужным выводам. И вопрос уже возникал, а кому ж именно нужным? Здесь и сейчас Хованский начинал думать, что он сможет самостоятельно зайти наверх в политическом устройстве России. Зачем ему Софья? Хованский может править и при Иване Алексеевиче, только разве скрыв его от общественности.

В это же время Иван и Пётр Толстые да иные люди Милославских, поднимали стрельцов в Стрелецкой слободе. Все говорили одно и то же: скрывают Нарышкины, что на самом деле Иван Алексеевич не такой уж и болезный. Правда, Толстые и Милославские несколько обходили конкретику. Мол, был Иван Алексеевич хворый, да выздоровел Божьей милостью. Дурень? Ну не совсем уж и полный дурак. А будут рядом с ним бояре многомудрые, так и поумнеет, а где подскажут правильные решения. Да и стрельцы подсказать могут!

Подобная смена риторики была вызвана необычайной активностью в Кремле. Слух о том, что целый стрелецкий полк уже пошёл на выручку Петру Алексеевичу, расползался по всей Москве с небывалой скоростью. Уже было найдено подметное письмо, в котором сообщалось, что Иван и Петр — оба целы, и никто их не убивал. Что Иван — любимый брат царя Петра.

И Софья Алексеевна поняла, что, если стрельцов не поднять прямо сейчас, то и те силы, что отправились в Кремль, и Матвеев с другими сильными боярами — все они задавят бунт в зародыше.

Так что, несмотря на то, что день начинал клониться к вечеру, было решено поднимать полки сейчас. Проснувшийся от «спячки» Матвеев показался им теперь неожиданно серьёзным противником. Думали, что он бражничать начнёт да заниматься своими усадьбами, которые были у него когда-то были изъяты и разграблены. Но нет…

И никто из заговорщиков пока и не догадывался, кто же именно стал причиной такой активности со стороны Нарышкиных. Да, пришли известия, что убийство молодого стрельца не удалось. И это, кстати, еще была одна причина, почему бунт подымался так наскоро, не до конца подготовленный. Если будет следствие… А Нарушевич, тот шляхтич, что возглавлял покушение, неизвестно куда пропал.

Милославские даже ещё и не знали о том, что непосредственно Нарышкиных и отстранили от власти. И что думать о какой-то глупости. недальновидности отца и братьев царицы Натальи Кирилловны не приходится.

— Защитим истинного царя Ивана Алексеевича! — наконец-таки прозвучало в толпе то, чего добивался Хованский.

Прямо камень слетел с шеи Ивана Андреевича. Он почувствовал — всё получится.

— А коли так, то хватайте пищали свои, стрельцы, да сабли наточенные с бердышами! Требовать пойдём от Нарышкиных правды и справедливости! — Хованский усмехнулся. — Ну, а что вы найдете в усадьбах Нарышкинских, вашим станет. На том слово своё даю, что не буду считать сие злодеянием! И царя нашего Ивана Алексеевича на то упрошу.

Если после призыва отправляться в Кремль толпа ещё подалась как-то неуверенно, то после слов о том, что можно безнаказанно пограбить богачей Нарышкиных, легенды о золоте и серебре которых так тщательно распространялись по всей Москве… море людское заколыхалось и готово было выйти из своих берегов.

— Да как же так, братья, был я в Первом полку… Там правда: Иван Алексеевич дурень и есть, и хворый он, — стал выкрикивать один из стрельцов. — Молодой десятник Стрельчин повел верных ему, всем выплаты положенные пообещаны!

Другие сотоварищи делали вид, что своего сослуживца не знают, расступались от него подальше, будто бы оспины заразные увидели на лице молодого стрельца.

А в это время грозной и решительной поступью Иван Андреевич Хованский шёл к этому поборнику правды. Толпа расступалась, предоставляя беспрепятственный проход своему вожаку.

— За поклёп и бранные слова на государя нашего Ивана Алексеевича! — Хованский моментально извлёк саблю и рубанул наотмашь стрельца.

Упал стрелец к ногам Хованского. Молчание. Толпа не знала, как реагировать.

— За правду! Никто не смеет браниться на государя! Смерть ворам Нарышкиным! — закричали купленные сотники.

Кровь… Она — сильнодействующий клей в любом бунте. Она пролилась.

И толпа ринулась в сторону Кремля. Кто-то и вовсе не понял, что же там произошло, возле крыльца, с которого вещал Хованский. Иные посчитали действия Ивана Андреевича справедливыми — ведь вот только они услышали правду, и снова тучи на ясно солнышко нагонять? Тем более, что именно Хованский сейчас являлся главой розыскного приказа. Он мог, имел право судить.

Тех, кто всё-таки посчитал, что Хованский был неправ, было немало. Вот только они молчали Куда все идут, туда и они пойдут. После же, будь нужда, повинятся. На то и надежда. Все же не осудят!