Развод. Да пошёл ты! (СИ) - Ясенева Софа - Страница 13

— Простите, — выдыхаю я, вытирая глаза тыльной стороной ладони.

— Всё в порядке, — спокойно говорит она. — Тут можно плакать. Тут можно быть собой.

И тогда меня прорывает по-настоящему.

— Мне всё время казалось, что если я просто постараюсь чуть больше — муж будет доволен. Хотя я видела, что он отдаляется.

— А почему вы так старались? Почему не позволили себе уйти раньше? — спрашивает она.

— Наверное… я всегда старалась быть удобной. Ещё в детстве мама говорила: будь умницей, не перечь, не груби мужу. И я будто так и осталась этой «удобной» девочкой.

— А ещё?

— Я боялась показаться неидеальной женой. Всё время старалась соответствовать, поэтому и не решалась заняться своей карьерой. А когда не получалось, винила себя. Думала, что если он раздражается — значит, я делаю что-то не так.

Я замолкаю, а потом вдруг добавляю:

— И всё время сравнивала себя с другими. С теми, кто выглядит лучше, ведёт себя мягче, умеет быть «правильной». Как будто я всё время проигрываю в сравнении с ними.

Психолог чуть наклоняет голову:

— То есть вы всё время жили в ощущении, что должны заслужить любовь и вас нельзя любить безусловно?

Я киваю. Только сейчас приходит осознание, насколько точно она отмечает то, что мешало мне жить счастливо всё это время.

— Это больно — осознавать, что вы всё делали для кого-то другого, забывая о себе. Но это и точка силы. Потому что теперь вы можете начать делать выбор в свою пользу.

Я вдруг понимаю, что готова произнести это вслух:

— Я имею право жить по-своему. Даже если это кому-то неудобно.

На второй встрече мы уже говорим о желаниях. Она спрашивает:

— Вы ведь начали упоминать, что хотите чего-то нового. Что это?

— Я думаю… я хочу научиться не жить в тревоге. Научиться себя поддерживать. Не ждать, что кто-то придёт и спасёт. И, может, всё-таки… подумать о своём деле. О чём-то, что будет только моим.

— Это хорошие ориентиры. Давайте пока просто представим, как бы выглядел ваш день в жизни, где вы спокойны, заняты любимым делом, и рядом только те, кто приносит радость.

Я закрываю глаза и вижу себя в маленьком, но стильном салоне. В нём уютно, светло. Я постоянно улыбаюсь, в хорошем настроении. Ко мне приходят женщины — уставшие, как я когда-то, и я их понимаю. Мне хорошо от того, что я делаю их чуточку счастливее.

На третьей встрече мы говорим о страхе одиночества.

— Что вас страшит больше всего в разводе? — спрашивает она.

Я долго молчу, а потом выдыхаю:

— Наверное, то, что всё это было зря. Что я останусь одна и никто не полюбит меня настоящую. Не идеальную, не вечно радостную… И неспособную родить ребёнка.

— Но вы уже были несчастливы в браке. Это была любовь?

— Поначалу да. Но потом начались проблемы с тем? чтобы забеременеть. Наверное, это и стало началом конца.

— Иногда одиночество кажется страшным, но оно — не враг. Оно может быть временем для восстановления. Особенно если альтернатива — разрушение себя.

Я молчу. А потом вдруг шепчу:

— Может, одиночество и не самое страшное.

— Возьмите время, чтобы подумать об этом.

На этой сессии мы ещё раз возвращаемся к образу моей новой жизни. И я вдруг чувствую, что у той женщины в моём воображении, которая идёт по дороге одна, расправлены плечи. Она не боится.

На выходе из кабинета меня неожиданно встречает Женя.

Он стоит с телефоном в руке, глаза — как у совы, широко раскрытые, налитые тревогой и злобой вперемешку.

— Саша! — Он почти кидается ко мне. — Ты вообще в своём уме? Я думал, с тобой что-то случилось! Ты три дня не берёшь трубку! Я начал звонить в санаторий, мать твою!..

Я так мало думала о том, как там Женя, что теперь с трудом впускаю в голову мысли о нём.

— Женя… я просто хотела убрать все стресс-факторы. Телефон — один из них. И, прости, но ты — тоже.

Он отшатывается, будто я дала пощёчину.

— Ты совсем поехала головой, да? Зря я тебя сюда отправил. Я тебе, между прочим, не чужой человек, Саша! Неужели нельзя было просто написать, что ты не хочешь разговаривать?

— Тогда бы ты всё равно написал. Или позвонил. Или приехал. А я хотела побыть наедине с собой.

Он сжимает челюсть, злобно отводит взгляд.

— Да что ж с тобой стало, а? Где та Саша, которая не могла уснуть, если мы не поговорим? Где та, которая всегда шла на компромисс?

— Та Саша устала быть удобной. Устала ставить чужие чувства выше своих. Устала каждый раз прогибаться, чтобы только сохранить иллюзию "хороших отношений". Я больше не хочу быть той, кто всегда молчит и терпит.

И я поворачиваюсь и иду к себе в корпус. Не оборачиваясь.

Потому что я правда устала. Работа над собой не менее тяжёлый труд, оказывается.

У моей комнаты Женя всё же решает догнать меня. Видимо, запас терпения иссяк. Ну нельзя же просто так взять и уехать, правда? И все слова врача о покое и снижении стресса больше не в счёт. Ведь задеты чувства большого мальчика Жени. Кто-то посмел выключить телефон и не согласовать это с его важным мнением.

— Саш, стой, — топает по плитке, явно закипая. — Да подожди ты! Несёшься, как будто за тобой черти гонятся!

— Женя, чего ты хочешь? — оборачиваюсь через плечо. — Мы же всё уже обсудили. Я — ужасная, ты — страдалец. Три дня вне зоны доступа — катастрофа вселенского масштаба.

— Ты снова всё выворачиваешь! — подходит ближе. — Я, между прочим, твой муж! Кому ещё за тебя волноваться? Ты только из больницы!

— Я не хочу снова ссориться. У меня нет ни сил, ни желания. Можешь считать, что я не права, а ты — герой. Только, пожалуйста, иди домой. Мне правда нужно время, чтобы восстановиться.

Он замирает, потом осматривает меня с ног до головы.

— Ты совсем другая стала…

— Какая же? Просвети.

— Резкая. Злая. Раньше ты мягче была. Сговорчивей. А сейчас… — он тяжело выдыхает. — Я же стараюсь, Саша. Что тебе нужно? Букеты каждый день, завтраки в постель, колечко с бриллиантом? Может, тебе просто… ну… разрядки не хватает? Так ты только скажи. Я не знаю уже, что с тобой делать. Ты всё воспринимаешь в штыки.

И такой у него усталый вид, как будто его энергия высосана до последней капельки. Всё-таки тяжело жить одному. Никто бедному рубашки не гладит, не кашеварит ему по три блюда, не ублажает в постели по первому зову. Словом, бесхозный мужик, привыкший жить на всём готовом, выглядит как побитая псина.

Где же все его многочисленные любовницы? Неужели никто не торопится приголубить и обстирать такого завидного жениха?

И мне его не жаль. Ни капельки. Вот такая я стала бессердечная.

— Знаешь, поскольку слышать правду ты не очень-то стремишься, давай сойдёмся на том, что да, именно колечка мне и не хватает.

— Понял. Тогда жду тебя дома. Еще три дня осталось?

— Да.

— Только не выключай телефон. Обещаю не названивать.

Уходит, думая, что наконец нашёл подход ко мне. Проще считать, что именно что-то материальное и есть то, что может склеить развалившиеся отношения.

Позже вечером я устраиваюсь поудобнее в кровати с ноутбуком. На коленях — тёплый плед, рядом чашка травяного чая. Щёлкаю по тачпаду и открываю пустую заметку. Что дальше? Как двигаться вперёд, когда за спиной столько лет, прожитых не так, как хотелось бы?

За окном темнеет небо. Свет фонаря вырисовывает на стене тени от ветвей, а в корпусе напротив загорается свет в окнах. Санаторий засыпает, укутывая каждого своего жильца тишиной и покоем. Снизу доносятся негромкие голоса любителей прогуляться в темноте, запах хвои смешивается с травяным чаем. Здесь впервые за долгое время мне действительно спокойно. Как будто никто не торопит, не требует, не дёргает. Я — сама по себе. И это пугающе, но и прекрасно одновременно.

Очевидно, что для того, чтобы открыть свой салон, мне понадобится не только помещение, но и стартовый капитал. Деньги на аренду, на ремонт, на закупку оборудования, косметику, кресла, зеркала, освещение. Я прикидываю примерную сумму — и вздыхаю. Брать её особо неоткуда. Сбережений — мизер. Просить в долг у Кирьяновых? Смешно. Инна, конечно, как только узнает, тут же предложит помочь. Но мне не хотелось бы. Я хочу сделать это сама. Для себя. Своими руками.